Другая сестра
Шрифт:
Дэн оказался прав насчет Вэла. Правда, Мика застал его уже расплачивающимся по счету.
– Ты уходишь?
– Да, маман позвонила. Набрала котомок на рынке, как всегда, больше собственного веса. Просит помочь дотащить до дома. Ну и с ужином помогу ей. Хочешь с нами?
Обычно Мика не мог сдержать улыбки умиления, когда Вэл говорил о своей маме – он с юных лет любил Лидию Васильевну и восхищался невозмутимостью друга, которого никогда не пугал ярлык маменькиного сынка, – но сейчас он с серьезным видом сказал:
– Нет, спасибо. Ты сегодня ничего необычного не заметил?
– И
– В смысле?
– Да вон Дэн гоняется за призраками.
– Я тоже ее видел.
– И я ее видел, – развел огромными лапищами Вэл. – Обычную перепуганную деваху, новую корреспондентку. Ничего особенного. И уж точно она не та, о ком вы подумали. Все, бывай. До завтра.
Получив дружеский прощальный шлепок по плечу, Мика опустился за стол и заказал пива. Быстро опустошив кружку светлого, весело пенящегося напитка, он отправился домой, где рухнул на продавленную кровать с деревянным изголовьем и крепко проспал до самого утра.
Новый день оказался еще теплее предыдущего. Мике пришлось покопаться на вешалке в поисках легких вещей, так как ветхий термометр, хлипко прикрученный к деревянной оконной раме, сообщил, что апрельское утро встречает жителей столицы двадцатиградусной жарой. Это был тот самый неуловимый период в году, когда одной погоды было достаточно для поднятия настроения. Но сегодня Мика хмуро оглядел себя в узком напольном зеркале: голубые джинсы, футболка с пальмовым принтом и ветровка цвета хаки.
Покидая комнату, он кинул понурый взгляд на закрытый ноутбук, давно не подвергавшийся усердиям писательского труда.
Все образуется. Пусть даже пока сложно это представить. Но, как недаром сказал один мудрец, и это пройдет. А если она, как пообещал Дэн, опять появится сегодня в телецентре, то ситуация разрешится стремительнее, чем можно ожидать.
Рабочий день начался как обычно. Новенькой не было видно. Ближе к полудню он подсел к Вэлу, который трудился над сеткой вечерних новостей, и тот, вместо того чтобы поделиться своими наблюдениями, сунул ему контейнер с принесенной из дома едой:
– На вот, маман просила тебя подкормить.
– Спасибо. Надеюсь, ты принимал участие в готовке?
– Пф! Что за вопрос? – не отрывая взгляда от монитора, ответил Вэл. – Чистил, шинковал – все как обычно.
Мика знал, что это тот редкий случай, когда Вэл говорит серьезно, и, несмотря на отсутствие аппетита, с благодарностью принял еду и с удовольствием ее съел.
Его начинала бесить зависимость от ожидания появления новенькой. Он даже порывался зайти к Дэну, но в его кабинете постоянно кто-нибудь торчал.
Вскоре Мике пришлось выехать на сюжет, и он, попросив у коллеги сигарету, вышел из телецентра пораньше, чтобы успеть покурить.
Солнце палило нещадно, утреннее приятное тепло сменилось изнуряющим зноем. Город в один день переоделся в летнюю одежду. На фоне остальных выделялись прохожие с теплыми куртками под мышками – бедолаги, которые то ли не успели сориентироваться, то ли не ночевали дома.
Слева, чуть позади от него, открылась дверь, из нее вышли несколько сотрудников телецентра. И среди них – невысокая девушка в свободных черных шортах и джинсовом белом пиджачке, накинутом поверх
– Привет! Я Аглая Матросова, новый корреспондент.
Мика чуть не превратился в пепел от пронзительного взгляда новенькой. Ноги подкосились под тяжестью съемочного оборудования, хотя Мика к нему давно привык. Перед глазами все поплыло, во рту пересохло. Только потому что рядом стоял водитель, а девушка вела себя весьма приветливо, он взял себя в руки и из последних сил вымолвил:
– Михаил. Мика. Оператор. Рад знакомству.
Поразительное сходство с той стриптизершей. «Да брось, – подсказывал ему еще вполне здоровый разум, – это она. Она, точно».
– Значит, мы будем вместе с вами выезжать на съемки и интервью? – весело предположила Аглая.
– Вероятно. То есть не всегда. У нас несколько операторов в штате.
– Да, я понимаю, – открыто улыбнулась девушка. – Как и корреспондентов. Поэтому если не сегодня, то завтра, верно?
Новенькая светилась дружелюбием и озорной легкостью, и Мика чуть отогрелся под ее игривым взглядом. Никак нельзя было связать ту ночь и сегодняшнюю непринужденную беседу. Да и наверняка «здесь и сейчас» реальнее, чем то туманное дереальное, как выразился Дэн, утро. А значит, нет причин для паники. Впервые за всю последнюю напряженную неделю, пропитанную ощущением безысходности и чувством вины, ему, наконец, полегчало. А милая девушка, принесшая ему столь легкое избавление, вдруг вызвала в нем желание опекать ее и благодарить. Но Мика скрыл свои эмоции, скромно потупив взгляд.
– Хорошего дня, Миша! И держите за меня кулачки: сегодня у меня первое интервью!
Мика интуитивно сделал несколько шагов вслед за ней и, увидев, как она садится в машину с эмблемой телеканала, вдруг неожиданно для себя позавидовал той съемочной группе. Ему хотелось продлить и закрепить ощущение собственной непричастности к тому ужасному утру. А возможно это было, как ни странно, только рядом с ней. Поэтому он на каком-то подсознательном уровне начал стремиться к нахождению рядом с Аглаей.
Мика хотел вернуться в офис и найти возможность обсудить с друзьями происходящее, подтвердить уверенные предположения Дэна, но ему пришлось уехать на съемки до самого вечера. По возвращении он не застал ни друзей, ни Аглаи: было уже поздно. Сдав оборудование в камеру хранения, он пешком отправился домой. На носу были майские праздники, и, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о новенькой с волосами цвета спелой ржи в лучах заката, он подумал о том, как провести эти дни.
В прошлом году он провел их с Элей. Тогда их отношения были еще совсем свежи, они наслаждались зыбким, непременно проходящим, но пока еще довольно сильным чувством новизны. Все, что они ни делали, было прекрасно: поездки по историческим городам Золотого кольца, посиделки с его друзьями, ночевки на чужих дачах с сырыми несвежими простынями или в холодных палатках без удобств. Все внешние факторы уходили на второй план, потому что у них было главное: новизна чувств и безусловное желание касаться друг друга, заменяющее заботу о собственном комфорте.