Другие правила
Шрифт:
Все шло штатно. Бот перешел в горизонтальный полет и ему навстречу накатывала Великая Северная равнина (та самая, которая, по мысли авторов проекта «Марс», должна была стать ложем Северного океана) – тускло-оранжевая, местами темнее, местами светлее и ярче, рябая от мелких кратеров, конопатая от полузасыпанных глыб, от скопищ черных скал, испещренная разломами и ярдангами Ярданги (тюрк.) – вытянутые вдоль господствующего ветра узкие, прямолинейные, с асимметричными крутыми склонами борозды (глубиной около 1 м) и разделяющие их острые гребни, образующиеся в пустынях на поверхности глинистых и суглинистых или более плотных пород. – Примеч.pea. ].
– Все это хорошо, – проговорил Гирин, зыркая
– Если они уже извещены… – раздумчиво сказал Жилин и не договорил.
– Вот именно – если! Да отъехали бы к югу хотя бы! Неужели так трудно догадаться?! Нет, вот, как назло все!
Гирин навалился на пульт и уставился на песчистый горизонт. Прошла ровно одна минута.
– Рассказал бы что-нибудь, что ли, – проговорил Жилин. – А то я на эти часы смотреть уже не могу! Слушай… Давно хотел спросить: а где это ты нашего… астронавигатора встретил?
Гирин смешливо фыркнул.
– Ты не поверишь! – жизнерадостно сказал он. – В изоляторе!
– Ну?! – удивился Жилин. – Серьезно? Это тогда еще, в Африке? Ты как-то рассказывал…
– Да не-е… Какая там еще Африка… У нас, в Индиге! Я тогда в полиции работал… Нет, – покачал Гирин головой, – тут надо по порядку, с самого начала. Ну, тут как?.. Я еще со школы хотел в межпланетники намылиться, да, знаешь… Побоялся. По математике я из шестерок не вылезал, один раз только восьмерку получил. Ну, куда я с такими оценками? Короче… Да, а жили мы тогда у Лукоморья – вот так набережная… – Гирин показал как. – Атак наш дом, окнами на бухту. И вот, значит, встаю я однажды, слышу – крики. Смотрю, на берегу караканары за нашими девками гоняются. Нет, думаю, это уже наглеж! А я к тому времени где-то с год проходил в Патруле порядка. Ну, короче, цепляю я свою бляху и туда. Караканары на меня – ноль внимания. Ладно, думаю, не хотите по-хорошему, будем по-плохому. Ох, я им тогда и всыпал! А на другой день вызывают меня в земскую управу. Я думал – ругать будут, а меня наш уездный исправник, Елизар Терентьич, отводит в сторонку и говорит: пойдешь в полицию? А чего ж, говорю, не пойти? Можно… Туда ж такой конкурс, что не каждый еще и пройдет. Ну, накатал он мне рекомендацию, и я прямым курсом – в ГУЛ Индиги.
– Ни разу не был в Индиге, – признался Жилин, – вернее, был, но ночью. Пересадку делал.
– Много потерял. Столица Заполярья! Это тебе не баран начихал… А в принципе все они одинаковы, что Индига, что Амдерма, что эта… как ее… на Мурмане которая… Варзуга! Ага… Купола высоченные, прозрачные – ходишь, как муха под стаканом. Проспекты в стеклянных трубах… Вокруг снега, пурга заметает, а тут цветочки, стежки-дорожки, девки в одних сарафанчиках… Глянешь на метель за стеной – и аж мурашки по коже…
– А пурпурные? Давал им жизни?
– Не в Индиге. А вообще… давал. Посылали как-то в командировку, в Баку… погонял их там, чтоб на всю жизнь запомнили. А вообще, если… Бойцы из них дерьмовые, честно тебе скажу. Ты сам воевал и должен знать, какие бывают вол-чары. А пурпурные – дилетанты, грубое уличное хулиганье. Им этот пурпурный террор – так, новое развлечение, что-то типа аттракциона…
Гирин пробежался глазами по пульту аварийной сигнализации и продолжал:
– Короче, где-то с год… да как бы не больше, прослужил я младшим полицейским. Патрулировал улицы и вообще – бдил. Всю Индигу облазил: от Лукоморья и подводного порта до вокзала и Спирального бульвара. И, знаешь, мне это даже начало нравиться! Конечно, всякого понасмотришься… К мертвякам я так и не привык… а одна девочка изнасилованная до сих пор перед глазами стоит… – Максим сделался вдруг каким-то строгим и угрюмым. – Ну, по-всякому бывало. Да, а тогда еще как раз мода эта пошла – работяг лупцевать. Печушники – слыхал о таких? Емели… мать их… Такие, знаешь, вроде фловеров, но те хоть тихие, а эти «отморожены» напрочь. Только и слышишь – там инженеру нос сломали, тут с глубоководниками сцепились… Кого-то ножом исполосуют, кому-то ребра поломают… Невмоготу было видеть эти тупые рыла! Главное, и сами ничего делать не хотят, и другим не дают! Совсем от безделья одурели. Короче говоря, устроили мы однажды облаву, похватали всю гопу – человек двадцать. Ага… Ведем их на принудительное ментоскопирование и, представляешь, засекаем влет того самого педофила! Ну, того, что девочку ..
