Друид Шаннары
Шрифт:
Процесс был медленным, но неотвратимым — постепенно все тело превратится в камень.
«Даже если и так, какая разница, — подумал Уолкер, — я умру от голода или от жажды гораздо раньше, чем окаменею».
Прошло семь дней. Все припасы были съедены, а остатки воды он допил два дня назад. Теперь силы быстро покидали его. Почти беспрерывно Уолкера бил озноб, все реже прояснялось сознание. Сперва он пытался бороться, призывая на помощь магию, чтобы изгнать яд из своего тела и вернуть руке жизнь. Но магия оказалась бессильна. Тщетно пытался он оторвать руку от каменного пола — прикован он крепко, приговорен без всякой надежды на освобождение. В конце концов усталость сморила его и он уснул. По мере того как проходили дни, Уолкер все чаще погружался в сон, а желание пробудиться становилось слабее и слабее.
Голос Угрюма заставил его очнуться. Он отчетливо осознал, что если уснет снова, то больше не проснется. Уолкер глубоко дышал, стараясь подавить страх. Он не должен сдаваться, так умирать нельзя.
Он снова принялся размышлять о том, как все произошло. «Пока я сохраняю способность думать, — рассуждал Уолкер, — я не усну». Он воскресил в памяти свою беседу с призраком и попытался проникнуть в смысл его речей. Рассказывая, где можно отыскать Черный эльфийский камень, злой дух не называл Чертога Королей. Может быть, он, Уолкер, сделал неправильный вывод? Или его намеренно ввели в заблуждение? Было ли хоть сколько-нибудь правды в том, что рассказал ему Угрюм-из-Озера?
Мысли Уолкера путались. В отчаянии он закрыл глаза. Одежда его намокла, тело била дрожь. Дыхание вырывалось с трудом, в глазах темнело, глотать становилось все труднее. Хотелось забыться…
Его охватила паника, он чувствовал, что теряет власть над собой.
Он заставил себя думать о злом духе. Представил, как призрак смеется над его несчастьем, как ликует. Уолкер слышал его насмешливый голос. Гнев придал ему немного сил. Угрюм сказал ему что-то очень важное, необходимо вспомнить их разговор.
«Пусть я не усну, ну пожалуйста!»
Чертог Королей не отозвался на его настойчивую мольбу — изваяния оставались немы, безразличны и безучастны, горы выжидали.
«Я должен освободиться!» — простонал Уолкер. И тогда в его памяти возникли видения, а точнее — первое из тех трех, что показал ему призрак. Он стоял на облаке, высоко над теми, кто собрался у Хейдисхорна по призыву тени Алланона. Тогда он объявил, что скорее отсечет себе руку, нежели займется возвращением друидов, и поднял ее, чтобы показать, как он это сделает.
Он вспомнил видение и понял все. Голова его бессильно опустилась на землю. Он заплакал.
Выбора не было. Но нет! Этого он не сделает!
И все же он знал, что придется.
Рыдания превратились в смех, заполнивший своими раскатами пустоту гробницы, в смех жуткий, безумный, от которого кровь стыла в жилах. Постепенно он успокоился, подождал, пока не наступит тишина. Иной возможности он не видел; судьба его была решена. Он знал, что если не освободится сейчас, то не освободится никогда.
И оставался только один способ.
Уолкер заставил себя смириться с этой мыслью. Нельзя давать волю чувствам! Надо собрать последние силы. Он окинул взглядом пещеру и, наконец, увидел то, что нужно. Это был камень, заостренный с одной стороны, размером и формой напоминавший топор. Очевидно, он откололся во время битвы между Алланоном и змеем Валгом четыре века назад. Камень лежал футах в двадцати от пленника. Обычному человеку было бы не дотянуться до него. Уолкер призвал на помощь остатки магии, заставляя себя сохранять при этом спокойствие. Камень медленно двинулся вперед, царапая пол. От напряжения у Уолкера кружилась голова, его трясло, к горлу подступала тошнота. Однако он все ближе придвигал к себе обломок скалы.
