Другая река
Шрифт:
Накануне битвы всю ночь шел проливной дождь, превративший почти всю долину Ятты в сплошное болото, в котором вязли ноги пехотинцев. Еще хуже все обернулось для конницы. Лошади скользили по жидкой грязи, падали, калечились сами и калечили седоков. К середине дня оньгъе и игергардцы, наемники и ополченцы, новобранцы и ветераны мало чем отличались друг от друга. Все с ног до головы в липкой черно-коричневой грязи, оборванцы с заляпанными кровью лицами, охрипшие и озверевшие. Сама битва, описанная не одним десятком хронистов, запомнится
Ириен очнулся не от дождя и не от холода, а от того, что здоровенная наглая ворона вспрыгнула прямо ему на грудь с явным намерением полакомиться глазами.
– А ну, пшла! – прикрикнул он и рукой сбил с себя птицу.
Ворона удивленно каркнула и как-то лениво отскочила в сторону, но не очень далеко, не теряя надежду на скорую поживу. Ириен оскалил зубы в страшной ухмылке, которая означала обещание жестоко разочаровать в ее лице все воронье. Он не собирался умирать ни до сражения, ни теперь.
Он смотрел в небо, наслаждаясь его тяжелой синеватой мрачностью, и открытым ртом ловил сладкие дождевые капли. Из тошнотворной свинцовости обложных туч сочился бесконечный дождь. Вода заливала лица покойников, и от этого казалось, что мертвые плачут грязными кровавыми слезами. Будь Ириен помоложе, он тоже непременно разрыдался бы. От счастья. Он лежал среди трупов живой, практически невредимый, битва, судя по всему, уже успела закончиться, и Ириен был уверен – в пользу Игергарда. Тысячи людей и нелюдей погибли сегодня, а он остался жив. Разве это не повод для радости? Жить, дышать, пить воду – это так замечательно. Лучшее, что может случиться с воином после сражения.
В голове все еще вертелась карусель от могучего удара древком копья по затылку, зверски болела шишка на макушке, но красные круги уже не мельтешили перед глазами. Колотую рану в бедре Ириен кое-как умудрился перевязать куском ткани, отрезанным от чужого плаща. Охая и скрипя зубами, он приподнялся и, встав на четвереньки, огляделся вокруг.
Мертвые тела лежали кругом, еще не потревоженные мародерами. Да и вороны не успели как следует приступить к обильному пиршеству. Рослый оньгъе, оглушивший Ириена уже в самом конце сражения, лежал почти рядом с проломленной головой, все еще сжимая в руке обрубок злополучного копья. Чуть в отдалении Ириен разглядел пеструю куртку Гравейна. Он подполз ближе, перевернул парня, но тот был давно мертв. Лезвие меча прошло прямо через горло. Яркие зеленые глаза Гравейна даже после смерти продолжали смотреть немного лукаво. Ириен закрыл их. Это единственное, что он мог теперь сделать для покойника.
Ириен собрался с силами и встал, опираясь на обломок копья, как на палку. Раненую ногу пекло огнем, но идти было можно. Он побрел в ту сторону, откуда пахло кострами, равнодушно переступая через отрубленные конечности, вываленные смердящие внутренности людей и лошадей. Приходилось огибать целые завалы из мертвецов, сплетенных в какой-то чудовищный узел. Одного игергардца насквозь прокололи пикой, и он так и застыл, стоя на коленях, пригвожденный к месту, как жуткое насекомое – иглой натуралиста.
Под лошадью убитого влет оньгьенского офицера Ириен нашел Дэвли, чуть дальше. – Полосатого Ульхена с расколотым черепом. Возле него Ириен передохнул, собирая в кулак тающие силы. Он надеялся, что хоть Лиир вышел живым из этой мясорубки, но чем дальше шел, тем призрачнее становилась его надежда. Почти все ополчение из Квилга полегло на Яттском поле. Зеленые куртки Лихих стрелков перемешались с малиновыми гербами Соара, знаменитые белые плащи Ланданнагерской конницы – с разномастным обмундированием Вольной армии. Все нашли свой конец в густой жирной грязи, изрубленные, заколотые, утыканные стрелами. Но и вся оньгъенская армия тоже лежала здесь.
Ириен выблевал желчью прямо на золоченый мундир безголового оньгъе, когда в нос ему ударила нестерпимая вонь. Смесь запахов горелой плоти, крови и волос могла сшибить с ног даже бывалого ветерана. Здесь взорвалось оньгъенское зажигательное ядро. Ириен отвернулся и побрел дальше, стараясь не смотреть на результат ее взрыва.
– По… п… по… мо… ги…
Тощий лохматый мальчишка сипел охрипшим от крика горлом, раскачиваясь из стороны в сторону, как бы укачивая искалеченную правую руку. От пальцев остались только целый большой и половина указательного, остальные и часть ладони были начисто отсечены одним ударом меча. Мальчишка прижимал окровавленную руку к груди и тихонько подвывал.
– Вставай.
– Бо-о-о… льно.
– Вставай, кому говорю. Я отведу тебя в лазарет.
Ириен грубо дернул пацана за мокрые вихры, тот молча вскочил, испуганный, мокрый и дрожащий, как мышонок.
– Как тебя звать?
– Ш. с… шширан.
– Как-как?
– Ширан.
– Иди за мной, Ширан. Понял? Тебе сколько лет?
– Ч-четырнадцать.
– С-суки! Вот суки!
Он не стал объяснять мальчишке, кого имел в виду. Вербовщики накануне сражения хватали всех подряд, лишь бы оказался выше трех локтей ростом. Квилгское ополчение в основном состояло из таких вот сопляков, толком и оружие в руках не державших. Теперь парень останется калекой на всю жизнь, если, конечно, не подхватит заражение крови.
– Ты из Квилга, Ширан?
– Нет, из Канегора.
– Мать-отец живы?
– Померли.
– Это плохо, Ширан. Туго тебе придется, – пробормотал Ириен.
Ему просто хотелось говорить, чтобы слушать свой и чужой голос и снова и снова осознавать себя живым, чтобы отвлекаться от окружающего ужаса. Потому что трижды соврет тот вояка, который скажет, что смерть ему не страшна. Страшна, еще как страшна, до самого нутра, до печенок, когда вокруг только кровь, смрад и грязь.
Уже совсем завечерело, когда они буквально ползком добрались наконец до лазарета, но тут оказалось еще страшнее, чем на поле битве. Там были в основном мертвые, и они молчали, а тут раненые и умирающие взывали о помощи, стонали, выли и орали.
В палатку к хирургу стояла очередь. Все, кому потребовалась срочная помощь, уже лежали под навесами, предоставленные судьбе и воле богов. Хирурги сделали для них что могли. Кому-то отрезали руки или ноги, кому-то заправили кишки обратно в живот и наскоро зашили, как мешок. Теперь настала очередь более легких ранений. Тех, кто не умер от кровопотери и болевого шока, предстояло еще спасти, а врачи уже валились с ног от усталости. Их было мало, и они выбивались из последних сил. Так что раненые не роптали. У них тоже уже не было сил.