Другое утро
Шрифт:
– Девочка, – ответила та, мгновенно просветлившись. – Пять лет. В детский сад ходит.
– Вы ей Степа читаете? – мягко поинтересовалась Ира.
– Что вы! – удивилась Екатерина Михайловна. – Я ей Пушкина читаю, Ершова, Андерсена, если хороший перевод… Сейчас самый ответственный возраст, когда формируется лексикон на всю жизнь.
– А подпись ваша под этим планом стоит, – по-учительски покачала головой Ирина, и Екатерина Михайловна по-ученически покраснела. – Значит, по-вашему, те дети, у которых нет бабушек с филологическим образованием, могут обойтись и степовским
– Я думала… Максим Павлович сказал… – начала было редакторша, но Ира ее остановила:
– Все, о чем мы говорили, когда вы устраивались к нам на работу, остается в силе. Я доверяю вашему опыту, вкусу и избирательности. Будьте добры, руководствуйтесь только этим, а не какими-то другими мотивами, даже если Максим Павлович будет очень настаивать. У него другая работа.
Редакторша заулыбалась, закивала головой, а Максим соскочил с подоконника и забегал по кабинету:
– Ну вообще! Стараешься, землю носом роешь, и все не так. Мы тут что, лексиконом занимаемся или бизнесом?
– И тем и другим, – вставила осмелевшая Екатерина Михайловна.
Ирина послала ей улыбку сообщницы и попыталась остудить Максима:
– Максим Павлович, Екатерина Михайловна права.
Мы занимаемся и тем и другим. Ее обязанность, как редактора, выбирать авторов, а ваша – как коммерческого директора – заниматься финансами и сбытом. До сих пор наши тиражи не возвращались, не вижу причин, чтобы так не было и дальше. Потихоньку раскрутим и своих авторов.
– Потихоньку!
Это простое слово почему-то особенно возмутило Максима. Он застыл как вкопанный посреди кабинета и презрительно протянул прямо в лицо развернувшейся к нему редакторше:
– Екатерина Михална, вам чего, деньги не нужны?
Екатерина Михайловна поджала губы, еще больше выпрямила спину, хотя и так всегда держалась словно балерина у станка, и не удостоила Максима ответом.
– Сядь! – вспылила Ира, забыв о конспирации их отношений на работе, на которой сама же и настаивала. Нет, конспирация – это, конечно, слишком сильно сказано, скорее разграничение. Вполне естественное в такой ситуации четкое разграничение стиля отношений. Дома – любовники.
На работе – только коллеги. – Максим, сядьте и успокойтесь. Екатерине Михайловне деньги нужны, как и всем нормальным людям, но издательскую политику определяет не она, так что все претензии ко мне.
Максим рухнул на свободное место возле начальницы, подсунул свои слишком длинные ноги под ее стол и усмехнулся:
– А вас, Ирина Сергеевна, значит, деньги не интересуют?
– Интересуют. Мы же, Максим Павлович, как вы изволили справедливо заметить, здесь бизнесом, а не лексиконом занимаемся. Мы зарабатываем деньги на издании детских книг. И наш бизнес, как и любой другой, имеет свою специфику.
– Неужели? И что же это за специфика? – окончательно развеселился Максим, сбросил под столом туфли и плотно сжал своими ногами ее икры. Ира попыталась освободиться, но Максим сжимал ноги еще сильнее и лыбился во весь рот. Под угрозой, что их возню под столом заметит Екатерина Михайловна, Ире пришлось смириться, но веселости Максима
– Большая специфика. – Ира еще раз попробовала вытащить свои ноги из плена. Не получилось. Ну и ладно. – Понимаете, Максим, книги – не совсем обычный товар…
– Это я уже слышал. Знаю, – отмахнулся Максим.
– Значит, не все знаешь! – Ира улучила момент и со всей силы вонзила тонкий каблук новенькой босоножки ему в ногу возле большого пальца. Он дернулся и, еле сдержав крик, убрал ноги, а Ира наконец смогла говорить спокойно и серьезно. Она чуть-чуть переждала, пока он сможет слушать, и объяснила:
– Все гораздо серьезней, чем ты думаешь. Дело в том, что слово, особенно написанное и растиражированное, имеет свойство влиять на будущее. Пока все лотки завалены книжками, в которых льются реки крови, значит, эти реки и будут литься. То, что написано, так или иначе сбывается, иногда даже буквально. Это известно любому человеку, имеющему хоть малейшее отношение к литературе.
– Естественно! – ничуть не удивившись, подтвердила Екатерина Михайловна. – Вот и Пушкин в «Онегине» накликал себе судьбу. Сказано же – вначале было слово.
– Вот видишь! – обрадовалась поддержке Ира. – А мы с вами детские книжки издаем, так что выводы насчет так называемого степовского юмора напрашиваются сами собой.
Настя отвлеклась от экрана и слушала, приоткрыв рот. Светлые кудряшки прилипли к влажной от пота щеке.
В кабинете повисла пауза. Первым опомнился Максим.
Он медленно обвел присутствующих изумленным взглядом и высказался просто, но от души:
– Ну вы даете!
Полагающееся в таких случаях обязательное «блин» он опустил, что Ира по достоинству оценила. Она повторила маневр Максима под столом, но по-своему – вытащила ногу из босоножки и голой ступней забралась ему под брючину. Потом, не взглянув на его реакцию, повернулась к секретарше и попросила:
– Настя, будьте добры, уберите Степа из плана и мне на подпись. Мне кажется, что у нас подобрались хорошие книжки, есть над чем поработать.
– Ирина Сергеевна, я могу идти? – спросила редакторша и, только дождавшись Ириного, «Конечно, Екатерина Михайловна», царственно поднялась со своего стула.
Все-таки она очень похожа на отставную балерину.
– Я же обещал… – Несмотря на маневры под столом, до Максима все же дошло, что вопрос со Степом решен окончательно.
– Ничего, обещания – не договор, юридической силы не имеют, извинитесь и сошлитесь на злющую несговорчивую начальницу.
– Ну, Ир, не дури. Это ж верные деньги, сам Эдик устроил. – Максим совсем забыл о конспирации и обнял ее за плечи. Наверное, думал, что так убедительнее. Хоть бы дождался, пока уйдет Екатерина Михайловна!
На минуту в кабинете воцарилась напряженная тишина.
Под очками редакторши застыло возмущение, и это Ире понравилось, а в круглых голубых глазах Настеньки – живейшее любопытство, и это Ире не понравилось. Что ж, сама виновата, надо в конце концов решать с Максимом – или туда, или сюда. Стараясь не повышать голос, она сказала, четко выговаривая каждый звук: