Другое счастье
Шрифт:
Агент Мэлоуни был сердит на своего коллегу, с которым говорил по телефону. Его требование не могли выполнить: в отделении Альбукерке катастрофически не хватало сотрудников. Все силы были брошены на другую операцию – слежку за просочившимися из Мексики наркоторговцами. Это было куда важнее, чем гоняться за какой-то беглянкой. Напрасно Мэлоуни бушевал, напоминая, что совершившая побег заключенная находится в списке особо опасных преступников и даже, возможно, взяла заложника. В ответ он слышал, что она, может, и представляла опасность тридцать лет тому назад, но времена
Том расплатился в отеле и сел в «форд». Изучив карту города, он отправился в мэрию.
Фернандо Монтесоа, служащий в окошке справок, развел руками. То, что перед ним маршал, не произвело на него ни малейшего впечатления. В свое время на справках сидело двое, но из-за сокращения финансирования его коллегу, ушедшего на пенсию, не стали заменять. Все из-за банков, кипятился Фернандо: банкиры-то ни в чем не знают недостатка, у них обслуживающего персонала хватает. Один кофе приносит, другой костюм из химчистки забирает, третий печатает протоколы заседаний, на которых банкиры решают, как сосать из страны кровь и как набивать себе карманы… И это не говоря о домах, которые они отнимают у бедняков, не способных оплачивать долги, которые они понаделали из-за них же, проклятых банкиров! Фернандо Монтесоа знал такие вещи лучше многих других. Тому он посоветовал набраться терпения и встать в очередь вместе со всеми остальными – или идти куда глаза глядят.
Как Том ни пытался прервать его словоизвержение, результат был нулевым: Фернандо Монтесоа знай себе обрушивал накопившееся у него негодование на подвернувшегося под руку представителя закона, которому ничем не был обязан, а потому не собирался помогать в порядке исключения.
Женщина с двумя детьми, тоже томившаяся в очереди, шумно вздохнула и подсказала Тому, что отдел гражданского состояния находится на втором этаже. Том поблагодарил ее и прошмыгнул мимо Фернандо, окинув его негодующим взглядом.
– Если это все, что вам требовалось узнать, – так бы сразу и сказали, – буркнул Монтесоа, пожав плечами.
В отдел гражданского состояния тоже стояла очередь, человек десять. Здесь уж Том попросту положил на стойку свой жетон и грубо потребовал допустить его к терминалу с данными о жителях города.
Ресторан, кормивший лучшими на свете такос, по виду ничем не отличался от забегаловки для водителей-дальнобойщиков. В зале было два десятка столиков, декор ограничивался деревянными панелями на стенах и неоновыми светильниками на потолке.
За обложенной плиткой стойкой три повара-мексиканца, обливаясь потом, жонглировали кукурузными лепешками над раскаленной плитой, словно взятой на прокат в аду. Еще двое ловили лепешки на лету и стремительно набивали их месивом из перца, томатов, лука, пластинками мяса, расплавленным сыром,
Все места в зале были заняты, еще дюжина желающих топталась снаружи. Но Милли смело шагнула внутрь. Самый здоровенный из троих поваров с широкой улыбкой раскрыл ей объятия.
– Сколько лет, сколько зим! – взревел он, прижимая ее к себе. – Сколько можно скитаться? Я уже бросил считать года!
– Познакомься с моей подругой, Сесар, – сказала Милли.
Сесар склонился к руке Агаты, как настоящий джентльмен. На глазах у двух ошеломленных клиентов, чья очередь как раз подошла, он усадил ее и Милли за освободившийся столик. Видимо, завсегдатаи знали, что хозяину ресторана лучше не перечить: никто не пикнул. Сесар вернулся к плите. Милли даже не пришлось делать заказ.
– Ты серьезно? – спросила Агата, опасливо глядя на появившуюся перед ней тарелку.
– Сначала попробуйте, благодарить будете позже.
Агата осторожно откусила такос и призналась, что приятно удивлена.
– Ешьте медленно. Скоро он принесет еще. Если вы хоть немного не доедите, это будет для него личным оскорблением.
Агату заинтересовали двое едоков за соседним столиком.
– На кого вы смотрите? – спросила ее Милли.
– На пару у тебя за спиной. Странные какие-то…
– Что в них странного? – спросила Милли озираясь.
– Оба не отрывают глаз от телефонов, быстро-быстро в них тыкают и ни слова друг другу не говорят.
– Либо шлют друзьям эсэмэски, либо отправляют комментарии про ресторан.
– Как это?
Милли достала свой телефон и провела с Агатой короткий ликбез.
– Это – связь со всем миром. Можно публиковать свои фотографии, снимки любого места, где оказываешься, рассказывать, чем занимаешься, делиться впечатлениями и все такое прочее.
– А как же тайна частной жизни? Что-то я не нахожу здесь места для тайны.
– Не надо смотреть на это под таким углом! – возразила Милли. – Социальные сети – потрясающее средство от одиночества.
– Ты права, достаточно посмотреть на эту пару чудиков. Насколько я понимаю, это возможность сблизить далеких людей, однако близкие оказываются разъединенными. Делить трапезу с телефоном – что может быть увлекательнее! Какой же дурой я была в тюрьме! Могла бы чаще ужинать в компании своей зубной щетки, тогда мне бы не было так одиноко…
– Вы действительно не понимаете или притворяетесь? Делиться пережитым, обмениваться мнениями – это же свобода самовыражения во всей полноте!
– А как насчет властей? Неужели у них нет никакой возможности читать то, что пишут на этих машинках? Ну-ну, продолжайте откровенничать, все ведь строго защищено! Как я погляжу, вы все спятили!
– Теперь все совсем не так, как было в ваше время, – прошептала Милли.
– Неужели? Больше нет войн, изжита коррупция, в тюрьмы больше не сажают невиновных, количество заключенных цветных уже не превышает количество заключенных белых, ни политики, ни правительства больше не злоупотребляют властью, неравенство ушло в прошлое, пресса стала по-настоящему независимой, свободы победно шествуют по планете, оппозиционные лидеры живут и в ус не дуют? Раз у вас такая благодать, то действительно, почему бы не кричать обо всех своих посланиях на площади?