Друзья Эдди Койла

Джеки Браун, парень двадцати шести лет, с непроницаемым лицом, пообещал достать несколько пистолетов.

–  Я смогу их доставить к завтрашнему вечеру. Приволоку, наверное, штук шесть. А через неделю, ну, может, дней через десять, еще дюжину. Тут должен кое-кто нагрянуть — у него с десяток найдется, да только я, понимаешь, уже кое с кем об этом товаре толковал и обещал четыре ствола. Зачем-то они ему понадобились. Так что завтра вечером — шесть. А через

–  Что-то мне это не больно нравится, — сказал он. — Что-то мне не улыбается отовариваться в лавке, где толчется еще куча народу. Я же не знаю, что твой покупатель собирается с этими «пушками» делать. Коли у моего клиента будут неприятности из-за того, что кто-то еще берет товар из этой кормушки, то, знаешь, и у меня тоже могут быть неприятности.

–  Это ясно, — сказал Джеки Браун.

В пятницу рабочий день кончался чуть раньше обычного, и в этот ранний ноябрьский вечер люди уже спешили домой с работы. Инвалид на углу продавал бостонский «Рекорд» и надоедал прохожим криком из своей коляски.

–  Да ничего тебе не ясно, — сказал коренастый. — На мне же лежит ответственность. Я привык работать аккуратно.

–  Слушай, — сказал Джеки Браун. — Я же говорю: мне все ясно. Ты знаешь мое имя.

–  Знаю, — буркнул коренастый.

–  Ну и порядок! — сказал Джеки.

–  Нет, не порядок, — ответил покупатель. — Хотел бы я, чтобы с каждым, кого я так вот знаю, как тебя, был полный порядок. Вот смотри! — Коренастый вытянул левую руку над пластиковым столиком. — Что это?

–  Твоя рука, — сказал Браун.

–  Хм, надеюсь, ты на «пушки» глядишь внимательнее, чем на эту руку, — поддел его коренастый. — Дай-ка сюда свою, умник!

Джеки Браун растопырил пальцы левой руки.

–  Ну?

–  Пересчитай, сколько у тебя костяшек на пальцах! — приказал коренастый.

–  Что, все? — спросил Джеки Браун.

–  Господи, — сказал коренастый. — Да считай сколько хочешь. У меня все равно на четыре больше. По две на каждом пальце. А знаешь, откуда? Я как-то купил товар у парня, который вроде тебя назвал мне свое имя, да только «пушки» у него были засвечены, и парень, для которого я их взял, отправился в Уолпол [1] — «от пятнадцати до двадцати пяти». Он все еще там парится. Да у него друзья остались на воле. Они-то мне и подарили дополнительные четыре костяшки на левой руке. Зажали мне лапу в ящике письменного стола. А потом один из них ногой как врежет по ящику. Е-мое, как же больно было! Ты-то парень, не знаешь, каково это.

–  Вот черт, — воскликнул Джеки Браун.

–  А больнее всего было от того, что я ведь и сам понимал, что они со мной сделают. Представь: приходят к тебе и говорят, что ты кое-кому свинью подложил, что ты совершил ошибку, очень большую ошибку, и теперь за это кое-кто за решеткой парится, и понимаешь, говорят, мы-то лично против тебя ничего не имеем, но наказать надо. Так что, говорят, давай сюда руку. А ты думаешь про себя: не дам! Понял? Я когда еще совсем маленький был, ходил в воскресную школу, училка-монашка все мне говорила: «Руки на стол!» Поначалу я слушался и руки клал, а она мне по рукам стальной линейкой — прямо по костяшкам! Вот так-то. Но вот однажды я говорю ей — когда она мне свое: «Руки на стол!» — я ей и говорю: «Нет!». Так она мне, сука, этой линейкой прямо по роже со всего размаху влепила. И тут то же самое. Только эти ребята против тебя лично ничего не имеют, понял? Обычные ребята, каких на улице каждый день встречаешь, может, кто-то тебе из них даже нравится, а, может, и не нравится, может, ты с ними по стаканчику в баре пропускал, может, даже с ними вместе девок кадрил. И вот приходят к тебе и говорят: «Эй, Поли! Ты пойми, братишка, против тебя лично мы ничего не имеем. Но ты допустил ошибку. Давай руку. Мы же не будем в тебя из «пушки» палить, ты же знаешь». Так что пришлось руку им дать — а давать можно любую, какую хочешь — хоть левую, хоть правую. Я им дал левую, потому что я правша и наперед знал, что будет. Вот, значит, сунули они мне пальцы в ящик письменного стола и один из них ногой как врежет по ящику. Слыхал, как кости хрустят, когда ломаются? Это как лучину от полена откалываешь. А болит — ужас!

