Друсс-Легенда
Шрифт:
— О, Зибен... О-о... О-о!
Друсс выругался и вернулся назад. Налетевший ветер опахнул его неприятным запахом, и он посмотрел на себя. Колет покрыт блевотиной, от тела разит застарелым дорожным потом. Слева во дворе виднелся колодец. Друсс вытянул наверх ведро. Демон долбил в голове раскаленным добела молотом. Друсс разделся до пояса и обмылся холодной водой.
Дверь позади распахнулась, и из дома выскользнула темноволосая молодая женщина. Она улыбнулась Друссу и побежала прочь по узкой улочке. Друсс поднял ведро и опрокинул остаток воды
— Ты уж не обижайся, — сказал Зибен, — но без мыла дело не обойдется. Заходи. В очаге горит огонь, и я согрел воды. Боги, ну и холод на улице.
Друсс, собрав свою одежду, вошел в дом. Домик был одноэтажный, всего с тремя комнатами — кухня с железной плитой, спальня и столовая, где топился каменный очаг. Тут был стол с четырьмя стульями, а по обе стороны от огня — удобные кожаные кресла, набитые конским волосом.
Зибен провел Друсса в гардеробную, налил в таз горячей воды, вручил гостю брусок белого мыла и полотенце. Достав из буфета в столовой тарелку с нарезанным мясом и хлеб, поэт сказал:
— Поешь, как помоешься.
Друсс вымылся пахнущим лавандой мылом, отскреб свой колет и оделся. Поэт сидел у огня, вытянув длинные ноги, с кубком вина в руке. Другую руку он запустил в свои светлые, до плеч, волосы. Откинув их назад, он надел на голову черный кожаный обруч с блестящим опалом в середине и посмотрелся в овальное зеркальце.
— Красота — это тяжкое проклятие, — сказал он, отложив зеркало. — Налить тебе вина? — Друсс, чей желудок при этих словах встал на дыбы, замотал головой. — Тогда поешь, мой большой друг. Я знаю, еда не идет тебе в горло, но она пойдет тебе на пользу, поверь.
Друсс отломил кусок хлеба, сел и стал медленно жевать. У хлеба был вкус пепла и желчи, но Друсс мужественно пересилил себя. Поэт оказался прав — желудок успокоился. С соленой говядиной справиться оказалось труднее, но Друсс запил ее холодной водой и почувствовал, как возвращаются силы.
— Я слишком много выпил, — сказал он.
— Да ну? Две кварты, насколько я понял.
— Я не помню сколько. Кажется, драка была?
— Вряд ли это можно считать дракой по твоим понятиям.
— Кто были эти люди?
— Разбойники, на которых ты напал.
— Мне надо было убить их.
— Возможно, но в твоем состоянии ты должен почитать за счастье, что сам остался в живых.
Друсс налил воды в глиняную чашу и выпил до дна.
— Ты мне помог, это я помню. Почему?
— Так, каприз. Пусть это тебя не волнует. Расскажи мне еще раз о твоей жене и о набеге.
— Зачем? Это все в прошлом. Теперь мне нужно одно: найти Ровену.
— Но тебе понадобится моя помощь, иначе Шадак не послал бы тебя ко мне. И я хотел бы знать побольше о человеке, с которым пускаюсь в путь. Понимаешь? Вот и рассказывай.
— Да нечего особо рассказывать. Разбойники...
— Сколько их было?
— Около сорока. Они напали на нашу деревню, перебили всех мужчин, женщин — тех, что постарше, — и детей, а молодых женщин забрали в рабство. Я был в лесу, рубил деревья.
Зибен с улыбкой покачал головой.
— Этак всю дренайскую историю можно изложить, прежде чем яйцо сварится. Рассказчик из тебя аховый, друг мой, но это к лучшему: не будешь отбивать у меня кусок хлеба
Друсс потер глаза и откинулся на мягкую спинку кресла. В тепле его разморило, и он еще ни разу в жизни не чувствовал себя таким усталым. Последние тяжкие дни взяли свое — он уплывал куда-то по теплому морю. Поэт что-то говорил, но Друсс уже не слышал его.
Он проснулся на рассвете. От огня в очаге остались только тлеющие угли, и в доме никого не было. Друсс зевнул, потянулся, пошел на кухню и взял себе черствого хлеба с сыром. Запивая завтрак водой, он услышал, как скрипнула входная дверь. Вошел Зибен с белокурой девушкой, неся топор и перчатки Друсса.
— Это к тебе, старый конь. — Поэт сложил свою ношу и с улыбкой удалился.
Девушка застенчиво улыбнулась:
— Я не знала, где вас искать, но ваш топор сберегла.
— Спасибо. Я вспомнил — ты служишь в таверне. — На ней было простое линялое платьице, когда-то голубое, а теперь серое, но ее фигурка и теплые карие глаза были очень милы.
— Ну да. Вчера вы говорили со мной. — Она села, сложив руки на коленях. — Вам было очень грустно.
— Теперь я пришел в себя, — мягко сказал он.
— Зибен сказал мне, что вашу жену увели в рабство.
— Я найду ее.
— Когда мне было шестнадцать, на нашу деревню тоже напали, убили моего отца и ранили мужа. А меня забрали и продали в Машрапуре с семью другими девушками. Я пробыла там два года. Однажды ночью мы с подругой бежали и ушли в горы. Ее там задрал медведь, а меня, умирающую от голода, подобрали паломники, которые шли в Лентрию. Они помогли мне вернуться домой.
— Зачем ты рассказываешь мне все это? — спросил Друсс ласково, видя грусть в ее глазах.
— Мой муж к тому времени женился на другой. А мой брат Лорик, потерявший во время того набега руку, сказал, что я больше никому не нужна. Сказал, что я падшая женщина и что, будь у меня гордость, я покончила бы с собой. И я ушла.
Друсс взял ее за руку.
— Твой муж — кусок дерьма, и брат не лучше. Но ответь все же: зачем ты мне это рассказала?
— Мне вспомнилось все это, когда Зибен сказал, что ты ищешь свою жену. Я тоже, бывало, мечтала, что Карк придет за мной. Но у рабыни в Машрапуре нет никаких прав. Желание господина — закон, и отказывать ему нельзя. Кто знает, что будет с твоей милой. — Женщина помолчала, не глядя на Друсса. — Как бы тебе это сказать... Когда я была рабыней, меня били, унижали и насиловали. Но тяжелее всего я перенесла то, как посмотрел на меня муж после разлуки, и то, как говорил со мной брат.