Другое утро
Шрифт:
Она поняла, что в ее шутливой тираде была не доля правды, а самая настоящая правда и, возможно, даже не вся.
Она поняла, что сейчас он не хочет никуда уезжать и сейчас самое время сидеть им не в бездушном автомобиле, а в теплой уютной постели, в плотно зашторенной комнате и, не замечая времени, обследовать друг друга по клеточкам и говорить, говорить, говорить… Она подняла руку, чтобы обнять его за шею и взъерошить на затылке волосы – вечный жест, означающий «Я тебя принимаю» на женском языке любви. Но в окошко громко постучали, и она вздрогнула
– Саш, тебе пора.
– Скажи еще, – потребовал он, отпустив ее и поправляя галстук.
– Что? Что тебе пора? – развеселилась она.
– Нет, скажи «Саш», ты меня еще ни разу так не называла. Ты все время старалась никак меня не называть или добивала своим «Александр Николаевич». Скажи: «Саш, Сашка, Санька, Шурик» – как тебе больше нравится.
В окошко снова постучали, и Ира честно призналась:
– Не могу. Не скажу.
– Скажешь, – твердо пообещал Аксенов и резко захлопнул за собой дверцу.
«Дурачок, – подумала она, улыбаясь в пустоту самодовольной счастливой улыбкой. – Дурачок, ты даже не представляешь, сколько всего я тебе еще наговорю!»
Обратно машину вел Петрович. Сергей, оказывается, летел с Аксеновым, и Ира всю дорогу думала о том, что парень промок до нитки и может заболеть. Даже хотела сказать об этом Петровичу, но мудро решила не вмешиваться в чужие дела. Хватает своих. Когда она заходила в свой подъезд, Петрович тронул ее за рукав и сказал:
– Ты, дочка, это… Осторожней. Особо с подружками не болтай. Я, гляжу, так дело пойдет, скоро и ты ко мне в подопечные попадешь.
– Не беспокойтесь, не попаду. Спокойной ночи! – невежливо отрезала Ира и услышала, как охранник вздохнул ей вслед:
– Да… Дела…
Но не успела она подняться на второй этаж, как Петрович снова ее догнал:
– Ирина Сергеевна, телефончик-то домашний дайте, а то он небось забыл спросить, будет меня дергать.
– Забыл, значит, ему не надо, – уже напрямую сгрубила Ира.
– Тьфу ты! – разозлился Петрович – Детский сад тут развели, а я – крайний. – И с невероятной для его плотной комплекции прыткостью спустился вниз.
***
Через два часа Ира, запихивавшая в рот очередной кусок «Докторской» и неизвестно зачем пялившаяся в телевизор, вместо того чтобы идти в ванную и ложиться спать, услышала телефонный звонок. Она ожидала, что это Максим или Ленка, но никак не Аксенов. Ведь он так и не взял у нее номер телефона.
– Привет. Я уже приземлился, – сказал Аксенов.
– Привет. А я уже сплю, ты меня разбудил. И если ты будешь за мной шпионить, добывая неизвестно как мой телефон, то я… То я… – Пока она придумывала, чем она может Аксенову сильно досадить, он перебил:
– Перестань. Никто за тобой не шпионил, а телефон Петрович узнал по адресу.
– Не правда, он не знает номера моей квартиры! – обрадовалась Ира своей сообразительности.
– Он высчитал номер, посмотрев, в каком окне загорелся свет. Вот и все! –
– Ну и что? Все равно шпионство. Мог бы сам спросить.
– Забыл.
– В следующий раз не забывай.
– В следующий раз ты мне напомни, чтоб не забыл, – совсем обнаглел он и дал отбой.
Ира послушала короткие гудки, нажала на рычаг и, прекрасно зная, что уже три часа ночи, набрала Ленкин номер. Терпеть до утра не было никаких сил.
– Алло… – Ленка, что вполне естественно, была спросонья и плохо соображала, но Ира быстренько привела ее в чувство:
– Лен, я, кажется, влюбилась.
– Ага, и на тебя, значит, действует! – бодро откликнулась Ленка. В кого влюбилась подруга, Ленке объяснять не потребовалось.
– Что действует? – Для самой Иры ее свалившаяся как снег на голову влюбленность была совсем неочевидна и объяснима разве что дурацким собственным пластилиновым характером, из которого каждый мало-мальски заинтересованный мужик что хочет, то и лепит.
– Как что? Антураж. Шикарная машина, дом, охрана, известность. Не кто-нибудь, а сам Аксенов!
– Подумаешь, сам Аксенов! И не такой уж он известный. Я сама, между прочим, довольно популярная детская писательница. Промышленные генералы приходят и уходят, а мои книжки дети, может, лет через пятьдесят еще будут читать. Вот! – Ира была абсолютно искренна.
Кто же будет спорить, что только искусство вечно?
– Ага! – съехидничала Ленка. – Что же ты, популярная писательница, не живешь в загородном особняке, не ездишь на «мерседесе» и не мелькаешь в телевизоре?
Что же ты, популярная писательница, не влюбилась в какого-нибудь шахтера, вон, даже ездить никуда не надо, сидят стучат касками возле Белого дома?
– Знаешь, а я была бы не против, если б он стучал каской возле Белого дома, но холостой. Или хотя бы разведенный. Без шуток. Я б его привела домой, напоила, накормила и спать уложила, а не сидела бы среди ночи одна-одинешенька и названивала тебе. Мне его дома и машины абсолютно безразличны, и не потому, что я такая уж бессребреница, а потому, что все это не имеет ко мне ровным счетом никакого отношения. Я как полная идиотка снова наступаю на те же грабли – любовь хорошо, а жена еще лучше. Все нормальные люди в моем возрасте озабочены воспитанием детей, а не любовными играми.
– А у него дети есть? – деловито осведомилась Ленка.
– Кажется, нет, – припомнила свой первый разговор с Аксеновым Ира. – По крайней мере полгода назад не было.
– Кажется, кажется… – передразнила Ленка. – Это первое, что нужно о мужике знать. Если детей нет и проблема не в нем, то считай, что дело в шляпе. Счастливая улыбка, руку на живот, и – «Дорогой, у нас будет маленький». Только без вариантов, никаких разговоров об абортах. Если у мужика в таком возрасте нет детей, это значит, что он спит и видит наследника. Последний шанс, понимать надо. И ребенка получишь, и мужа, и полное обеспечение – в одном флаконе. Ну в крайнем случае ребенка с полным обеспечением. Тоже неплохо.