–  Вот черт! — повторил Джеки Браун.

–  Вот о том я и толкую, — сказал коренастый. — Я тогда месяц гипс носил. В дождь и сейчас болит страшно. Я эти пальцы согнуть не могу. В общем, мне наплевать, как ты себя назвал. Имя того торговца я ведь тоже знал, да это не спасло моих пальцев. Знать имя — этого не достаточно. Мне платят, чтобы я работал аккуратно. Интересно, что будет, коли один из твоих стволов «засветится». Может, мне потом придется себе костыли в аптеке примерять? Это же дело нешуточное. Я не знаю, кому ты раньше товар толкал, но мне вот шепнули тут, что у тебя есть пушки, а мне нужна пара-другая. Я просто страхуюсь, понял, чтобы дурака не свалять. А что будет, коли твой клиент, который четыре берет, толкнет одну «пушку» на сторону, а из нее потом легавого пришьют? Мне что, когти рвать из города?

–  Нет, — ответил Джеки Браун.

–  Нет? — переспросил коренастый. — Ну ладно, будем надеяться, что тут ты прав. Но только я не хочу больше пальцы калечить. И коли мне придется когти рвать из города, парень, то и тебе тоже придется. Ты это учти. Они со мной опять что-нибудь учудят, но с тобой разберутся покруче. Ты это запомни.

–  Понял, — сказал Джеки Браун.

–  Надеюсь, — ухмыльнулся коренастый. — Я уж не знаю, кому ты там раньше толкал товар, но должен тебя предупредить: эти ребята — крутые.

–  Мои стволы не засветятся, — повторил Джеки Браун. — Я гарантирую.

–  Это почему же?

–  А потому. Это абсолютно новые «пушки», ты понял? Пристреляны, проверены — вот и все. Новехонькие стволы, в деле не были. Нетронутые. Бойки еще в тавоте. Если уронишь — курком в землю ткнутся — и ничего, понял? «Тридцать восьмые — специальные». Говорю тебе — классный товар.

–  А, краденые! — отмахнулся коренастый. — Серийные номера сбиты. Так я в прошлый раз попался. Накрыли местечко, откуда «пушки» добывали, да и номера сверили. Так что ты, парень, поостерегся бы, а то нам с тобой вообще все пальцы открутят.

–  Нет, — сказал Джеки Браун. — На них серийные номера стоят. Так что если найдут эту «пушку», то и номер на ней будет, не боись. Я тебе говорю, никак не доказать, что они краденые. Абсолютно новые пушки, в масле еще.

–  С серийным номером? — переспросил коренастый.

–  Да ты сам увидишь номер, — сказал Джеки.

–  Модель армейской полиции, 1951 года выпуска, доставлены в Рок-Айленд, ни один не в розыске. Новехонькие «специальные».

–  У тебя что, кто-то на оружейном заводе есть?

–  Слушай, я торгую стволами. Я в деле уже давно, и очень редко кто оставался недоволен. Я могу достать тебе «четырехдюймовки» [2] и «двухдюймовки». Только скажи, что тебе надо. Я доставлю все в лучшем виде.

–  Почем? — спросил коренастый.

–  Зависит от того, сколько берешь, — ответил Джеки.

–  Зависит также, от того, сколько что я захочу заплатить. — Ну и почем?

–  Восемьдесят, — сказал Джеки Браун.

–  Восемьдесят? — удивился коренастый. — А ты вообще-то раньше имел дело с пушками? Восемьдесят — это ты, парень, загнул. Я же возьму у тебя тридцать штук. Да я могу пойти в любую оружейную лавку и взять там тридцать стволов по восемьдесят за штуку. Я чувствую, нам еще надо о цене малость потолковать.