Другой сценарий

Ande

Поймал себя на мысли, что думаю о чем угодно, но не о главном. То есть о том, что со мной. И что делать.

Плеснул себе в лицо воды из-под крана. Буду исходить из того, что это все реально. И соответственно действовать. Тем более что я отлично все помню, как выяснилось. Нужно подумать и сваливать, как минимум, из Выру. Вышел из сортира, и пошел к вокзалу с не замеченной раньше табличкой V~oru. Только сейчас сообразил, что воздух пахнет мгновенно узнаваемым ароматом железной дороги. Шпалами, дымом, и еще чем-то, свойственным только ей. За ж/д-путями забор. За ним виднеются желтые корпуса армейской учебки.

Дедок-спаситель сидел на скамейке в торце вокзала. Подошел к нему, достал сигареты

«Румба», что я купил специально для возвращения из армии. Уселся и закурил.

— Не пойму, ты дембель, или в отпуск?

— Дембель, дембель.

— Непонятный ты. Дембель бы выпил. Отметить-то надо?

Я подумал, что не самая плохая идея. Так-то, лучше бы кофе с коньяком. Но вокруг — Советский Союз. И то и другое — в ресторане и с трудом. И где тот ресторан? И кто пустит рядового в ресторан? А здесь, на вокзале, нет даже буфета. Да если бы и был, то вряд ли мне налили бы нормальный кофе. А коньяк там и не водился.

— А купить-то есть где?

— Да вон магазин, наискосок, — оживился дед. — Хочешь, сбегаю?

Из внутреннего кармана кителя достал военный билет. Из него — пятерку.

— На водку хватит?

Вроде бы пять тридцать, стоила бутылка, когда я уходил в армию. Пока служил, генсеком побыл Андропов, снизив цену до четырех семидесяти.

— Если не хватит, я добавлю, — засуетился дед. И бодрой рысью направился к магазину. А я задумался.

В прошлый раз я, через час, уехал на местном поезде в латвийский Валмиера. А оттуда, на электричке — в Ригу. Поезд в Питер идет глубокой ночью. Как, впрочем, и на Ригу. Маршрут я, тогда выбрал неудачно. До города Кропоткин, на Кубани, я добирался почти четверо суток. Около суток проболтавшись в Москве. Встал и опять зашел в вокзал. Закрытые кассы, тишина и покой. Ни одного человека. Посмотрел расписание. Ну да. Ночью поезда на Ленинград и Ригу. Местные поезда — в Цесис, Тарту, Печеры. Ближайший в Валмиера. В Тарту в восемь вечера. В Печеры — по утрам, уже опоздал. Да и не поеду я туда. Хе. Между мной и Питером Чудское озеро. И его можно обогнуть или через Псков, или через Нарву. Кажется, я понял, как будет лучше всего.

Вернувшись на скамейку, застал деда, исполненного нетерпения. Соблюдая алкогольный кодекс, он ждал моего появления, чтоб налить. Увидев меня, молча наполнил, и протянул граненый стакан.

— С дембелем!

Хмыкнул, взял, отпил треть. Вернул ему.

— Больше не буду. Лучше скажи, где тут у вас автобусный вокзал?

— А вот туда идти, вдоль озера все время прямо. А на площади повернешь направо.

— Ну, бывай, дед.

— Еще выпьешь?

— Не, пей сам, за мое здоровье.

Шагая по весеннему тротуару маленького эстонского городка, я злился. Несмотря на алкоголь, что теплом растекся по телу. Как меня угораздило? Да и попал я — лучше не придумаешь. Нищий дембель, без всяких перспектив. И что делать?

Снова все по новой? Все так же, все то же? Да пошло оно все в задницу!

Как-то кончился во мне запал. Жизнь потрачена, чтобы понять то, что другие знают с детства. Здесь никому не нужны такие как ты. Свободные и независимые. Тебе не простят отсутствия завуалированного холуйства, которое почему то называют патриотизмом.

Вспомнил говнюка, что мне хамил у меня же в кабинете. Вот он — народный герой! Отобрал у частника предприятие, и через это пострадал! А уж то, что он кроме пистолета в руках и не держал ничего — не влияет. И вообще, очень любят у нас вот этих, защитничков. Как беда какая, они сразу скулят — народ-богоносец, выручай! А в мирной обстановке они — герои, и им — все должны. Хотя, словив в табло, заткнулся и растерял весь гонор.

