Друг мой, враг мой
Шрифт:
– Да? – Эл удивленно подняла брови. – Но позвольте, ваши вулканцы еле держатся на ногах, и потом, они почти что не вооружены. И еще... Что происходит с вашим кораблем? Почему до сих пор нет вестей от мистера Скотта?
Сердце Кирка заныло.
– Именно это я и собирался выяснить.., а пока... – он оглянулся. – Пока сделаем кое-что еще...
К ним подошел Селк. Он держал за руки Т'Лайар и Сопека.
– Капитан, мы готовы к отправке, – сказал он. – Будут ли какие-то распоряжения?
– Прежде всего нам надо определить, где находится мистер Сувук. – Т'Лайар посмотрела на капитана. – Мы сможем это сделать. Многие из нас "сливались" с капитаном, а поэтому очень хорошо его чувствуют. А теперь, когда искусственный мозг уже не работает...
– Вы
– Селк и Т'Лайар попытаются слиться с ним в сознании. – Сопек оглядел комнату. – Остальные тоже пригодятся. Всем нам надо сконцентрироваться и несколько минут побыть в состоянии единения.
– Хорошо, леди и джентльмены. Приступайте к делу. – Кирк развел руками. – Увы, но полного покоя я вам обеспечить не смогу.
– Покой и тишина совсем необязательны для единения, – Селк стал похож на Спока – такой же сдержанный, собранный, чуткий. – Ведь покой скрывается внутри каждого из нас. Внешний покой вряд поможет в таком деле.
Кирк оглянулся. Рядом с ним стояли Эл, Спок и Маккой, а к ним подтягивались многочисленные вулканцы. Все происходило просто и обыденно. Никакой мистики, о которой подумывал капитан, не было и в помине. Селк закрыл глаза. Т'Лайар сложила на груди руки и опустила ресницы. Неожиданно Джеймс почувствовал, что все, стоящие в этой комнате, едины. Это чувство было отчетливым и материальным. Таким же материальным, как пол, потолок, стены, как их упругие, тренированные, уставшие тела. В этом чувстве было что-то пугающее. Наверное, потому, что с подобным явлением ему никогда не приводилось сталкиваться. Команда вулканцев, собравшихся вместе, превращалась в нечто гораздо большее, чем просто сообщество. Видимо, они чувствовали друг друга постоянно и тяжело переносили потери сограждан. Странное, неведомое общество, в котором каждый гражданин является частью тебя. Джеймс поймал себя на том, что и сам хочет слиться со стоящими рядом с ним людьми, стать их частицей, почувствовать каждого из них. Потом он понял, что видел такие явления неоднократно. И его экипаж, и экипаж Эл каждый раз во время опасности сливались в неделимое целое и совершали чудеса ради победы.
Воздух звенел, как натянутая струна, хотя никто из вулканцев даже не шевелился. Взрывы, крики, шум рукопашной отодвинулись куда-то в сторону. Главная битва разыгрывалась внутри каждой личности. Мысли многих людей сливались в одну мысль – большую, как вселенная, и сильную, как рок.
– Готово! – воскликнула Т'Лайар, и в ту же секунду огромный мозг распался на свои составные части. Теперь все присутствующие знали, где искать капитана Сувука.
Джеймс открыл глаза и очень удивился. Он даже не заметил того, что они закрыты. У него было странное ощущение. Он чувствовал, что его привязали к Сувуку каким-то сверхпрочным канатом и понимал, где его надо искать. Капитан посмотрел на потолок:
– Сувук находится двумя уровнями выше, а соседняя дверь ведет в научно-исследовательский компьютерный центр, – весело сказал он. – Леди и джентльмены, благодарю за прекрасную работу, а теперь – вперед!
Глава 16
Собственно говоря, о вулканцах Эл знала только то, что ей рассказывали в детстве. Когда-то ромуланцы и вулканцы были одним народом. Они жили на одной планете, работали на одних и тех же заводах, воевали в одних и тех же войнах, ели одну и ту же пищу. Как и все другие члены Федерации, вулканцы были безнадежно избалованы. Они были очень богаты, а потому слабы и совершенно не способны на то, чтобы как следует позаботиться о самих себе. Борьба за выживание – неизбежное последствие любой войны. Вулканцы не хотели "выживать". Они хотели жить в роскоши и неге. А поэтому тем, кто все еще желал воевать, а потом заниматься бесконечным восстановлением хозяйства, предложили покинуть планету. Предложение было принято, и часть вулканцев, не растратившая боевого духа, покинула без особых сожалений Вулкан, села в звездолеты и покорила ту часть космоса, которая теперь носит название Ромуланской Империи.
