Другая страна. Часть 1
Шрифт:
Дорога все время петляла, постепенно поднимаясь вверх. Большие, сплошь засаженные, чем то овощным поля резко кончились. По обе стороны начали попадаться застройки. Однообразные трех-четырехэтажные коробки, с явно молодыми деревьями на улицах. Сплошной серый цвет и отсутствие тротуаров.
— Это что?
— А это Иерусалим.
— Ы, — выдал я, изумленно. Вроде Иерусалим это должно быть что то такое, замечательно красивое…
— Новый Иерусалим. Пригородные районы, которые строили в последние годы, чтобы людей как-то расселять. Строили по одному проекту, чтоб быстрее и дешевле. Одна-две комнаты, душ, кухня и туалет общие, в коридоре. В 1934 г
Ну, еще минут десять и увидишь настоящий Иерусалим. Хотя, и там особой красоты не наблюдается. То, что построили, в двадцатых-тридцатых, дикая смесь европейского и восточного стиля. А древности — это не у нас, в Старом городе у Абдаллы.
Странное впечатление производил Иерусалим. Плохо освещенные улицы, множество патрулей. В израильской, английской форме и общие. На большом перекрестке даже с броневиками. Если учесть что израильтяне брали за образец именно английскую и различались они только по мелочи, эмблемами и беретами, с непривычки было легко перепутать. На домах следы пуль.
— Что тут у вас происходит?
— А, обычное дело. У Иерусалима особый статус. Англичане гарантировали при разделении спокойствие. По этим условиям в городе не могут находиться подразделения с тяжелым вооружением, только пехота, со стрелковкой. Но на той стороне ихние гарантии никому не интересны. Вчера опять перестрелка была на несколько часов. Снайперы садятся в домах, вдоль разграничительной полосы и стреляют по прохожим. Вот и нагнали йоркширцов для демонстрации присутствия.
— И что, не отвечаете?
— Почему, очень даже отвечаем, на тех улицах, что ближе к стене у Старого города давно уже никто не живет. Ни с нашей стороны, ни с иорданской. В любую минуту в окно может пуля прилететь. Но всерьез заняться нам не позволяют. Политика сдержанности, называется. Пока мы не трогаем Абдаллу, снабжение по ленд-лизу идет бесперебойно. В армии многие с нетерпением ждут конца войны. Может, тогда нам перестанут руки связывать. По договору, мы можем посещать святые места беспрепятственно. А на деле, раз в две недели три автобуса, под английской охраной. Когда очередная перестрелка, на всякий случай вообще отменяют.
— И долго вы собираетесь терпеть английское присутствие и свое подчиненное положение?
— Неправильная постановка вопроса, — ответил он. — Долго ли мы, собираемся терпеть, — надавил он голосом на «мы». — Или англичане покинут этот район и оставят нас разбираться с иорданцами между собой, или мы их рано или поздно перестанем спрашивать. Мир меняется прямо сейчас, у нас на глазах. В 1935 г у нас не было другого варианта. Хочешь получить государство — будь любезен слушаться. Теперь мы окрепли на столько, что можем пересмотреть наши взаимоотношения с Великобританией. Все зависит от ее действий. Империя явно собирается уходить из колоний. А мы, никогда не были в положении колонии. Мы относимся к доминионам. Как там это: «Автономные сообщества Британской империи, равные по статусу, никоим образом не подчинённые одно другому ни в одном из аспектов своей внутренней или внешней политики, но при этом объединённые общей приверженностью короне и составляющие свободную ассоциацию членов Британского содружества наций», — процитировал он. — Хотят продолжать опираться на нас, во взаимоотношениях с другими странами, должны дать нам взамен что-нибудь.
Мы повернули во двор. Солдат, заглянул в машину и узнав полковника, махнул рукой товарищу — убрать шлагбаум.
— Ну вот и штаб бригады, я на совещание. Ты — на второй этаж. Комната 213. Оформишь там все что положено. Потом тебя заберет Изя Штивельман, твой командир батальона.
Худой, с заметной лысиной, хозяин кабинета протянул мне несколько листков.
— Тебе необходимо заполнить анкету, и сфотографироваться для удостоверения четыре на шесть. Фотостудия прямо через дорогу. Потом медкомиссия.
— Понял.
— И если тебя привел полковник, не думай что можно будет ходить в таком виде. Здесь ЦАХАЛ, а не Красная Армия.
— О Боже, — подумал я, — и здесь от этих тыловых идиотов не возможно избавиться.
— Так точно, — произнес вслух. — Как только получу форму и оружие, — и выжидательно уставился на лысину.
— Заполняй, — раздраженно сказал он, двигая по столу ко мне анкеты.
Возле шлагбаума стоял здоровенный рыжий мужик, лет пятидесяти и явно рассказывал анекдоты солдатам. Те помирали со смеху. Вдруг он резко повернулся, и тыча в меня пальцем спросил
— Вот этот что ли? Ты, Томский?
— Я.
— Я твой комбат, Йосеф Штивельман, можно просто Изя, и хочу знать, где ты шляешься?
— Фотографии делал, согласно указаниям начальства, потом буду искать медкомиссию.
— Запомни, заорал он, махая у меня под носом кулаком, размером с мою голову, — Начальство у тебя только я. Всех остальных ты будешь посылать нах. Понятно?
— Понятно.
— Запомни, еще одно. Евреи самый умный народ в мире. Поэтому они создали такую умную бюрократию, что сами ничего в свои бумагах не понимают. Все вопросы надо решать по знакомству. Или через генерала, или через прапорщика. На здоровье жалуешься?
— Нет.
— В ЦАХАЛе разрешается иметь свое оружие, помимо казенного. Купленное или добытое в бою, — он снова заухмылялся, — или стыренное у врага, только надо зарегистрировать по всей форме. Есть что-нибудь?
— Есть. Немецкий вальтер.
— Давай свои фотографии и пистолет и жди меня здесь.
Через пятнадцать минут он вернулся и сунул мне удостоверение, разрешение на оружие и постановление медицинской комиссии.
— Что смотришь? Не нравится, что снова лейтенантом стал? Ну не батальон же тебе давать, с твоим знанием иврита. У нас как в Древнем Риме. Если бы в строю кто-нибудь, вдруг заговорил по-этруски, господа римские офицеры быстро бы показали ему, где римская кузькина мать. Вне строя, можешь говорить хоть на марсианском. Пошли оружие получать, потом я тебя отвезу к себе домой, переночуешь, и с утра в кибуц. Там продемонстрируешь, что ты можешь. А мы посмотрим.
И он гулко заржал.
Изина жена, Фаина, совсем не походила на еврейку. Мощная блондинка, с необъятными формами, больше похожая на польскую крестьянку. Сейчас, она сидела, подперев щеку рукой и смотрела как я ем. Изя, попав домой, сразу притих и легко было догадаться, кто тут глава семьи.
— Кушай, кушай, не стесняйся, — в очередной раз повторила она. — У нас двое сыновей, в армии, в Италии, может и их кто то накормит. Вот картошечки возьми. Сейчас полегче стало, а раньше ее вовсе не было.