Другая дочь

Гарднер Лиза

Свернувшись калачиком на кровати сына двадцать пять лет спустя, Патриция ясно представляла, как сидит на траве на опушке леса, где работают полицейские. Жужжат мухи, воняет перегноем и гнилью. Она открыла рот, чтобы закричать, вместо этого рассмеялась. Просто смеялась, смеялась и смеялась.

«Тебе скоро полегчает, детка. Рано или поздно полегчает», – твердил Джейми.

Но ей становилось только хуже. Следующие пять лет прошли как в тумане.

Под давлением продолжающейся жизни своего тела она выбрала крошечный белый гроб для закрытых похорон, потому что ненадолго оставила свою четырехлетнюю дочь без присмотра. Превратилась

из деятельной мамы в вопящую буйнопомешанную, отворачивалась от сына, отказывалась признать его существование, потому что дети только разбивают сердце. Превратилась из послушной жены в замороженную безутешную женщину, отвергала робкие уговоры мужа, потому что понимала, что Харпер винит ее за случившееся с дочерью, понимала, что он ее презирает, хотя и пытается утешить. И ей было на все наплевать.

Холод накрывал ее с головой, она себе не принадлежала. Закрывалась с бутылкой джина и ныряла в туман, как в ласки возлюбленного. Жила в тумане, упивалась туманом. Это был лучший любовник из всех, и она охотно падала в его объятия, словно в пышную мыльную пену, исцеляющую освежеванную, мучительно страдающую грудь. Вяло плыла сквозь дни, не думая, не чувствуя, не существуя, иначе боль съест заживо.

Просто убейте меня, просто убейте меня. Почему я не умерла?

Отец потребовал, чтобы она бросила пить. Муж поместил в реабилитационную клинику, стремясь, как всегда, научными методами излечить ее эмоциональную ущербность. Ничего не имело значения. Ей было наплевать, что они думают, наплевать, чего они хотят, наплевать, что сын превратился в мрачного, жесткого маленького мужчину, неспособного улыбаться. Ей было наплевать абсолютно на все.

Затем Харпер – ошеломленный, подавленный, трудоголик Харпер – преподнес сюрприз. Перевез их всех в Бостон, где образы Меган больше не чудились ни ей, ни Брайану. И в один решающий момент, из тех, что дарили ей веру в него и надежду на сохранение брака, Харпер привел жену взглянуть на Папину Девочку.

Патриция бросила один взгляд на Мелани – маленькую, серьезную, голубоглазую Мелани, и все в ней надломилось.

Она рухнула в любовь. Лед треснул, туман отступил. Так сильно захотела забрать эту девочку, что ощущала физическую боль. Хотела избавить бедняжку от бед, хотела заверить, что все будет хорошо. Хотела уберечь от любой, самой пустяковой опасности.

Полюбила маленькую Мелани просто за то, что та была маленькой Мелани. Полюбила за то, что малышка переживала даже за незнакомцев, что старалась вызвать у людей улыбку. Мелани была сильной. Скрытной. Серьезной. То есть именно такой, какой всегда мечтала стать Патриция, но так никогда и не стала. Мелани сделалась героиней Патриции Стоукс.

Ради Мелани Патриция взяла себя в руки. Ради Мелани снова полюбила Брайана и начала уделять ему внимание, в котором мальчик отчаянно нуждался, которое вернуло ему мать. Ради Мелани даже снова начала заниматься любовью с мужем, потому что именно тогда, когда Патриция решила, что от их брака ничего не осталось, Харпер преподнес ей этот драгоценный подарок – вторую дочь и шанс на этот раз сделать все правильно.

В ту ночь, когда Мелани привезли домой, Патриция медленно сняла с себя одежду и впервые за пять с половиной лет скользнула в объятия мужа. Харпер не оттолкнул, хотя она знала, что у него были и другие женщины, и что его сердце не совсем оттаяло к ней.

Когда недолгое соитие завершилось, она поняла, что Харпер никогда больше не будет любить ее так, как когда-то. Не будет больше поклоняться и неотступно преследовать, как в самом начале. Никогда больше не посмотрит с былой страстью.

Он просто смирился. Заботился о ней, как и прежде. Но не простил. В Техасе прощение – женская обязанность.

Теперь Харпер изучал деловые страницы. Углубился в столичные новости. Патриция мельком глянула на лицо мужа, хотя знала, что за прошедшие десятилетия ничего не изменилось – все те же голубые глаза, квадратный подбородок, густые золотистые волосы.

Даже в свои пятьдесят восемь он выглядел тем же мужчиной, который влюбил ее в себя и увел у Джейми О'Доннелла.

Патриция запустила ложку в грейпфрут.

И вдруг нахлынули незваные воспоминания о техасских ночах, жарких и влажных, когда все трое считали, что покорят весь мир, ведь Джейми необыкновенно силен, Харпер необыкновенно очарователен, а Патриция необыкновенно красива.

У Харпера нет ничего, кроме обаяния и улыбки, детка. Он одержим имиджем, а не сутью. Тебе нужен кто-то получше.

Он понимает меня, Джейми.

Почему? Потому что носит правильную одежду и делает маникюр? Потому что продаст родную мать за приглашение на вечеринку для избранных?

Именно, любовь моя. Именно так.

– Прости меня, Меган, – одними губами прошептала Патриция грейпфруту. – Мне очень жаль.

– Что? – оторвался от чтения Харпер.

– Я беспокоюсь о Мелани.

– Она слишком увлеченно трудилась, – серьезно заметил он, немедленно опустив газету.

Здоровье было его территорией, и Харпер всегда очень беспокоился о Мелани, особенно во время приступов мигрени.

– Ей надо научиться сбавлять темп.

– Я пыталась, – привычно откликнулась Патриция, потом легко пожала плечами – она так и не сумела заставить сбавлять темп ни дочь, ни мужа.

– Что, если мы все вместе поедем в отпуск? – предложил Харпер, словно прочитав ее мысли.

– Прости?

– Послушай, Пат, – убеждал он, склонившись вперед, – я уже несколько недель обдумываю эту идею. Я вечно обещал, что когда-нибудь, после выхода на пенсию мы объедем весь мир. Но, черт возьми, я не становлюсь моложе. Как и ты. Может, настало время наконец поддаться порыву. Возьмем детей и рванем в кругосветный круиз. Что скажешь?

Патриция потеряла дар речи. Трясущиеся пальцы выпустили серебряную ложку. Кругосветный круиз. Вот так просто. В самых смелых мечтах муж никогда не делал подобных предложений.

Осторожно вгляделась в Харпера, выискивая нечто диковинное.

И гадала, осознает ли муж, что даже после всех этих лет она его любит, как любила всегда.

Даже тогда, когда он предпочел семье работу. Даже тогда, когда предъявлял глупые мальчишеские претензии, а затем возвращался домой и сухо целовал в щеку.

Гадала, осознает ли муж, как терпеливо и спокойно она ждала того дня, когда он объявит об увольнении и снова будет принадлежать ей одной.

Тогда, возможно, они смогут вернуть то, что так недолго разделяли в первые жаркие дни в Техасе. Тогда, возможно, они смогут наконец оставить позади взаимные ошибки, взаимные обиды и взаимные сожаления и начать все заново.