С теми вулканцами, которые не захотели улететь с родной планеты, произошло что-то страшное. Они избрали себе странную пугающую модель существования. Стали бороться со своими чувствами, притворяться, что естественные человеческие эмоции покинули их, как будто такое и вправду могло произойти. Когда ромуланцы услышали об этом, они долго смеялись над своими незадачливыми соплеменниками и благодарили Стихии за то, что те не позволили им самим вести столь низкую и противоестественную жизнь.
Конечно, в том, что делали вулканцы, был какой-то смысл. В определенных условиях это могло вызвать духовный подъем, но для ромуланцев такая жизнь явно не подходила. У них не всегда были на столе хлеб и мясо, и если бы они отбросили в сторону свои желания и боли, да, кстати, и само чувство голода, их жизнь превратилась бы в ад, а сами они стали бы тенями, глядящими на космос из-за летейских вод.
До того как Эл познакомилась со Споком, она была уверена в том, что ромуланцы идут по правильному и единственно возможному пути развития. Но встречи с федератами перевернули ее представления о мире. Она начала задумываться – а так ли правильно то, о чем говорили ей в детстве? Хотя... Спок был наполовину землянином. А земляне, такие же мягкие по характеру, как и вулканцы, все же не растратили многих положительных качеств. Они были мужественны, умели наслаждаться жизнью, их остроумию мог бы позавидовать любой ромуланец. В конце концов Эл решила, что Спока вряд ли можно назвать типичным представителем вулканцев. Слишком разные породы соединились в нем. Слишком явная борьба света и тьмы шла в его душе. Безусловным оставалось одно: Спок был сложной, мощной, необычайно одаренной личностью.
Но теперь перед ней стояло множество стопроцентных вулканцев, и Эл с некоторым сомнением думала – а действительно ли ее голова была создана только для того, чтобы носить шапку? Эти существа двигались, разговаривали и сражались с пугающим душу холодным расчетом. Как компьютеры... И вместе с тем их ярость и гнев не уступили бы ярости и гневу самых сильных ромуланцев, которых Эл довелось повидать на своем веку. Они были мужественны, сильны и ловки. Иногда Эл казалось, что лучи фазеров сами огибают их. А если ромуланцы, работающие на Левери-пять, бросали гранаты, вулканцы самым непостижимым образом в ту же секунду оказывались в абсолютно другом месте. Кажется, этими качествами они были обязаны той тренировке ума, которая ромуланцам всегда казалась чем-то вроде магии. Короче говоря, Эл с недоумением и болью осознала, что ее представления о вулканцах не имели ничего общего с действительностью и напоминали сказки, которые заботливые родители рассказывают детям младшего возраста.
Если бы спросили, рада ли Эл тому, что узнала сегодня, она, наверное, ответила бы, что нет, слишком болезненным было это запоздалое прозрение. Но она узнала правду, и несмотря ни на что, не собиралась от нее отказываться.
Главнокомандующая остановилась в самом начале одного из бесконечных коридоров станции, выглянула из-за угла и вытянула руку. Это стало уже чем-то вроде ритуала. В протянутую руку ей вкладывали фазер-гранату, и Эл швыряла ее в коридор. Ни топота убегающих ног, ни предсмертных криков не было слышно. Скорее всего, коридор был пуст. На всякий случай Эл опять протянула руку. На этот раз в ее ладонь легло разрывное устройство ромуланцев. Она привычно швырнула его в коридор и тотчас же отшатнулась Ее обожгло горячей волной воздуха. Взрывное устройство разорвалось от чьего-то выстрела раньше, чем успело долететь до пола.
– Они там, – сказала главнокомандующая Джеймсу. – Что будем делать?
– Сворачиваем, – коротко ответил он. Они выскочили из-за угла и, стреляя, увертываясь от огня, перекатываясь по полу и перебегая от одной стены к другой, стали продвигаться дальше. Бесконечно швырять гранаты? Бесконечно стрелять? Но ведь боевой запас в любую минуту мог кончиться! Эл давно уже молилась Стихиям, чтобы они вывели их к складу оружия. Они должны были выжить. А Стихии всегда были благосклонны к тем, кто боролся за свою жизнь.