Дрожащая скала
Шрифт:
– Слушаю, сударь, – сказал Конан почтительно, хотя по голосу заметно было, что он вовсе не убежден доводами своего господина. – Вы лучше меня знаете, что хорошо… А насчет того, – прибавил он с таинственным видом, – о чем мы сейчас говорили, я заверяю вас, что я уже сделал навсякий случай некоторые распоряжения. Я спрятал в подвале замка немного пороху и несколько ружей, и если нас дерзнут атаковать…
– Хорошо, хорошо, мы еще не дошли до этого, страшный и воинственный Конан. А пока нам не пришло время тратить свой порох на революционеров, до тех пор я пойду изведу
Этот разговор, как мы сообщили, происходил на пустынном холме, подверженном сильному ветру, свистевшему с моря, а с холма виднелся канал острова Лок. В ту минуту, когда Альфред, сделавши Конану дружеский знак, намеревался отправиться на охоту, старик указал ему на две лодки, что плыли к острову от сент-илекского берега, с усилием борясь с приливом.
– Послушайте, сударь, – сказал он, – по какому случаю направляются к нам оттуда эти посетители?
– Посетители? – повторил Кердрен, проворно оборачиваясь. Но на этом расстоянии глаза его не могли различить лиц тех, кто находился в лодках. Конан, несмотря на свои лета, углядел больше.
– Ставлю бутылку доброго вина против кружки кваса, – сказал он, прикрыв глаза ладонью, чтобы защитить их от солнца и ветра, – что этот большой детина в черном рединготе, которого я примечаю в первой лодке, – Туссен, старый сент-илекский нотариус, который воображает, что лучше нас с вами знает историю нашего острова… Потом какие-то другие господа и нарядные дамы, которых я еще не могу рассмотреть в достаточной степени, чтобы узнать их поименно.
– И дамы, говоришь ты? – вскричал Альфред. – Что же это в самом деле?.. Ах да… А я совсем и забыл, преспокойно отправляясь себе на охоту, черт возьми! Эдак чего доброго можно перессориться со всем городом, а в такое время это было бы большим безрассудством…
– Что вы говорите, сударь? – с беспокойством спросил Конан. – В чем же дело?
– В чем? Третьего дня был я у Туссена, нотариуса, в многочисленном обществе. Говорили об исторических диковинках нашего острова, и многие из присутствовавших, возбужденные педантским пустословием Туссена, выразили желание видеть их… Особенно дамы обнаруживали большое усердие проделать опыт над Дрожащей Скалой, к которой, как тебе известно, мы неохотно дозволяем приближаться всякому…
– Над Дрожащей Скалой? Талисманом вашей фамилии? – повторил с упреком старик. – Ах, сударь, это похоже на осквернение святыни!
– Суеверие совсем вскружило тебе голову, да и другим… Я знаю лучше всякого, что такое Дрожащая Скала… потому всех, которые там были, я пригласил на остров посетить наши друидические камни.
– И обедать, может быть? – спросил Конан.
– Нет, успокойся… Это значило бы убить тебя и кухарку Ивонну, а я дорожу своими служителями. Нет, я положительно не приглашал этих людей на обед; однако, проводивши их целый день по острову, трудно будет мне не предложить им некоторого подкрепления, скромного завтрака, например…
– Точно, сударь, это надобно! – продолжал Конан в волнении. – Иначе, что бы подумали о нас? Да, надобно получше
– Ну, не взыщут с меня за мое холостяцкое хозяйство, не робей, мой добрый Конан, и поправь поскорей мою оплошность… В погребе есть несколько бутылок старого вина, в коптильне – немного ветчины, не говоря о той прекрасной дичи, которую я настрелял вчера на Сен-Жильском берегу. Ну, в дорогу, Конан! Беги проворнее в замок и уладь там все с Ивонной, если не хочешь, чтобы все погибло, даже честь!
– Бегу, сударь, и все будет устроено как нельзя лучше… вы ведите их подальше, чтобы дать нам время. Я позову на помощь Пьеретту, дочь тетушки Гой. Но вы-то, сударь, – продолжал он, осматривая своего господина с наивной заботливостью, – неужто вы гостей-то будете принимать в этом измятом платье, в этих запыленных сапогах и этой нескладной шляпе?
– Что за нужда? – отвечал Альфред, слегка отряхивая платье ручкой своей охотничьей плети. – Для них сойдет и так… Но одну минутку, Конан. У тебя такие зоркие глаза, что я еще хочу испытать их… Не можешь ли ты разглядеть какой-нибудь из тех дам, которые там в лодках?
– Как не разглядеть, сударь. В одной сидит мадемуазель Флора Туссен, сестрица нотариуса, и несколько других, которых я никогда не видывал. В другой я различаю госпожу Лабар… Знаете ее? Вдову того прежнего корсара, что умер два года тому назад в Сент-Илеке и оставил своему семейству пропасть добра, которому, может быть, лучше бы достаться в другие руки.
– Госпожа Лабар, говоришь ты? Из женщин она одна в этой лодке?
– Нет, нет, сударь… теперь и вы можете видеть, как я, другую женщину, помоложе и постатнее, которая всякий раз жмется к ней, как волна покачнет лодку. Это, верно, мадемуазель Жозефина Лабар, самая красивая девушка в здешней стороне, говорят.
– Жозефина! – вскричал молодой человек в радостном восторге. – И она тоже! Возможно ли, после того, что произошло между нами? Так она не сердится на меня!.. Я несмел надеяться… Твердо ли ты уверен, что узнал мадемуазель Жозефину Лабар?
– Твердо, сударь, – отвечал управитель, с беспокойством глядя на него.
– Итак, я не ошибся! Потому что и я тоже угадал ее, сердце мне говорило… Но поспешим: надобно приготовиться учтиво принять посетителей… Я передумал, Конан, и хочу идти вместе с тобою в замок: в этом костюме неприлично принимать дам… Идем же, идем проворнее.
Он схватил ружье под мышку и начал подниматься по тропинке с такой скоростью, что Конан едва поспевал за ним. Через несколько минут бедняга совсем выбился из сил и почти задыхался. Альфред заметил это, хотя и был занят своими мыслями.
– Не спеши так, мой старый друг, – сказал он, – ты можешь догнать меня позже.
– Да, если позволите, сударь… ноги-то у меня уже не двадцатилетние!
– Так до свидания…
И он принялся бежать к замку, сопровождаемый своей собакою, которая, казалось, немало была удивлена этой неожиданной переменой направления.