Друиды. Поэты, ученые, прорицатели

Пиготт Стюарт

Карта, о которой идет речь, являет собой большой полукруг территорий к северу от Черного и Средиземного морей, окаймленную рекой Океан и включающую в себя две основные племенные группы: скифов на востоке и кельтов на западе. Кроме того, там присутствует несколько более невнятно определяемых народностей, в том числе гиперборейцев, обитающих дальше, но в пределах контуров Океана. По общему мнению, их ареал лежал за Рипейскими горами, географическое местонахождение которых также было весьма неясным. Геродот, считавший существование гиперборейцев мифом и подшучивавший над ними, тем не менее помещал их страну и вышеупомянутые горы куда-то за земли скифов, как, впрочем, и другие авторы того и более позднего времени. Некоторые более ранние греческие писатели, например Пиндар и Эсхил, полагали, что в тех горах берет начало река Дунай. Так, Эсхил писал, что эта река течет «с гор Гиперборейских и Рипейских». Поскольку Геродот вполне справедливо обязывает Дунай проистекать из кельтских земель, явно произошла географическая нестыковка. Отсюда вывод Посидония, что Рипейские горы – это Альпы, и он помещает

гиперборейцев за них. А до него один из писателей конца IV века до н. э. считал, что около 390 года Рим разграбили гиперборейцы, а не кельты. Гекатеус Абдерский помещает этот народ и его таинственный великолепный храм Аполлона на Британские острова.

После того как гиперборейцы и кельты слились для всех в северных сумерках воедино, стало возможным приписать мифические или сказочные характеристики первых последним. Страну их путают с Елисейскими полями и царством Гомерова Радаманта. «Ни снега там, ни бури, ни дождей», – говорится в «Одиссее». Плиний, в чудесном переводе 1601 года, принадлежащем Филемону Голланду, сообщает о гиперборейцах следующее: «… страна их открыта солнцу, там мягкое приятное тепло, нет шумных ветров и жестоких бурь. Их обиталища находятся в лесах и рощах, где поклоняются они богам своим поврозь и сообща: неведомы им распри и раздоры, не знают они хворей никаких».

У Теннисона в «Смерти Артура» читаем:

… долинный остров Аквилон,Где не бывает бурь, дождей и снегопадов.И даже ветер не рычит свирепо.

Такой предстает эта гиперборейская страна Шангрила Гомера в его викторианской версии кельтской Британии.

БЛАГОРОДНЫЕ ДИКАРИ

За Посидониевой и александрийской традиционными версиями относительно друидов стоит миф о «благородных» дикарях, который служит источником многих заблуждений. Классический мир, при первых же контактах с кельтами, был готов обнаружить в их примитивной культуре некие заранее ожидаемые элементы. Кельтское общество, разумеется, было менее сложным и изысканным, чем у цивилизованных средиземноморских народов, но отныне простота его будет его добродетелью, в нем сохранятся древние, чистые в своей нетронутости традиции суровой и простой цельности, утраченные в растленности, расслабленности и сложностях городской жизни. В те дни первородной невинности люди были близки к богам, они интуитивно познавали тайны природы, которые нынешние философы понимают смутно и с трудом. В этом простом естественном миропорядке признанными руководителями были мудрецы, которые направляли правителей светских на путь учености, равенства и справедливости. В конце I века н. э. Климент Александрийский, принадлежавший к идеалистической школе, дошел даже до того, что провозгласил, будто философия Пифагора и других греков была ими взята у галлов и прочих дикарей.

Нам стоит на минуту приостановиться и рассмотреть пристальней один эпитет, несомненно взятый Страбоном у Посидония и постоянно прилагаемый к друидам: их называют «справедливейшими» или «праведнейшими» (dikaiotatoi) из всех людей. На первый взгляд это всего лишь примечательная дань честности и неподкупности кельтских законодателей. Но данный фразеологический оборот теряет свою силу, как только мы узнаем, что это привычный похвальный греческий литературный эпитет, восходящий употреблением еще к Гомеру. Тот приписывает подобные качества абиоям. Затем его использует Геродот применительно к гетам, а Эфорус применительно к скифам. Сам Страбон употребляет его, говоря не только о друидах, но также о скифах и мизинцах, и характеризует им таких законодателей, как Моисей и Радамант. (Последний, если мы помним, царствовал на Елисейских полях, которые вроде бы относились к землям гиперборейским.) В примитивных обществах, как и в золотых веках, предполагалось наличие «справедливейших». По словам Сенеки, Посидоний утверждал, что мудрецы являются там правителями. Мы увидим позднее, как этот взгляд окрасил еще одно приписываемое друидам качество: их способность и власть предотвращать и прекращать войны.

Легенда говорила это не только о варварских философах вообще, но донесла до нас упоминания о конкретных личностях. Гипербореец Абарус спорит на греческом с самим Пифагором. (Профессор Доддс убедительно оспаривает это, говоря, что, если такой человек и существовал, он мог вполне быть каким-то центральноазиатским шаманом.) Анахарсис – скифский философ и вождь, который обратился к Александру Македонскому с просветительской речью. Мы должны будем позднее приглядеться к этим речам варварских вождей, которыми так щедро уснащали свои писания древние историки. Они хорошо нам знакомы по британским легендам, в которых их возглашают Боудикка (Боадицея) и Калгак. Эта литературная традиция лежит в основе картин, рисуемых Цезарем и Цицероном Дивисиакусом, галльским вождем, который якобы одновременно был друидом.

Таким образом, к рассмотрению мира друидов даже самые непредубежденные писатели Античности приступали с предвзятыми мнениями, владевшими их умами. Разумеется, философам, особенно принадлежавшим к школе стоиков, должна была неудержимо импонировать идея мудрецов – правителей примитивных народов. Точно так же нынешним ученым представляется блаженная страна Утопия, которой правят не политики, а их ученые собратья. Наконец, следует сделать еще одно общее замечание по поводу заметок классических авторов об учености и знаниях друидов. Во всех своих описаниях они не могут избежать привлечения специальных терминов, являющихся результатом многовековой работы ума тонких и глубоких мыслителей, то есть описаний оттенков

и обертонов интеллектуальной сложности… и все это для передачи простейших верований, суеверий, обрядов и установлений варварских народов, обитавших где-то за Альпами. Они никак не могут уйти от описаний философичности и теологичности философов и теологов, которые изучали метафизику и этику, натуральную и моральную философию, исследовали оккультные вопросы, проблемы вещей тайных и возвышенных и были признанными магистрами знаний. Было бы несомненной ошибкой думать, что подобные понятия, будучи применены к друидам, следует понимать в том же смысле, что и диалоги Сократа или пассажи Сенеки и Цицерона.

ПОСИДОНИЕВА ТРАДИЦИЯ

После такого предварительного вступления мы можем обратиться к двум группам классических текстов и их взаимосвязи, а затем после краткого рассмотрения ирландских источников перейти к анализу одного за другим основных признаков-характеристик, приписываемых друидам. Как мы видели, Посидониева группа источников тесно связана с работами самого этого философа-стоика. Они были блестяще проанализированы профессором Тирни. Вкратце ситуация выглядит так. «Истории» Посидония написаны в конце II века до н. э. Сегодня они существуют лишь в признанных достоверными или узнаваемых цитатах из других авторов, то есть мы знаем их из вторых рук. Но первоначально они представляли собой 52 книги и начинались с описания периода, на котором остановился Полибий, а именно с середины II века. События, изложенные в них, были связаны не только с греко-римской историей, но касались также чужеземных народов, известных в то время классическому миру. Раздел, касающийся кельтов, находился в 23-й книге и представлял собой этнографическое введение в рассказ о римском завоевании и оккупации юга Галлии, закончившихся в 121 году до н. э. созданием римской провинции. Посидоний сам совершил путешествие в Галлию, а также пользовался массалиотскими источниками. Он был выдающимся ученым греческой школы в исторических, географических и этнографических исследованиях, давние традиции которой восходят к Геродоту. То есть, как выразился Страбон, проводил изыскания истинного происхождения народов путем изучения «их общих свойств и фамильного сходства», а также, как мы увидим далее, Посидоний стремился интерпретировать данные в свете философии стоиков.

