Другая река
Шрифт:
– Может быть, он до сих пор с Джасс?
– Вряд ли. Яримраэн сидеть на одном месте не умеет…
Ни Тор, ни Мэд совершенно не заметили, как в корчме началась потасовка. Гул возбужденных голосов прервал их беседу на самом интересном месте. И едва Мэд решил рассмотреть, что происходит, как в него врезался дюжий тангар. Скамейка под лангерами не выдержала, и они оба свалились под стол. Торвардин вскочил первым, Малаган замешкался. За что и получил изрядный пинок под ребро.
– Проваливай отсюда, падаль!
Это прорычал медноволосый
– Тебе чего, малый? – достаточно спокойно поинтересовался Малаган, решив, что драчун ошибся адресом.
– Отстань от моего друга, – сказал Тор, медленно надвигаясь на забияку. – Он тебе не по зубам, Солли.
Рыжий метнул на Тора полный ненависти взгляд и, тяжело сопя давно сломанным носом, рявкнул:
– Убирайтесь оба! Наемники вонючие. Вам в приличном заведении не место, – и добавил на эйлсооне несколько непристойных эпитетов.
Зря, ох зря Солли сказал такое про мать лангера. Лицо Торвардина налилось дурной кровью, и он, одним движением отшвырнув в сторону стол, двинулся на обидчика. К счастью, в Ролло мало кто, кроме стражи, носил при себе оружие. Торов меч давненько пылился дома в кладовой. Мэд в корчму явился безоружным. Иначе крови бы пролилось в «Треске» немерено. Тангары сшиблись, как два диких вепря. Но как ни силен был рыжий, побороть бывшего наемника ему оказалось трудно. Мэду даже вмешиваться не пришлось. Зрители приветствовали каждый удар громким ревом, даже корчмарь не протестовал против учиняемого разгрома. В Ролло имелась острая нехватка зрелищ.
– Давай, Тор, всыпь ему как следует!
– Вмажь ему, Сол!
– Тоже мне защитник выискался!
– Брательник-то сам небось хвост поджал!
Мэд прислушался к выкрикам и быстро сообразил, что обидчик Тора является братом того самого парня, который женился на Лионан. И если сам Харанд понимал, что не стоит бесчестить себя и жену открытой враждой, то Солладир решил восстановить справедливость по своему усмотрению. За что, собственно, и поплатился. Торовы кулаки превратили лицо рыжего в багровое месиво. А сам забияка лежал на полу бесчувственный среди обломков мебели и осколков посуды.
– Что, добились своего? – зло спросил Тор, обводя тяжелым взглядом примолкших зрителей. – Скучно стало? Решили стравить наши семьи? Не выйдет, поняли? Ничего у вас не выйдет, – и добавил, обращаясь уже к Малагану: – Давай, Мэд, помоги мне.
Они с трудом подняли избитого тангара, взяли под руки и волоком потащили к выходу. Носки его башмаков скребли по доскам пола, и это был единственный звук в притихшей корчме.
– И что теперь будет? – поинтересовался Мэд. Его опыт подсказывал, что в лучшем случае обе семьи пойдут друг на друга стенка на стенку, а пострадают самые невиновные.
– Мне все равно. Главное, чтоб Ли не обидели. Они и так ее поедом едят. Сволочи!
Когда они доволокли незадачливого Солли до порога дома, его родня в полном составе не спала. В
– Твой брат оскорбил мою мать, – сказал негромко Тор.
– Он жив? – спросил тангар.
– Жив, конечно. Мы дрались голыми руками. Лицо я ему разбил знатно, но до смерти убивать не стал. Хотя за то, что он сказал, ему можно было и шею свернуть, – пояснил спокойно Тор.
– И на том спасибо. – Харанд обернулся: – Нечего глаза пялить! Заберите в дом шалопутного. Я еще с ним сам потом поговорю, – и хрястнул одним кулаком по другому.
Когда избитого внесли внутрь и Тор с Харандом остались одни, воцарилось гнетущее молчание. Тангары мерили друг дружку тяжелыми взглядами, а Малаган делал вид, что внимательно изучает решетку на окне.
– Моего друга зовут Мэд, – внезапно сказал Тор.
Мэд Малаган церемонно поклонился в ответ на сдержанный кивок тангара.
– Через пару дней мы уезжаем из Ролло, и, наверное, я уже не вернусь. Поэтому самое время попросить у тебя прощения, Харанд, сын Заридина. И у твоей жены тоже.
Глаза Харанда налились кровью. Тангарская ревность вошла в поговорку, на юге порой говорили «ревнив, как тангар», имея в виду всякого ревнивого безумца. Но Харанд сдержался.
– Лионан сама меня выбрала, я ее не неволил, – глухо сказал он, кусая обветренные губы.
– Я знаю. Мне надоели разговоры, да и тебе наверняка тоже. Когда я уеду, все наладится. Пройдет время, и кумушкам надоест чесать языки.
– Тебя никто из города не гонит.
– Да, это так, но и оставаться я здесь больше не могу. Знаешь, как люди говорят: с глаз – долой, из сердца вон. Мало ли на свете хороших тангарских девушек… Так что прощай, Харанд. И не обижай ее. Договорились? Кто ж виноват, что я себе придумал лишнего?
Мужчины помолчали, мысленно переваривая тяжкий разговор, и затем как-то внезапно протянули друг другу руки. Для крепкого тангарского рукопожатия.
– Прощай, Торвардин, – сказал рыжий тангар вслед уходящему сопернику.
Домой они вернулись в молчании. Мэд как ни в чем не бывало завалился спать, а Тор всю ночь провел без сна. Дом пах детством, матушкиными пирогами, раскаленным, железом из отцовской мастерской. На окнах комнаты старые шторки с журавлями, которые вышивала до замужества старшая сестра. Комод и полки они сколотили когда-то с дедом. Простой полосатый ковер вышел из-под рук другой сестры, когда та только училась ткать, а горшки под немудреные цветы – наследство от прабабки, старой карги, до сих пор топчущей землю.