Друзья и соседи
Шрифт:
— Ничего, — задумчиво сказал Полухин, — можете остаться.
— … Если бы знал, Павлик, как я хочу обнять тебя хочу поцеловать в глаза, в правый и в левый… Говорят' что, если поцелуешь человека в глаза, он потом долго видит перед собой ту, которая поцеловала…
— Это правильно, — серьёзно заметил Санько.
— … А может быть, это глупости, Павлик? — спросила девушка с пластинки.
— Нет, это правильно, — подтвердил Санько.
Полухин улыбнулся, а пластинка
— … Павлик! Прошу, береги эту пластинку. Пусть она всегда будет с тобой. Когда будет трудно или грустно, заведи патефон, он у вас там, наверное, есть где-нибудь, и послушай меня.
Павлик! Мне техник делает знаки, что пластинка вот — вот кончится. Помни, Павлик, я жду тебя. Мы все уверены в нашей победе.
Я люблю тебя. Крепко целую! Целую, целую, целую, целую, целую…
Пластинка повторяла — «целую, целую».
Санько деликатно кашлянул:
— Товарищ капитан, поправьте мембрану, она заела малость.
— Ничего, меня это устраивает. Пусть!..
— … Целую, целую, целую, — неслось с пластинки.
Полухин легко коснулся мембраны.
— … И желаю успеха во всём, — сказала девушка. — Передай привет своим боевым друзьям…
— Это нам, между прочим, — с удовольствием отметил Логинов.
— … И ещё передай привет Волге. Твоя Таня.
Пластинка снова захрипела, и диск остановился.
— Смотрите, — восхищённо сказал Санько, — казалось бы, что — простая техника, а как душу освежает, а?
— Просит передать привет Волге, — сказал Логинов, — а Волга, она где осталась!
— Да, — задумчиво сказал Полухин, — поклонимся Волге, но уже на обратном пути.
— Когда из Берлина будем домой возвращаться, верно? — спросил Логинов.
— Точно.
— Вы знаете, товарищ капитан, — сказал Санько, я вот подумал, если бы у меня в Саратове была такая звукозапись, я бы Любу свою попросил высказаться на пластинку по вопросу о нашей будущей жизни. Она, может, сказала бы — я тебя ожидаю, Алёша, и слушаю приказы, и так вы здорово наступаете, уже перешли Одер, и с каждым днём ты от меня всё дальше и дальше…
— А значит, что встреча ваша всё ближе и ближе. Понял, какая диалектика?
Полухин спрятал пластинку в сумку и пошёл к выходу. Санько и Логинов пошли за ним.
На улице у дома, крытого черепицей, Санько вдруг обнял за плечи Логинова.
— Хорошо тебе, Коля. Никакая тебя звукозапись но беспокоит. Холостяк!
Санько махнул рукой и, уже спускаясь в люк, вдруг обернулся к Логинову:
— Слушай, Коля, как же это мы так ушли?
— А что?
— Мы ж зубы забыли.
— Какие ещё зубы?
— Хозяйские, что в стакане лежат.
— А на кой ляд тебе эти зубы? — спросил Логинов, предвкушая шутку и заранее улыбаясь.
— Мне-то они, конечно, не нужны. Мне своих девать некуда. Я хотел бы их передать при случае этому… как его… Шмерке. Пусть, окаянный, кусает себя за икры и за прочие места, что потянуло их к нам в сорок первом году!..
— Заводи! — послышалась команда.
Почти одновременно громыхнули моторы.
Головная машина рванулась вперёд, и вслед за ней по узкой улице немецкого города Олау в сиреневом облаке дыма и пыли двинулись наши танки.
Серые глаза
Если вас не затруднит, будьте добры, опустите это письмецо в Москве. Прямо в ящик опустите. Ну, если конечно, у вас время свободное найдётся, вы уж тогда лично передайте. Приятно бывает, когда с фронта живой привет привозят. Это точно.
У меня такой, знаете ли, интересный случай на почве живого привета произошёл.
Это весной было. Вызывает меня командир полка и даёт приказание вылететь в Москву в командировку. Ну, я, конечно, собираюсь. Москвичи по-быстрому письма пишут.
Подходит ко мне капитан Соколов.
— Ты, — говорит, — Клименко, в Москву летишь?
— Точно, — говорю, — в Москву.
— Скоро?
Я говорю:
— Заправимся и полечу.
— У меня, — говорит, — Клименко, к тебе просьба.
Я говорю:
— Слушаю.
Он улыбается и говорит:
— Будешь в Москве, зайди к моей жене, передай привет и в глаза ей посмотри, а потом мне расскажешь, какие у ней были глаза.
Я говорю:
— Понятно. — И в книжку записываю: «Зайти к жене капитана Соколова. Передать привет и в глаза посмотреть».
Только я это дело записал, техник докладывает — всё в порядке, можно лететь. Ну, я с ребятами, конечно, прощаюсь. Уже в кабине сижу и вдруг вспоминаю: адреса-то я не спросил у капитана Соколова.
Я кричу:
— Адрес, капитан?
А он в ответ:
— Улица Полянка, тридцать четыре.
Я кричу:
— Будет сделано!
Прилетел в Москву. Явился куда надо по службе.
Потом в ящик письма опустил, что ребята дали. Вижу, все вроде в порядке, одно поручение осталось — «зайти к жене капитана Соколова. Передать привет и в глаза посмотреть».
Стал я эту улицу Полянку искать. Я Москву слабо знаю. В общем, нашёл. Вижу: дом огромный, а номер квартиры у меня не записан. Захожу в домоуправление и там узнаю, в какой квартире Соколова живёт. В шестой.