Четыре основных автора, которых мы рассмотрим позднее, заимствовали, цитировали и адаптировали труды Посидония. Трое открыто и признательно, а четвертый обходился без ссылок на него. Страбон (с ок. 63 г. до н. э. по 21 г. н. э.) знал Посидония лично. Диодор Сицилийский, творивший примерно в 60-30 годах до н. э., также был его современником. Атеней (расцвет его деятельности приходится на 200 г. н. э.) прямо указывал на источник своих сведений. А вот Юлий Цезарь, описывая свои галльские кампании 52-51 годов до н. э., вроде бы тоже основывался в своем рассказе о галльской этнографии, друидах в том числе, на работе Посидония, но ввел некоторые добавления, достоверность которых служит до сих пор поводом для споров. Страбон и Диодор писали историю и географию в манере Посидония. Атеней создал изысканную эрудированную и увлекательную антологию-компиляцию. Цезарь, хитроумный политик и полководец, написал самооправдательный отчет уже по окончании походов. Из этих трех авторов лишь Атеней не упоминает о друидах, которые, надо полагать, его не интересовали, поскольку не задавали пиров.

Картина, нарисованная этими четырьмя авторами, дает нам общее и детальное представление о кельтских обрядах и обычаях, которое соответствует и цитатам из Посидония касательно этого предмета и тому, что сообщает до него Полибий и несколько позже Помпоний Мела, Лукан и Тацит. Она также созвучна образам ирландских героических легенд, рассматриваемых ниже, и подтверждается данными археологических раскопок. Цезарь делает упор на политической власти, которой обладали друиды, и таких сведений нет в других источниках. Однако, как заметил Тирни, «Цезаря не интересовала галльская этнография, как таковая». Этнографические пассажи в книге 6-й «Галльских войн» присутствуют там, поскольку литературная традиция требовала наличия такого раздела в историческом труде. Оригинальная галльская этнография Посидония, по сути, была подобным же, необходимым добавлением к его историческому трактату. «Галльские войны», в целом, есть тщательно выстроенный документ. «Блистательная краткость Цезаря временами наводит на мысль, что его стиль – простой незамысловатый рассказ простого солдата, – пишет доктор Грант, – но правда состоит в том, что кажущаяся простота Цезаря, отсутствие риторики – это намеренный искусный прием, основанный на мастерском владении самой изощренной теорией». Его генерал, Гирций, написавший заключительную 8-ю книгу этого труда, кажется, отлично это понимал: «Цезарь не только умел писать с изумительными свободой и изяществом, но и прекрасно знал, как лучше рассказать о своей политике и планах».

Но, возвращаясь к Посидониеву рассказу о друидах, следует заметить, что если и есть в нем некий элемент «мягкого» примитивизма, то он уравновешен откровенным и неприукрашенным описанием сопутствующих им варварских обычаев, таких, как человеческие жертвоприношения. В последнее время, как мы дальше увидим, была сделана попытка снять с друидов вину, отрицая их участие в этих варварских обрядах. Но это всего лишь порыв отчаяния, направленный на то, чтобы сохранить образ «мягкого» примитивизма в нелегкой ситуации. Возможно, на манер Зенона в III веке до н. э. (когда тот пытался оправдать каннибализм тем, что он якобы может не быть аморальным «в некоторых обстоятельствах» у примитивных народов) некоторые стоики могли счесть приемлемыми даже такие обряды. Но Посидоний сообщает о них безыскусно, как еще об одном дикарстве, наравне с любимой кельтскими вождями «охотой за головами».