Другая улица

Бушков Александр Александрович

Вот-вот-вот, и я о том же! Фантастику почитываю. Они из будущего, ага, оба-двое. Нарядили их соответственно, не все детали уже помнили, то-то они мне первые и козырнули… Что-то похожее мне попадалось в одном рассказике, давно, не помню уже у кого…

Придумать можно все, что угодно. Одна беда: обосновать любые придумки ни вы, ни я не в состоянии. Какие тут могут быть доказательства? Показались они, два вот таких, неправильных и неуместных, прошли мимо… И это все, что было. Если не считать следов от сапогов на траве, там, где майор споткнулся и малость землю взрыл. Так это же никакое

не доказательство, сами понимаете, смех один…

А перед глазами до сих пор стоят оба.

Бухточка

Дело было весной сорок четвертого, перед самой Крымской oпeрацией, то есть освобождением Крыма. Разведгруппы разбрасывали в массовом порядке, в том числе и нашу. Задачу поставили более-менее легкую, без взятия «языка», что для разведки всегда главная головная боль. Нужно было выяснить дислокацию двух объектов и уходить, ждать в условленном месте торпедного катера. Это все же полегче, чем исхитряться насчет «языка», да еще потом ухитриться доставить его, паскуду, целехоньким или по крайней мере таким, чтобы говорить мог…

На первом объекте мы и нарвались на немецкий «секрет». Практически высмотрели все, что нужно, но стали отходить уже другим маршрутом, не по «трассе подхода», тут и напоролись. Темнота, ночь звездная, но безлунная, с каждым может случиться…

Мы туда, едва началась пальба, махнули двумя гранатами, и очень удачно, накрыли сразу, огневая точка моментально заткнулась – но до того они успели дать из пулемета пару длинных. И такое уж оказалось мое невезение, что мне одному из четверых прилетело. Хотя если прикинуть… Вполне может статься, что это как раз везение – угодило в левую ногу, меж подколенкой и задницей, одна-единственная пуля, а ведь могло быть и несколько шальных, и в лоб…

Мы не стали уходить сразу, минут пятнадцать сидели на склоне, в лесу, ждали, не пустят ли немцы погоню, чтобы знать, как уходить – не прежним маршрутом, намеченным для отхода, а попетлять другими дорожками – нужно было еще посмотреть второй объект, да к тому же мы были накрепко привязаны к той бухточке, где нас высадили и должны были забрать: не нашлось достаточно близких запасных точек, береговая линия крайне неподходящая.

Палили они из расположения здорово, но погоню пускать не стали – ну, понятно, темная ночь, тут и с собаками, и с полицаями из местных не разгуляешься. Ночная облава – дело ненадежное и чреватое…

За это время успели и мою рану осмотреть, и перевязать. Все же это, пожалуй, везение было: кость оказалась незадетой, пуля, правда, не прошла навылет, засела в мясе, но артерии тоже не зацепило, так что кровью не изойдешь и жгут накладывать не нужно. Со жгутом было бы очень невесело: снять его нельзя, пока не попадешь в госпиталь, а госпиталь мне светил чуть ли не через сутки: катер должен был прийти следующей ночью, да еще пока он доберется, пока довезут до госпиталя… К бабке не ходи, кончилось бы ампутацией. Такой вот веселенький выбор в подобных случаях: или дубовый бушлат от обильного кровотечения, или ампутация, про которую знаешь заранее… Так что все же везение. Когда могло быть в сто раз хуже – это всегда везение.

Обиднее всего было то, что я притормозил

ребят, что из-за меня они резко сбавили темпы. В таких вот случаях человек себя всегда виноватым чувствует, даже если его собственной вины нет никакой…

Хорошо еще, что меня не нужно было переть на себе. Сам кое-как, опираясь на Леньку, прыгал на одной ножке, пытался пару раз на двух, как ни болело, но ребята цыкнули: еще, мол, непроизвольно заорешь от боли, были примеры, и мало ли кто услышать может, так что прыгай уж на одной, что тут поделаешь, с каждым может случиться…

Добрались мы до той бухточки, я остался там, в лесу, а ребята быстренько ушли ко второму объекту, они и так из-за меня не укладывались в расчетное время, возвращаться пришлось бы уже при дневном свете.

Со мной, конечно, никто не остался: зачем мне няньки? Руки у меня целы, в случае чего отстреливался бы и лежа, разве что позицию не поменяешь. Автомат, немецкий «парабеллум», гранаты – в случае чего я бы уж постарался сколько бы нибудь ихних отправить к немецкому Богу, прежде чем до меня доберутся…

Остаток ночи у меня выдался скверноватый: как всегда, через какое-то время рану начало дергать-крутить, ознобом колотило, так что зубы стучали, да и время не летнее, еще очень даже прохладно. Это у меня было третье ранение за войну, так что я не паниковал, знал заранее, что именно так вскоре и будет, но все равно очень уж паршиво такое переживать… Особенно одному ночью, в лесу. В голову поневоле лезут самые печальные мысли: ребята могут и не вернуться, на меня могут и немцы выйти светлым днем. К катеру я, пожалуй что, сполз бы, но мало ли как до его прихода обернуться может…

Вот так я и дотянул до рассвета, в колотуне, постукивая зубами, при дурных неотступных мыслях. Ребята все не шли. Я себе втолковывал, что так и должно быть, даже если возвращаться будут необнаруженными и без погони на пятках, все равно часа три светлого времени пройдет. Только дурные мысли отгоняются плохо…

И вот, когда уже начало светать вовсю… Как бы объяснить… Что-то в этом рассвете было не то. Как-то чуточку иначе все выглядело. И небо какого-то другого оттенка. Словами передать невозможно, но оттенок другой, незнакомый, словно бы даже и неприятный. И со стороны моря встают какие-то непонятные отсветы, словно в воде что-то горит разноцветным пламенем и над морем колышутся отблески. «Ну все, – думаю, – товарищ старшина второй статьи, приплыли». Слова «галлюцинации» я тогда по молодости лет, а главное, недостатку образования не знал, поэтому думал попросту: «маячить начало». Может накатить в подобной ситуации легонький полубред, это всем прекрасно известно.

Однако если подойти вдумчиво, то странности относятся только к небу и к этим отсветам над морем. Лес остается прежним, с ним никаких странностей не происходит. Что, впрочем, ничего и не доказывает…

Длилось все это, пожалуй, не так уж и долго, минут несколько. Потом и небо стало нормального цвета, и отблески пропали – но перед этим над берегом встало что-то вовсе уж яркое, радужное, переливчатое, вроде северного сияния. Правда, северное сияние я впервые увидел лет через десять, в Мурманске, а тогда в глаза не видывал и с ним не сравнивал…