В конце концов камень оказался в пределах досягаемости. Тогда Уолкер прекратил магические действия и долго собирался с силами. Потом протянул руку к камню, пальцы его крепко сомкнулись на нем. Уолкер медленно начал пододвигать к себе обломок. Камень был невыносимо тяжелым. И он засомневался, хватит ли сил поднять его.
Подтащив камень совсем близко, Уолкер глубоко вздохнул, поднял его над головой, на какое-то мгновение замер и, словно обезумев от страдания и страха, опустил. Обломок ударился об окаменевшую по локоть руку с такой силой, что содрогнулось все тело Уолкера. Он едва не лишился чувств от боли и, закричав, как будто его разрывали на части, выворачивали наизнанку, упал навзничь, жадно ловя ртом воздух; камень выскользнул из онемевших пальцев.
Внезапно Уолкер пришел в себя и, чувствуя некоторое облегчение, резко выпрямился и посмотрел на руку. Камень раздробил ее. Теперь он свободен.
Долго еще стоял он на коленях, ошеломленный, с недоверием разглядывая окаменевший обрубок. Рука оказалась негнущейся и тяжелой. Яд уже проник в кровь и продолжал свою разрушительную работу: выше локтя шли серые прожилки. Во всем теле Уолкер ощущал тяжесть.
Вдруг в соседнем зале раздался слабый шорох, словно кто-то зашевелился, очнувшись ото сна. Понимая, что произошло, Уолкер Бо похолодел. Крик выдал его. За дверью находилась Ассамблея, а именно там некогда обитал змей Валг, страж мертвых. А если он и сейчас там?
Уолкер поднялся на ноги. У него закружилась голова. Преодолевая слабость, он направился к тяжелой, окованной железом входной двери. Он словно отрешился от всего окружающего, сосредоточив силы на одном: дойти до коридора, ведущего из усыпальницы. Уолкер знал: если змей все еще жив и заметил его, он обречен.
Но ему повезло: змей не выполз. Ничто не преграждало путь. Уолкер добрался до двери гробницы и, распахнув ее, окунулся в ночной мрак.
Впоследствии ему так и не удалось вспомнить, что было потом. Каким образом он сумел отыскать обратный путь через Чертог Королей, мимо баньшей, которые сводят людей с ума своим воем, мимо сфинксов, чей взгляд обращает в камень. Он слышал, как стонут баньши, и ощущал на себе горящий взгляд сфинксов. Он шел, преодолевая ужас. Древняя магия гор, пытавшаяся заманить его в ловушку, присоединить к числу своих жертв, оказалась бессильной перед ним. И он спасся — как будто невидимый щит охранял его в пути. Железная воля и мучительная боль придали ему сил, помогли выжить. Может быть, на помощь пришла и его собственная магия. В конце концов, магия непредсказуема, это — вечная тайна. Он шел вперед, с трудом пробираясь в непроглядной тьме сквозь рой фантастических существ, мимо каменных стен, грозивших сомкнуться и заточить его. Он двигался по невидимым туннелям, пока, наконец, не оказался на свободе.
Уолкер вышел из пещер на заре; холодный и тусклый свет солнца едва просачивался сквозь облака — дождь не прекращался с прошлой ночи, когда разразилась гроза. Спрятав под плащом, словно раненое дитя, руку, он двинулся горной тропою в направлении южных равнин. Он ни разу не оглянулся — ему с трудом удавалось смотреть прямо перед собою. Уолкер держался на ногах только потому, что упрямо не желал сдаваться. Все чувства в нем притупились, даже боль. Он продвигался рывками, словно его дергали за нити, привязанные к рукам и ногам. Черные волосы трепал ветер, непокорные пряди, обрамляющие бледное лицо, хлестали по щекам, на глазах выступали слезы. Когда, наконец, он выбрался из сумрачного тумана, вид у него был совершенно безумный.