Другая машинистка
Шрифт:
– Похоже, Мари пустилась сплетничать! Прекрасно. Да, я с ним разговаривала, однако в участок он приходил вовсе не ко мне. Он разыскивал другого человека.
– Кого?
Прочная горная порода преданности не дала мне ответить.
– Ну хорошо. Значит, недавний знакомый. И вы часто приглашаете едва знакомых мужчин на коктейль к себе в отель?
– Разумеется, нет! Что за глупости?
– Вы отрицаете, что пригласили мистера Трикотта на коктейль в свои апартаменты?
– Да, но… не совсем так, нет.
– Так да или нет?
Я замялась и наконец решила честно рассказать о своем участии в деле.
– Да,
– То есть вы там не живете?
– Живу, но принадлежит он Одалии.
– Это не совпадает с ее показаниями.
– То есть как?
Первое предчувствие предательства – подлинного предательства – проникло в мой кровоток, струи страха и сомнения, чередуясь, запульсировали в жилах. И опять слегка закружилась голова.
Возможно, подумала я, это из-за спиртного, сушняк.
– Можно мне воды? – попросила я.
Мы сделали короткий перерыв, детектив Фергюсон послал машинистку за питьем. До того я не обращала внимания на машинистку, но, когда она вернулась с высоким стаканом воды, я присмотрелась внимательнее.
Лет двадцати с небольшим, до жалости некрасивая. Волосы такого же тусклого светло-коричневого оттенка, что и у меня, черты лица мелкие, правильные, выделялись только зубы, небольшие, но очень острые, нижняя челюсть слегка выпячена из-за неправильного прикуса. Это неудачное сочетание формы зубов и челюсти придавало ее лицу странное выражение, смесь робости и кровожадности, как у голодной пираньи, которую я как-то видела на картинке в энциклопедии. Очень эта машинистка мне не понравилась.
– Итак? Мисс Бейкер? – поторопил меня детектив Фергюсон.
– Да?
Я не сразу сообразила, на чем мы остановились, не могла сосредоточиться. Следила за машинисткой, скользнувшей за стол. Ее пальцы запорхали по клавишам стенотипа. Я сощурилась, разглядывая их танец. Они вдруг показались мне паучьими лапками, зловещими существами.
– Мисс Лазар сообщила, что апартаменты оформлены на ваше имя и платите за них вы. Что вы имеете сказать по этому поводу?
Я сморгнула, но не отвела глаз от метавшихся по клавишам пальцев. Мне померещилось, будто машинистка печатает, даже когда я молчу.
– Скажу, что это неправда, вот и все, – нахмурилась я, недоумевая, откуда детектив Фергюсон мог получить столь неточную информацию. Не могла же Одалия сказать подобный вздор.
И тут это произошло. На краткий миг машинистка блеснула на меня глазами, легчайшая тень самодовольной улыбки мелькнула на ее губах. Подлюка! – всколыхнулась я, разум сорвался с петли. Конечно, она все подстроила! Уж мне ли не знать, как легко сфальсифицировать протокол, внушить детективу нужную идею! Быть может, она давно уже это готовила, неделями обрабатывала следователя! Как же я была слепа!
– Апартаменты оформлены на имя Одалии – то есть мисс Лазар, – заявила я им обоим. – Вас, собственно, это не касается, но могу вас уведомить, что мне они не очень-то по карману. – Я выдержала паузу, извернулась и бросила многозначительный взгляд на машинистку. – Поскольку мы с вами коллеги, вы хорошо себе представляете размеры моего заработка. – И я вновь обратилась к детективу: – Одалия же располагает… семейными
Заслышав это, машинистка прекратила печатать, а протеже детектива Фергюсона впервые оторвал взгляд от блокнота:
– Какая жестокая шутка, мисс Бейкер!
– Шутка? Я не собиралась шутить.
– Не понимаю, как вы можете издеваться над положением мисс Лазар. Она ведь выросла в сиротском приюте. Такая жестокость чересчур даже для вас.
– Что? – Пол у меня под ногами разверзся бездной. – Что? Кто вам такое сказал?
Повисла пауза, которую никто не решался прервать, но я чувствовала, как со всех сторон меня окутывает заговор. Сердце ускорило бег.
– Кто вам это сказал? – повторила я. Вскочила, развернулась, и взгляд мой упал на машинистку. – Что вы там печатаете? Я знаю, что вы затеваете! Печатаете обо мне ложь, сплошную ложь! Кто-нибудь, скорее! Проверьте протокол! Это подлог!
Я слышала, что визжу во весь голос, но мне было наплевать. Машинистка таращилась на меня, глаза слегка закатились, виднелись белки – то был признак страха, но я приняла его за симптом вины. Внезапно все озарилось пониманием:
– Подставить меня задумала? А она тебе достанется? Я знаю, это ты мутишь!
Сама не помню, как так вышло, но я бросилась на машинистку, и мои пальцы сомкнулись на ее горле. Детектив Фергюсон и его молодой ученик кинулись меня оттаскивать, но понадобилась помощь еще нескольких ворвавшихся в камеру полицейских, чтобы разомкнуть мою хватку.
Вы, наверное, не удивитесь, что часом позже я очутилась в заведении, где нахожусь и поныне. Я пробыла здесь уже две с половиной недели – официально меня держат «с целью дальнейшего наблюдения» под присмотром доктора Майлза Х. Бенсона, которого я уже упоминала.
При малейшем подозрении картина невиновности распадается. Все равно что карточный домик: стронешь единственную деталь и не успеешь опомниться, как все обрушилось. Моя погибель началась с лифтера. По сей день я порой думаю: если бы не Клайв, если бы он не ткнул в меня обличительным перстом, как бы обернулась та ночь? Но временами я понимаю другое: с Клайвом или без Клайва, судьба моя с самого начала была в руках Одалии.
22
Безумие несется под уклон, а уклон этот парадоксальным образом очень крут, однако почти не заметен для того, кто соскальзывает в пропасть. Иными словами, сумасшедшие своего безумия обычно не осознают. Так что я понимаю, отчего, когда я доказываю свою нормальность, верить мне не спешат. Но тем не менее, говорю вам, я нормальная. Да, меня застали врасплох в самый неудачный момент, – могу себе представить, как это выглядело, когда я напала на коллегу, на другую машинистку. Но у меня было достаточно времени, чтобы проанализировать ситуацию, и я отреклась от всей чуши, которую успела выплеснуть во время этого незначительного «эпизода». То есть я теперь понимаю, как невероятно само предположение, что бедолажка подделала протокол. Еще менее обоснованной была моя фантазия, будто другая машинистка хочет заместить меня в роли задушевной подруги Одалии. Но ведь в том и сущность сокровенного сокровища: мнится, будто каждый хочет отнять, что нам всего дороже. Право же, поверьте мне на слово, то было краткое помрачение. Задним числом я вижу: мое заблуждение насчет другой машинистки было отражением моих собственных страхов.