Другая заря (Новый рассвет)

Браун Сандра

Бэннер щебетала, едва переводя дыхание. Джейк решил, что ей не легче, чем ему, снова войти в эту комнату. Но она и не подумала прибавить света в единственной лампе или зажечь еще одну. Вместо этого она сразу направилась к дальней стене.

Может быть, этим она пыталась сказать, что простила его за дневные выходки, что не боится после захода солнца оставаться с ним наедине в пустом доме? Может быть, весь сегодняшний вечер был с ее стороны знаком примирения? Если так, он ей очень благодарен. Иначе они

убьют друг друга либо…

Лучше бы он не задумывался о том, что же «либо».

Особенно когда Бэннер снова взглянула ему в лицо.

– Наверное, лучше ее повесить на этой стене, вот здесь. – Она указала пальцем и наклонила голову.

– Отлично. – Давать советы насчет вешания картины он способен не больше, чем помочь выбрать шляпку у модистки.

– На уровне глаз?

– На уровне чьих глаз? Твоих или моих?

Бэннер рассмеялась.

– Понимаю. – Она провела ладонью по макушке и вытянула руку вперед, упершись Джейку в грудь. – Я тебе только вот досюда, правда?

Она взглянула на него снизу вверх, и вдох застрял у него где-то между легкими и горлом. Как он мог считать ребенком это создание с колдовскими глазами и дразнящей улыбкой? Он знал шлюх, которые гордились тем, что в совершенстве умели довести кровь мужчины до кипения. Но ни одна женщина не имела над ним такой власти, как эта девочка. Разве только Лидия в те месяцы, когда они вместе ехали в обозе.

С тех пор его любовь к ней смягчилась, стала более зрелой. При виде ее он больше не ощущал приливов страстного желания. В дни летнего путешествия из Теннесси в Техас его одолевала похоть. Он хотел Лидию, хотел Присциллу, хотел любую женщину.

Ему было шестнадцать, и во всем теле болезненно и сладко играла молодая кровь. Но именно это он и ощущает теперь всякий раз, когда взглянет на Бэннер. Ему снова шестнадцать, и он властен над своим телом не более, чем тогда.

Ее юбка зашелестела, задев его брюки. Грудь оказалась так близко, что под ложечкой заныло. Аромат, исходивший от нее, был недозволительно сладок. Он ощущал, как ее дыхание нежно щекочет ему подбородок. Чтобы не утонуть в омуте ее глаз, он предложил:

– Может, мы лучше…

– О да, – быстро откликнулась она. Взяла трехногую табуретку, стоявшую около мягкого кресла, приставила к стене и взобралась на нее, приподняв юбку, отчего открылись лодыжки. – Картина вон там, на столе. Подай, пожалуйста. Потом отойди и скажи, хорошо ли смотрится.

Джейк взял в руки картину в раме.

– Очень красиво.

Полотно изображало пасторальный пейзаж с лошадьми на зеленеющем пастбище.

– По-моему, похоже на Сливовый Ручей. – Бэннер взглянула на него, ожидая, что он снова скажет что-нибудь язвительное о выбранном ею названии.

– Я ничего не говорю.

– Не говоришь, но я знаю, что ты думаешь. – Тон был обвиняющим.

В ответ Джейк только снисходительно улыбнулся и подал картину.

Бэннер отвернулась, подняла руки, приложила картину к стене.

– Ну как?

– Чуть пониже.

– Сюда?

– Так лучше.

– Ты правда так считаешь или просто хочешь поскорее отвязаться?

– Изо всех сил стараюсь, – демонстративно обиделся Джейк. – Если тебе не нравится, как я помогаю, можешь попросить кого-нибудь еще.

– Например, Рэнди?

Она сказала это в шутку, но Джейк воспринял колкость всерьез. Его брови сошлись на переносице, он перевел глаза с картины на Бэннер – она стояла на табуретке, наклонившись к стене с поднятыми кверху руками. Над стройными лодыжками на добрых пять сантиметров выглядывала кружевная нижняя юбка. Нижний край оттопырился. Ни один мужчина не смог бы устоять перед кокетливым, дразнящим бантом, венчающим прелестный круглый задок, и платьем, четко обрисовывавшим соблазнительные формы. Нет, только не Рэнди. Джейк никого бы не подпустил к Бэннер.

На этот раз он более внимательно посмотрел, хорошо ли висит картина.

– Немного левее, чтобы было точно посередине. – Бэннер чуть-чуть подвинула картину. – Вот так лучше всего.

– Хорошо. Картина будет висеть на шнуре, так что гвоздь нужно забивать сантиметров на пятнадцать выше. Принеси гвоздь и молоток. Забей гвоздь, а я подержу раму.

Джейк встал у табуретки, широко расставив ноги, и склонился к Бэннер. Он делал все, что она велела, стараясь не коснуться ее, – разводил локти то так, то эдак, но ничего не получалось.

– Протяни руку между моих рук, а другой бей сверху.

Он сглотнул слюну и перевел дыхание. Боясь дотронуться до груди Бэннер, поднял руку. Другой рукой приставил гвоздь к стене. Это оказалось нелегкой задачей, потому что его трясло.

Просто смех! Разве мало у него было женщин? Перестань дрожать, как мальчишка, сделай дело и проваливай скорее, прикрикнул он на себя. Затем осторожно отвел руку, державшую молоток. Оказалось, недостаточно осторожно. Локоть прижался к боку Бэннер. Колено толкнуло ее сзади. Костяшки пальцев погрузились в пышную грудь.

– Извини, – пробормотал он.

– Все в порядке.

Джейк стукнул по гвоздю, моля Бога, чтобы гвоздь вошел в стену с одного удара. Не получилось, он отвел руку и стукнул еще раз, потом еще, и дело пошло на лад. Несколько раз подряд ударив изо всех сил, он грубовато сказал:

– Вот так хорошо.

– Мне тоже нравится. – Голос Бэннер дрожал.

Она обернула шелковый шнур вокруг шляпки гвоздя и откинулась назад, стараясь не потерять равновесия.

– Ну как?

– Здорово. – Джейк положил молоток на ближайший стол и рукавом вытер вспотевший лоб.