Смешно это все. Жалко людей, искренне радующихся, что Юкос, к примеру, отобрали. И возмущенных тем, что

бензин дорожает. Действительно, в чем связь?

Все же было уже решено! Уже осталось только улететь. А сейчас, в восемьдесят четвёртом, из Союза и не улетишь. Погранвойска следят, чтоб народ не разбегался. Тюремная охрана, блин.

Дойдя до площади, я снова закурил. Вокруг по-эстонски безлюдно, да и суббота. Сонное пространство иногда нарушают автомобили. Да вдалеке, в сквере, мамаши с колясками собрались в небольшую группу.

Не хочу! С другой стороны, кого это волнует? Вот тебе, Николай Петрович, возвращение в молодость. Считаешь, что что-то делал неправильно — исправляй. А не ной. Хе, и что исправлять? Разве что податься в защитники. А что, знай трынди, что стоишь на страже, и души коммерсов, себе во благо. Блин. Не смешно. Лучше уж в робингуды. Правда, так любила себя называть братва. А я себя с ними не ассоциирую от слова совсем. Да и не все так страшно. Я столько помню и знаю. И это, слава богу, не тайное знание, узнав о котором, любой генсек кончит, не отходя от руля государства. Обычная информация. Чуть-чуть про деньги. Чуть-чуть про биржи. Немного о преступности. А если дожить до конца девяностых, то и криптовалюты. Только, как бы мне из Союза сбежать?

Дедок был не совсем точен. Я пересек площадь, свернул налево, и шел еще почти километр. Пока не вышел к пустырю, украшенному небольшим белым сараем, почти будкой. На крыше этого сарая фанерная табличка — V~oru. Поодаль стоят несколько львовских автобусов. Рядом с ними кучкуется жиденькая толпа. Зашел в сарай-автовокзал, и постучал в окно с надписью Piletikassa. Оттуда выглянула тетка.

— Один билет до Тарту, — выйдя из сарая, направился к автобусу с табличкой Tartu.

Так и решим. Добыть денег и свалить. Это стратегическая цель. А по мере продвижения, решать тактические вопросы. Как положено. Способ, средства, привлеченные ресурсы. Жить то же самое снова, не хочу. Будет другой сценарий.

Глава 4

Вообще-то суббота, в Советской армии, это парко-хозяйственный день. Уборка территории, казарм, покраска, побелка, баня, и фильм в гарнизонном клубе вечером. Мое увольнение в субботу — ловкий маневр командира.

Меня призвали в День рождения Ленина. Двадцать второго апреля. Начиная с двадцать второго апреля этого года, я начал представляться — матрос Андреев. На недоуменный вопрос, с чего это рядовой армии — матрос? Отвечал, что служу третий год. А в Союзе больше двух лет служат матросы. Мои прямые командиры ржали, и говорили, потерпи, Коляха, уволим при первой возможности. Но я, почти с начала службы, закусился с замполитом. Ему, естественно, донесли. И он заявил, что такие как ты умные, Андреев, будут увольняться в последнюю очередь, в июле. Особо грустить я не стал. А пришел к командиру, с идеей дембельского аккорда. Так в армии называются работы, исполнив которые, солдат немедленно увольняется и едет домой. Майор Кольцов не стал жеманничать, а привел в автопарк меня и еще троих моих друзей. Подвел к автомобилю Урал-375 с заклинившим двигателем, и, по-военному кратко сказал:

— Приезжаете ко мне на этом авто к казарме, и назавтра едете домой. Вопросы?

Шестнадцатого мая, в среду, я лично приехал на нем к казарме. Пацаны вызвали командира. Он повел себя как настоящий военный:

— Почему, блять, он не покрашен?

Сцепив зубы, уехали обратно в парк. Но троих моих друзей на следующее утро — уволили. И они поехали домой. А я остался руководить покрасочными работами. Ну, не будет же русский матрос сам красить какой-то Урал? А в пятницу, вчера, приехал на сияющем грузовике прямо к утреннему построению. Лейтенант Батура, мой непосредственный командир, сказал, чтоб я ехал в парк. Аккорд принят.