Дроздовцы в огне
Шрифт:
На капитанском мостике пулеметной очередью мгновенно снесло капитана. Мы привалились к берегу под огнем, податься некуда — в западне. Стоны раненых, стук оружия, гул. На мостике рядом со мной стоит капитан Мищенко с ручным пулеметом Льюиса.
— Мищенко, видите? — кричу я.
В утреннем тумане хорошо видна лестница у берегового обрыва, на обрыве два темных пулемета, вокруг суетится команда.
— Так точно, вижу!
— Открывайте огонь.
Мищенко, вовсе не думая в ту минуту, что я командир полка, крепко звякнул меня по спине пулеметом. Я согнулся, опершись руками о поручни капитанского
Вдруг пулеметы смолкли. Наши стрелки забрались по лестнице на обрыв, а там один пулемет опрокинулся, другой зарылся в землю; кругом убитые. Капитан Мищенко одним диском срезал, оказывается, десяток красных пулеметчиков. Если бы не он, наши потери под их огнем были бы отчаянными.
К рассвету перешеек был занят 1-м батальоном. Выгрузилась вся десантная бригада. Красные отошли. После Новороссийска на оба полка у нас было всего четыре пушки, в запряжках мулы; ни коня, ни подводы, ни автомобиля, кроме расшатанного «фордика» генерала Витковского. Патроны и пулеметы с запасными частями бойцы несли на себе; все были перегружены до отказа.
С пылом кинулись мы в Хорлы искать лошадей. Но их нашлось немного, две-три подводы и никуда не годные верблюды, истощавшие, добродушные, с плешинами, в клочьях бурой шерсти.
Мы разместились в тихом безлюдном поселке с хорошими строениями немецкой хозяйственной руки. Наша радиостанция только принимала, и мы не могли послать в Севастополь весть о высадке. День прошел спокойно.
Под вечер у Витковского собрался военный совет. Генерал, несмотря на все трудности, настаивал на выполнении боевой задачи до конца: прорваться с перешейка по тылам противника к Перекопу. Военный совет решил: наутро наступление.
Ночью в охранении был 1-й полк. От 5-й и 6-й рот, выдвинутых далеко вперед, за полночь застучала стрельба. Красные поднялись внезапной атакой. Обе роты были смяты, начали быстро отходить.
Тревога ночного боя, крики, топот бегущих, смутный звон — все, как на ночном пожаре. 1-й полк по тревоге собрался у полкового штаба. Из темноты, наши роты в беспорядке отступают на нас, а за нами, за косой песка, темное море. Корабли ушли далеко от берега. Если нас сметут, сбросят с песчаной косы, всех перебьют в воде. Тогда каждый хорошо понял старые слова: победа или смерть.
Я приказал играть полковой марш. Над перекатами залпов, в тревожной смуте ночного боя торжественно запел егерский марш. Полк стал разворачиваться для атаки. Мы двинулись вперед с оркестром. Красные услышали музыку, их огонь стал смолкать. Они были изумлены: думали, по-видимому, что все перед собой на перешейке смяли, а на них, точно из самого моря, идут во весь рост цепи атакующих с торжественным маршем, как на ночном смотру. Красные не выдержали атаки, откатились назад.
С оркестром мы подошли к месту боя, где были смяты 5-я и 6-я роты. Отступающих здесь приняла на себя 7-я рота доблестного капитана Конькова. Перешеек здесь очень узкий, у берега мели, 5-я и 6-я отступали в потемках
Я стоял на косе с капитаном Коньковым и поручиком Сараевым, когда слева, с моря, донесся невнятный крик: — Помогите, тону!..
Поручик Сараев во всей амуниции мгновенно кинулся в темную воду и поплыл. Сильно и радостно дыша, он вскоре вышел на берег с солдатом на руках. С обоих шумно бежала вода. Молодой, из красноармейцев, солдат 6-й роты был ранен в ноги. Он пробирался с другими к берегу, но попал в глубокое место, ослабел и захлебывался, когда к нему подплыл поручик. Теперь он, как ребенок, обнял офицера рукой за шею и благодарно плакал.
Я помню светящиеся глаза Сараева, я хорошо помню офицера с солдатом на руках, выходящего ночью из моря. И теперь мне это кажется видением или знамением той России, которой неминуемо еще быть.
Наш отдых перед наступлением пропал. Часов в восемь утра мы уже тронулись на деревню Адамань, пробиваться на Перекоп. Нас еще нес порыв ночного боя, стремительность победного удара. Красные отступали. Мы накатили на Адамань. В бою под Адаманью конными разведчиками 1-й Дроздовской батареи совместно с генералом Витковским, выехавшим в атаку на автомобиле с пулеметом Льюиса, была взята красная батарея.
Пушки нам были дороже хлеба. В Новороссийске орудий не грузили, все было брошено, уж не знаю, в отчаянии или в чаянии захватить орудия в новых боях.
1-й и 2-й полки в Адамани передохнули. Здесь мне достался конь, покойный и удобный, как вместительное кресло, и я вспомнил порывистую Гальку — белые чулочки, с которой навсегда простился в Новороссийске. В полуверсте впереди Адамани, на хуторе, встали сторожевое охранение, офицерская и пулеметная роты, команда пеших разведчиков. Владимир Константинович Витковский и я наблюдали с хутора за отходом пехоты красных.
За полем вдруг поднялись, заблистали столбы пыли. У нас пошел тревожный гул: "Кавалерия, кавалерия". На хутор летели красные лавы. Я приказал не стрелять. Подпустить до отказа. Мчатся столбы пыли, сверкание, топот большого движения. Не стрелять.
Выстрел. Кто-то не выдержал. Колонна содрогнулась, как бы запрыгала от залпов. Заскрежетали, точно ликуя, все наши пулеметы. Страшный огонь. Столбы пыли отмахнуло, погнало назад. Конная атака отбита.
В Адамани нас и застала ночь. Генералом Витковским нам дан был краткий отдых до двух часов. В три часа мы должны были выступить в ночной марш. Три часа. Едва светает. 1-й полк уже вытянулся на серой дороге к Перекопу. В голове после Адамани должен идти 2-й полк.
Но 2-го полка мы на дороге не нашли. Он опоздал минут на сорок. Эти сорок минут ускорили весь ход боя. Полки сошлись и один за другим двинулись вперед в четыре часа утра. И едва двинулись, минут через двадцать передовые 2-го полка столкнулись с передовыми красными.
Залпы, «ура». Вся колонна сбилась с марша. Мы бросились вперед бегом ко 2-му полку. Помню белую полосу прохладной зари в темном небе, и как от росы дымилась в канавах жесткая трава, помню топот бегущих, порывы дыхания.
На дороге, как раз посредине, кем-то брошена громоздкая бричка. Стрелки ее обегают, прыгают через нее. Я подскакал: — Чего стоишь, прочь с дороги!