– Я понял, – сказал Жилин. – И что ему было?
– А что ему может быть? – пробормотал Максим. – Операция на сознании… Позитивная реморализация и все такое. – Он помялся. – Правда, кто-то из ребят ему по яйцам заехал, да так, что всмятку… Кто – уже не помню. – Гирин быстро перевел разговор на другую тему. – А ты бы видел, как эта шпана под гипноиндуктор идти не хочет! Криком кричат, заходятся – все боятся натуру свою сволочную растерять! Чего-то я… хм… маненько не в ту степь… В общем, патрулировали мы как-то «Сферу». Район там тихий – башни, купола, антенны, коттеджи. И тут сигнал из штаба поселка – драка у Большого Телескопа. Мы туда. Видим – человек десять наседают на какого-то африканца. Морды размалеванные, смотреть противно – акутагуи, не лучше печушников. Ну, мы их всех за шкирки – и в изолятор И под ментоскоп, голубчиков, под ментоскоп… Отделили, значит, козлищ крашеных от черного агнца. Выпускаем его. То да се, извиняйте, мол, господин Оле-Сенду, служба такая, порядка требует. Тот смеется. Ну, разговорились мы с ним, зашли в кафешку. Только я хотел сто граммов ему предложить, а Габа в отказ – рад бы, говорит, да нельзя! Я, говорит, в ВШК учусь, на штурманском факультете, а там с этим делом строго… Я аж весь иззавидовался! Ну и, короче, засел за учебники. Год корпел. И помогли мои штудии! После выпуска назначили меня на лунник сменным пилотом, а года три назад я вместе с Габой на «Бору» перевелся. Вот так вот… Черт его знает, может, не подвернись мне тогда это чучело масайское, ходил бы я в полицейских. Глядишь, уже б исправником выбрали… Да, я уже всерьез подумывал на юрфак поступать! А что? Не вечно же в патруле мариноваться. . Отучился бы и в убойный отдел перешел. Да я не жалею. По ребятам вот скучаю только, а так… Не разорваться же…
Жилин кивнул:
– Да уж… Смотри, муть какая. Пыль, что ли?
Горизонт затянуло плотной оранжевой дымкой.
– Пылевая буря, – кивнул Гирин. – Недельки через две и до Сырта доберется…
Атмосфера заметно помутнела, реденькие облачка – желтоватые пыльные, голубоватые углекислотные, серые снежные – обмахивали бот мгновенными промельками. Однообразная рыжая пелена затянула поверхность планеты. Красные тени ползали по ней, медленно сближались и расходились, завивались в спирали и разрывались на драные кучерявые лоскутья.
– Высота 25! – обронил Гирин. – Вот оно!
Корабль поднялся над волнующимся пыльным морем. На восток уплывали неверные дымчатые ленты «полярного воротника», а на севере клокотали аспидно-черные тучи, кудлатой папахой накрывая северную полярную шапку. Компьютер зазуммерил и выдал изображение на экран.
С тысячу километров в поперечнике или больше шапка была несколько сдвинута от полюса. Два куполовидных вздутия на ней разделялись широким Северным каньоном, прорезавшим ледники по диагонали. На белом фоне хорошо выделялись полосы уступов – они расходились винтом вокруг обоих вздутий.
– Ну, щас нам будет… – пробасил Гирин. Его пальцы на рукоятках побелели от напряжения, а вокруг сжатых губ образовалась тонкая белая линия.
– Начали спуск!
Планетолет сотрясся (Жилин чуть язык себе не прикусил). Скорым поездом наехала чернильно-черная стена. Пол встал дыбом и заходил ходуном. Мутные оранжевые полосы и черные клубы на экране перископа сплелись и закрутились бешеной каруселью. Бот дергался, как остервенелый мустанг, падал и подскакивал, заваливался набок и вовсе опрокидывался, словно бочка, катящаяся с горки. Вокруг, в бурлящей чернине, визжало и грохотало, дико ревели восходящие потоки, волоча за собой струи грязного пара и пыли, хлестали ветвистые молнии – и вверх, и вниз, – раздирая клокочущую черную рванину.
– Внимание!
Стремительно несущиеся облака разошлись, и в разрыве проглянула шапка, полосатая от ламин – уступов извилистой формы, где светлые пласты льда перемежались с темными лентами вытаивающей пыли. Было сумрачно, как в дантовом Лимбе.
– Ну, – выдохнул Гирин, – кажись, проскочили!
Корабль, будто соглашаясь, качнулся, и болтанка прекратилась. Теперь «Коча» спускалась вертикально.
– Сносит… – проворчал Максим и подработал левой рукояткой. – Да где ж эта чертова щелка?