Друг на все времена
Шрифт:
Нет человека, в ком не было бы этой борьбы. Возьмем повседневность.
– Валерка! – кричит подросток в окно другому. – Пошли погоняем мяч!
– Не могу, никак сейчас не могу! – страдальчески отвечает тот. – Уроки делаю, завтра контрольная.
Борьба чувств оканчивается победой долга, внутреннего чувства.
Человек всю жизнь живет среди своих противоречий. Он слушает два голоса, сравнивает их доводы и поступает сообразно с тем, что перевесит: приказ извне или приказ, из души идущий.
Лишь в самых редких случаях один голос звучит единственно, ничем не заглушаясь.
Вообрази: зашел человек в столовую пообедать. Зашел и призадумался: какой кусочек хлеба взять – белый или черный? Какой бы он ни взял и сколько бы хлеба ни съел – заплатит одинаково. В этом случае нет внешнего голоса, решает только внутренний, борьба отсутствует.
Пример противоположного. На человека из-за угла внезапно выскочила автомашина. Тут, не раздумывая, надо бросаться в сторону. Здесь человеческий поступок полностью определен приказом внешней силы.
К чему же человек прислушивается чаще? Какие силы внешние или внутренние – действуют на него решительнее?
Если речь идет о всей жизни человека – внешнее превышает. Ведь внешнее – это все его воспитание, которое он получил среди людей.
А если иметь в виду жизнь повседневную, то здесь обычно превышает внутреннее.
Но очень ли оно на самом деле «внутреннее», независимое от окружающего, от внешнего?
На первый взгляд может показаться, что в этом случае проявляет себя полная «свобода воли». Повседневность, мол, та область жизни, где индивид способен самостоятельно, независимо от общественных влияний, формулировать для себя требования нравственности, поступать сообразно с ними.
В действительности полной свободы воли нет и здесь. Все прошлое воспитание, то есть влияние внешнего, те или иные – часто совсем невидимые – силы окружающего накладывают свой отпечаток на любой поступок человека, ограничивают его «свободу». И все равно в условиях нормального здорового общества степень свободы личности оказывается наибольшей.
Как-то советские ученые проделали такой опыт. Записали в большую тетрадь сотни три поступков нескольких нормальных людей, затем сравнили совершенное по побуждениям: число поступков, сделанных по внутренним побуждениям, с числом поступков по побуждениям внешним. Получилась удивительная цифра. Вышло, что в девяти случаях из десяти нормальный человек в нормальной обстановке поступает так, как сам считает надо поступить. Только в одном случае он уступает внешним силам.
Правда, в опыте этом и исполнение долга и подчинение дисциплине отнесено к проявлению внутренних сил. Людей, поступки которых исследовали, только потом спросили: считают ли они разумным не опаздывать в школу или на работу, подчиняться правилам уличного движения и так далее? Значит: добровольно ли делают они все это? Все ответы гласили: «да».
Но ведь так и есть в действительности. Ошибаются считающие исполнение долга и подчинение разумной дисциплине чем-то внешним. Человек, мол, не опаздывает на работу потому, что боится, как бы его не выгнали; солдат лишь из страха наказания выполняет приказ командира, и так далее.
Долг – великая потребность души, а дисциплина – нравственная сила.
Какими механическими – даже просто страшными – стали бы люди, если бы вдруг все их действия начали совершаться без участия внутренних сил. Только по приказу сил внешних.
Исчезла бы инициатива. Люди перестали бы выдумывать, открывать, находить. Поступки и вся жизнь людей приобрели бы унылое однообразие, никакие новшества никого больше не волновали бы.
Исчезли бы старания, заслуги. Все слепо выполняли бы свои обязанности. Жить так – то есть не потому, что я и сам этого добиваюсь, а потому, что мне так приказали,– не заслуга. Это только послушание, вроде послушания дрессированных медведей.
С другой стороны, исчезло бы и понятие вины, пришлось бы отказаться от всяких наказаний за действительные проступки. Ведь будь общество за каждого в ответе, кого в отдельности можно было бы судить?
Он скажет: «Мое хорошее вы не считаете моим, говорите, что я его делаю под влиянием приказа. Тогда признайте, что и мое плохое – не мое!»
И ничего никто ему возразить не сможет.
К счастью, и заслуги человека признают, и от ответственности он не спрячется. За хорошее скажут: «Прими спасибо», а за дурное: «Понеси заслуженную кару».
В обоих случаях выражают совершенную уверенность, что личность – главный автор всех поступков.
Высматривая свое лучшее, человек и сам того не замечая уже высматривает Друга. Какое счастье, когда удается хорошо начать еще в юности, особенно – в ранней. Друг, обретенный в детстве, растет вместе с человеком, толково помогает потом и взрослому.
«Видно, правда, что вся вторая половина человеческой жизни составляется обыкновенно из одних только накопленных в первую половину привычек»,– говорит один из героев Достоевского.
Обретенный в юности невидимый Друг обычно обладателя своего уже не покидает.
Незримый дар эволюции
И вдруг мне вспомнилось:
Я – царь!
Об этом забывал я годы...
Но как же быть?
Любой букварь
Свидетельствовал это встарь,
Что человек есть царь природы!
На чем же основана способность человека управлять своими внутренними качествами, разумно воспитывать такие свойства души, какие нужны, чтобы жить полноценной личной и общественной жизнью?
17
Мартынов Леонид Николаевич (р. в 1905 г.) – советский поэт.
Она основана на внутренней пластичности человека, на его даре приспосабливаться к самым неожиданным изменениям обстановки. В том числе к таким, какие не выдержало бы ни одно животное, ни одно растение. (Пластичный – от греческого «годный для лепки» – способный изменять свою форму, не разрушаясь под действием внешних сил.)
Все живое на Земле (кроме существа разумного) приспосабливалось к среде, но как? Одни органы росли, другие уменьшались или отмирали вовсе. Развивались передние конечности у крота, чтобы хорошо рыть землю, но животное постепенно слепло. Усложнялись ветви рогов у оленей, утяжелялись бивни слонов, острее становились клыки у хищников; и всякий раз это шло в ущерб каким-то другим органам.