Другие. Экзистенциалист
Шрифт:
— Зато ты отдохнул и можешь пару ночей не спать, — парировал Ден, колдуя у плиты. Вот так всегда происходит: он появляется неожиданно, но в самый подходящий момент, убирает, готовит, заботится.
— Погоди. А вчерашний приём? — вдруг вспомнил я и остановился на полпути.
— Всё нормально! — отозвался Денеб, махнув лопаткой, которой мешал что-то в сковороде. — Я за тебя провёл. Сказал, что ты болеешь.
— Из душа выйду, дам тебе по шее, — погрозил я и скрылся за дверью ванной.
Ещё не хватало, чтобы Ден брал на себя мою работу или превратился в няньку.
Страшное наказание Московским буфером. Интересно, кто проголосовал за это, когда мне выносили приговор об изгнании? Хотя это не так уж и важно. Где бы я не оказался заперт, мне везде бы не нравилось, потому что привык я к свободе.
В ванной тоже виднелась заботливая и чистоплотная рука Денеба: блестящее зеркало без единого развода, сверкающая сантехника, аккуратно сложенные полотенца и идеально вымытая плитка. Он постоянно это делает — наводит чистоту и порядок. Болезненное желание дистанцироваться от самого себя, от страшных и мерзких проявлений природы сущности. Да уж. Мы с ним идеальная пара — оба не в ладах с собой.
— Льё! — постучал Ден. — Ты там живой?
— Живой, чего надо? — крикнул я в ответ через дверь, старательно приводя себя в порядок.
— Завтрак стынет же!
— Ден, ты за няньку что ли?
— Если бы. За жену! — хохотнул он и отстал от меня.
Я поспешно умылся, оставшись довольным гладковыбритым лицом, накинул халат и вернулся в комнату. Ден сидел за барной стойкой, заменяющей стол, и потягивал кофе. Он кивнул на моё место и тарелку с чашкой.
— Приятного аппетита.
— Спасибо, дорогая жена, — скривил я лицо.
— Да ну тебя, — поморщился Денеб. — Уж и пошутить нельзя.
— Шуточки у тебя дурацкие. Я уже говорил!
— Нормальные! Неужели тебе сон на пользу не пошёл? Думаешь, я не в курсе, что ты вообще почти не спишь? Не забывай, Льё, что я чувствую почти всё, что и ты.
— Только на физическом уровне.
— Ну конечно! А те небольшие проценты уровня сознательного будто бы ничего не значат?! Да и какая разница, — он шумно поставил кружку на стол и отвернулся к окну, обиженно поджав губы. — Тебе физически плохо было. Рука болела. Не доводи себя.
— Я не довожу, — завтрак был вкусным, но этот неприятный разговор всё портил.
— Ну-ну. Мне не ври.
— Экзистенциалисты вообще не врут.
— Ой, да конечно!
— Слушай, Ден, чего ты завёлся?
— Хочу, чтобы ты прекратил сводить себя в могилу. Вот чего. Я ведь жить собираюсь долго и даже счастливо. А без тебя как?
— Никак, — протянул я, рассматривая своё отражение в тёмном кофе.
— Так что давай, прекращай свою весеннюю хандру. Займись уже Майей, развлекись как следует. А там март… Весна.
— В Будапешт хочу, — сорвалось у меня с губ. Ден тут же нахмурился и постучал пальцами по столу, выбивая знакомый ритм нашей любимой с детства песни.
— Зачем?
Я только плечами пожал. Если бы знал, то давно был бы там.
— Ден, как эта песенка называется? Забыл.
— Марш горного короля, — на автомате ответил Денеб. — Забываешь…
— Ага. Без работы голова совсем чумная.
— Да уж…
Больше и добавить было нечего. Экзистенциалист без работы рассыпается на части, почти в буквальном смысле. Чтобы поддерживать своё сознание в тонусе, чтобы быть собой, мне жизненно необходимо что-нибудь или кого-нибудь искажать. Мои способности, как мышцы, без тренировок сдуваются, исчезают. И заодно стирают меня с картины мира. В этом мне чудится странная ирония — любой человек, искаженный экзистенциалистом или сущностью, либо выжженный Фениксом, со временем так же исчезает: его начинают преследовать небольшие провалы в памяти, депрессивные настроения. И чем дальше, тем больше и хуже, вплоть до суицидальных мыслей. Сознание должно быть целостным, вырывать из него куски ради развлечения — мерзко. Но я не Феникс, и могу не только искажать ради уничтожения, но и ради излечения тоже.
В мысли снова закралась Майя. Она милая. Действительно милая и добрая. Может быть Ден и прав, может мне стоит попробовать с ней? По-настоящему. Не заманивать её в свои сети, как паук, только чтобы потом использовать расположение и доверие, а попробовать влюбиться? Слово-то какое, странное. Непривычное. Что вообще такое любовь, и как давно я забыл, откуда она берётся?
— Ден?
— Аюшки, — тут же откликнулся он, подавая мне сигареты и мундштук. Знает, всё он знает.
— Спасибо, — я неспешно закурил и, пуская клубы дыма, продолжил, — как думаешь, любовь вообще существует?
— Вот тебя понесло…
— Ну а всё же?
— Если б её не было, ты бы не родился.
— Глупости. Дети рождаются не только от любви.
— Я ж не про всех говорю, а конкретно о тебе.
— Может я исключение?
— Конечно. Ты ж экзистенциалист, — улыбнулся Ден, но тут же лукаво взглянул мне в глаза. — Что задумал?
— Ничего особенного.
— Опять врёшь.
— Недоговариваю.
— Майя?
— Ага.
— Попробуй, правда.
— А ведь я ей нравлюсь. Но она такая… Слишком правильная что ли… — пожал я плечами.
— Правильные что, влюбляться не могут? Или секс им противопоказан?
— Нет, конечно. Но я сомневаюсь, действительно ли она именно та, которая мне нужна сейчас, — я стряхнул пепел в недопитый кофе.
— Не попробуешь, не узнаешь.
— Кстати! Надо позвонить ей, извиниться, я же так и не отправил наброски.
— Вот и звони. А я пойду, работа у меня всё же, — Ден встал, хлопнул меня по плечу и побрел в коридор, заметно опечалившись.
— Денеб…
— А?
— Собери мне небольшую статистику по влияниям в Москве, ладно? Есть некоторые сомнения по поводу одного товарища…