Друд, или Человек в черном
Шрифт:
— Вы поможете нам пройти туда… и разыскать его? — спросил Диккенс. — Я понимаю, вы не хотите беспокоить других… э-э… обитателей этого мира, но Друд дал мне понять, что хочет, чтобы я его нашел.
— И каким же образом он это сделал? — поинтересовался Король Лазарь.
Признаться, у меня возник такой же вопрос.
— Потрудившись представиться мне, — ответил Диккенс. — Сообщив, в какой именно район Лондона направляется. Напустив на себя таинственность, чтобы возбудить во мне любопытство и желание продолжить наше знакомство.
Китаец на деревянной скамье не кивнул и не моргнул. Только тогда я осознал,
— Было бы весьма прискорбно, если бы кто-нибудь из вас, джентльмены, написал и опубликовал что-нибудь о нашем подземном мире. Вы сами видите, как он хрупок… и легкодоступен.
Я подумал о колоссальных усилиях, которые пришлось приложить Хэчери, чтобы могучим плечом сдвинуть с места каменный постамент, закрывающий вход в верхнюю подземную галерею; подумал о едва заметной тропке, тянущейся по красной пыли к невидимой калитке в железных воротах; подумал о жуткой узкой лестнице, ведущей на второй ярус катакомб, и о лабиринте, по которому мы прошли, чтобы найти этот опиумный притон… в общем и целом я не был уверен, что разделяю мнение китайского короля относительно доступности этого места.
Однако Диккенс, казалось, согласился с Лазарем. Он кивнул, но все же сказал:
— Я хочу единственно найти Друда. У меня нет желания писать о Подземном городе. — Он повернулся ко мне. — Вы ведь чувствуете то же самое, правда, мистер Коллинз?
Я неопределенно хмыкнул, предоставив королю мумий-опиоманов понимать это, как ему вздумается. Я был романистом. Все и вся в моей жизни служило материалом для моих сочинений. И уж конечно, писатель, стоявший сейчас рядом со мной в свете свечей, всегда руководствовался данным принципом в большей степени, чем любой другой писатель современности или прошлого. Как он мог говорить за меня и заявлять, что я никогда не напишу о столь необычном месте? Как он мог сам с честными глазами обещать такое? Человек, превративший своих отца, мать, несчастную жену, бывших друзей и бывших возлюбленных в сырье для штамповки своих литературных персонажей.
Король Лазарь медленно наклонил голову в шелковой шапочке, каковое движение можно было истолковать как самый медленный в мире кивок.
— Было бы крайне прискорбно, если бы с вами, мистер Диккенс, или с вами, мистер Коллинз, приключилась какая-нибудь беда, пока вы гостите у нас здесь или исследуете Подземный город под нами.
— Мы тоже так считаем! — почти весело воскликнул Диккенс.
— Однако никто не может гарантировать вашу безопасность за пределами моих владений, — продолжал китаец. — Вы сами поймете это, когда… если… продолжите путь.
— Мы не просим никаких гарантий, — сказал Диккенс. — Просим лишь посоветовать, как нам действовать дальше и куда направиться отсюда.
— Вы меня не совсем поняли. — Впервые за все время разговора в голосе Короля Лазаря послышались по-азиатски резкие нотки. — Если с одним из вас, джентльмены, что-нибудь случится внизу, второму не позволят вернуться в наземный мир и написать, рассказать, дать показания о случившемся.
Диккенс бросил на меня взгляд, потом снова повернулся к Королю Лазарю.
— Мы понимаем.
— Не совсем, — промолвил
Диккенс снова взглянул на меня, но никакого вопроса не задал. Если честно, в тот момент я предпочел бы отойти с ним в сторонку, обсудить дело и проголосовать. А если совсем честно, в тот момент я предпочел бы просто пожелать опиумному китайскому королю приятного вечера и убраться оттуда восвояси — подняться из подземной усыпальницы на свежий ночной воздух, пусть и насыщенный зловонными миазмами переполненного кладбища, нареченного Диккенсом «Погост Святого Стращателя».
— Мы все понимаем, — горячо говорил Диккенс китайцу. — Мы согласны с поставленными условиями. Но мы все равно хотим спуститься вниз, в Подземный город, и разыскать мистера Друда. Как нам это сделать, Король Лазарь?
Наглость Диккенса, который принял жизненно важное решение за нас обоих, не потрудившись хотя бы посоветоваться со мной или поинтересоваться моим мнением, настолько меня ошеломила, что мне показалось, будто голос Лазаря доносится откуда-то издалека, приглушенный расстоянием.
Китаец говорил или декламировал:
Je suis un grand partisan de l'ordre
Mais je n'aime pas celui-ci.
Il peint un eternel desordre,
Et quand il vous consigne ici,
Dieu jamais n'en revoque l'ordre.
— Отлично! — воскликнул Диккенс.
Я же, потрясенный и возмущенный поведением Неподражаемого, поставившего на карту мою жизнь вместе со своей столь беспардонным образом, не понял ни единого французского слова.
— А как и где мы найдем эти беспорядок и порядок? — продолжал мой друг.
— Понимание, что даже в видимом беспорядке кроется совершенный порядок, как в Уэллсе, приведет к апсиде, алтарю и лестнице за грязной перегородкой, — сказал Король Лазарь.
— Да-да. — Диккенс понимающе кивнул и даже выразительно глянул на меня, словно призывая запоминать все хорошенько.
Лазарь снова принялся декламировать:
Все, чем бахвалятся пред миром греки,
Подземные описывая реки
Стикс, Ахерон, Коцит и Флегетон,
Здесь явлено в одной реке. Но стон,
И крик, и смрад сильнее здесь стократ.
На веслах нашего челна сидят
Два провожатых пострашней Харона.
Здесь каркают зады, а не вороны,
И вместо Цербера вдоль берегов
Повсюду бродят своры диких псов.
Слышны вокруг не призраков стенанья,
А вопли, брань, проклятья, причитанья
Заблудших душ, грехом отягощенных,
На адовые муки обреченных.
Я попытался поймать взгляд Диккенса, дабы своим пристальным выразительным взглядом дать понять, что нам пора уйти прочь, давно уже пора, что наш опиумный король безумен, как безумны были мы сами, когда решили спуститься сюда, — но Неподражаемый, пропади он пропадом, опять кивал с самым понимающим видом и говорил: