Другая заря (Новый рассвет)
Шрифт:
– Джейк, ты где? О чем задумался? Ты сказал «каждый раз, когда мы…», а потом замолчал, а я хочу точно знать, что ты имел в виду.
Джейк встрепенулся, стряхнул оцепенение и грубо ответил:
– Мы слишком много значения придаем тому, что между нами происходит.
– Говори только за себя! – крикнула Бэннер. – Той ночью я получила, что хотела. И ни о чем не жалею.
– Что ж, отлично! – в ярости воскликнул Джейк. Неужели ей сгодился бы любой, окажись он в конюшне? Кто-нибудь помоложе? Покрасивее? Рэнди? – Тогда, наверное, ты ждешь не дождешься сегодняшнего вечера. – Он фыркнул. – Там
– А ты бываешь жестоким.
– По-твоему, вечеринки устраивают только для этого?
– Для чего?
– Чтобы ты могла принарядиться и покрутить задом перед избранным обществом. Похихикать и сравнить танцевальные карты с молодыми незамужними дамами.
Бэннер закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, безуспешно пытаясь сдержать гнев.
– Ты снова принялся за старое?
– За старое?
– Снова будешь разговаривать со мной, как с ребенком?!
– По сравнению со мной ты и есть ребенок.
Бэннер уперлась руками в бока – неблагоразумный жест, потому что мокрая ткань лишь туже обтянула ее грудь. Откинула голову назад – еще неразумнее, потому что волосы упали вниз, обнажив шею. Но она в пылу спора этого не замечала.
– Ах да. Бедный старый Джейк Лэнгстон. Дряхлый старичок. Ветхая развалина. Держу пари, мама пригласила тебя на прием, чтобы ты был дуэньей для нас, молодежи.
Джейк стиснул зубы.
– Я не поеду. – Он выделял каждое слово, точно впервые учился говорить, и для большего впечатления наклонился вперед, при этом едва не уткнувшись в Бэннер носом.
– Тогда и я не поеду, – заносчиво парировала она. Развернулась и захлопнула дверь.
Дверь оставалась закрытой лишь долю секунды, а потом едва не сорвалась с петель. Джейк влетел в кухню как вихрь, схватил Бэннер за руку и рывком повернул к себе.
– Как это понимать?
– Так, как слышал. Если ты не едешь, я тоже остаюсь. – Она указательным пальцем ткнула его в грудь: – А ты принесешь извинения за нас обоих.
Джейк выпустил ее и швырнул шляпу на крюк у двери. Промахнулся – шляпа шлепнулась в лужу, натекшую с босых ног Бэннер. Джейк сочно выругался, запустил руки себе в волосы и забормотал проклятия в адрес испорченных девчонок, которые отравляют жизнь окружающим.
– Отлично, – сказал он наконец, тыча в ее сторону пальцем. – Но это будет последний раз, когда ты поступаешь по-своему. То есть сейчас. И там ты будешь держаться от меня подальше, слышишь? Если я и поеду на этот чертов вечер, то уж повеселюсь там от души, понятно?
Бэннер взмахнула ресницами.
– Ну конечно, Джейк, – слащаво протянула она. – Я тоже хочу повеселиться. Разве ты не сам сказал, что вечеринки именно для этого и устраивают?
Ему до смерти хотелось перекинуть ее через колено и выпороть так, чтобы в глазах потемнело. Но для этого пришлось бы до нее дотронуться. А он не мог себе этого позволить, даже если бы их разделяла более надежная преграда, чем хлопчатобумажный халатик. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что под ним ничего нет. Кожа Бэннер такая розовая. И наверное, теплая, а еще…
Черт! Джейк рванулся к двери.
– Я за тобой зайду…
– Ты
Джейк застыл как вкопанный, медленно обернулся.
– Что?
– Ванну. Я нагрею воды.
– Я собирался искупаться в ручье.
Бэннер наморщила носик, приковав взгляд Джейка к своим веснушкам.
– Это совсем не то же самое, что теплая, расслабляющая ванна.
Не дожидаясь согласия, она начала готовить ванну. Заглянула на плиту и убедилась, что вода в чайниках еще кипит. Мурлыкая что-то себе под нос, вылила немного воды из ванны в ведро и выплеснула через заднюю дверь. Долила свежего кипятка. Поболтала в воде пальцем.
– Вот. В самый раз. – Готовя воду, Бэннер деловито расхаживала взад-вперед, не обращая на Джейка внимания, а теперь повернулась к нему лицом: – Ты ведь примешь ванну, правда?
Джейк прикусил губу. Он оказался в дураках, девчонка обвела его вокруг пальца. Но он так загляделся на ее тело в облегающем халатике, что не мог шелохнуться. Когда она наклонялась над ванной, ткань прилипала к бедрам, открывая жадным глазам мягкие изгибы. Когда Бэннер выплескивала ведро, халат распахнулся, и взгляду Джейка предстал кусочек бело-розовой груди.
Бэннер казалась очень ранимой. Пряди черных волос прилипли к ее мокрым щекам. Босые ножки выглядели слишком маленькими для взрослого человека. Их так хотелось рассмотреть поближе. Она расхаживала вокруг него, а он думал: какая же она крошечная, как нуждается в его защите. Понимая, что нужно скорее уносить ноги, Джейк услышал свой голос:
– Наверное, мне действительно стоит принять ванну, раз уж ты из-за нее столько хлопотала.
– Принеси из конюшни чистую одежду, а я пока достану полотенце.
Когда Бэннер снова зашла на кухню, Джейк еще не вернулся. Она беспокойно выглянула в окно и перевела дыхание только тогда, когда он появился из конюшни. Когда он открывал заднюю дверь, она суетливо пристраивала полотенце, мыло и мочалку на стол так, чтобы он мог дотянуться до них рукой.
– Я ненадолго оставлю тебя одного, – ласково проворковала она.
– Спасибо.
– Располагайся.
Бэннер вышла и закрыла дверь из кухни в гостиную. Прошла в спальню. Дверь за собой закрывать не стала. Озорной чертик, поселившийся в ней, не позволил сделать это. Бэннер скинула халат и повернулась в сторону кухни, надеясь, что Джейк откроет дверь и увидит ее.
Но он не открыл. Бэннер услышала плеск воды. Он был уже в ванне. Эта мысль обдала ее жаром, который обвился вокруг ее бедер, проник между ними, поднялся вверх, охватил грудь.
Она нерешительно подняла руку к набухшему соску. В памяти возникла рука Джейка, касание которой сообщило нечто такое, что сама Бэннер о себе не знала. Плоть отозвалась. Она задрожала. Между бедер просочилась горячая влага.
Она быстро отдернула руку, боясь, что гнев Господень поразит ее за порочность.
Но образ Джейка, лежащего в ванне, преследовал. Бэннер выросла рядом с братом и поэтому не была столь не сведуща в мужской анатомии, как большинство ее сверстниц. Но она никогда не видела обнаженного взрослого мужчину, а из суждений немногих замужних подруг, осмелившихся касаться запретной темы, вынесла мнение, что это зрелище пугающее и труднопереносимое.