Друзья Карацупы
Шрифт:
Были ли потери в этом батальоне, оставившем позади тысячи опасных верст? Были. Но незначительные. Четвероногие работали аккуратно. Послушаем короткие рассказы о них Александра Павловича Мазовера.
АРТИСТЫ
Как сейчас помню Николая Иванова. Среднего роста, гибкий. До войны был цирковым артистом. Ну и шутник был! Сплясать ли, спеть — на все руки мастер. Овчарку у него звали Милей. Тоже ведь пробудил в ней актрису — научил и на задних лапах ходить, и кланяться, и вертеться волчком, и
Но и в делах они были артисты, Коля и Миля, то есть. Двенадцать тысяч мин сняли, шутка ли! Миля работала аккуратно. Почует запах тола или проволоки, сядет рядом и повернет голову в сторону мины, словно говоря: ищи там. Ни одной мины не пропустит. Николая Иванова наградили орденом Красного Знамени, боевыми медалями. Не раз я слышал, как он говорил:
— Окончится, Миля, война, заберу тебя в цирк, слышишь?
И Миля, словно понимая, о чем идет речь, вскакивала, начинала довольно махать хвостом.
Однако не удалось Николаю дожить до победы. Погиб он в Белоруссии, в первый и последний раз вступив на минное поле без своего четвероногого друга. А дело было так. Заболел Иванов ангиной. Но уж такой человек был — не мог сидеть без дела. Словом, упросил командира роты разрешить ему съездить за продуктами. Подумал командир и разрешил. Людей-то не хватало.
То ли пень объезжал, то ли по другой причине свернул слегка в сторону, только лошадь наступила на мину… Погиб Коля. А осиротевшая Миля еще долго искала мины, но уже с другим вожатым.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
Чем дальше шла война, тем меньше мы получали чистокровных помощников. Это и понятно. Пришлось брать дворняжек. В шутку мы называли их «добровольцами». Приедем на новое место, а деревня сожжена фашистами. Только бродит бездомный, случайно оставшийся в живых пес, а то и целая свора. Мы их не ловили, знали, что сами придут. Бывало, только начнем кормить собак, как видим, несмело приближаются наши новые знакомые. Встанут в сторонке и смотрят голодными, тоскливыми глазами. А подойти боятся. Так что в первое время мы их кормили отдельно от наших собак. Но через неделю они обычно чувствовали себя уже, как дома. Тут мы их зачисляли в строевой список, ставили на довольствие и начинали дрессировать.
Чутье у дворняжек, разумеется, хуже. Но знаете, чем они брали? Добросовестностью.
Вот и Желтого подобрали мы на пепелище. Кожа да кости, весь в саже, глаза слезятся. Но внешний вид дело поправимое. Вызвал я рядового Михаила Пузырева, говорю ему: «Вот тебе будущий помощник!» Взглянул он на бездомного пса — скривился весь. «Товарищ майор, разрешите обратиться?» «Пожалуйста», — отвечаю. «Разрешите узнать, за какую провинность пал на меня выбор». Построже взглянул на Пузырева: «Не за провинность, Пузырев, а за достоинства. Вы хороший дрессировщик. Другой может не справиться, а в вас я уверен. Так что, забирайте собаку». «Слушаюсь!» — Пузырев взял в руки поводок и пошел. Потом вдруг обернулся: «Товарищ майор, а как звать собаку?» «Откуда же я знаю, — пожал я плечами. — Хозяев нет, родословной тем более. Назови сам».
Согрел он воды, взял мыло и щетку — и давай обхаживать своего подопечного. Моет, а сам удивляется: «Да ты, оказывается, желтая! Ну, раз так, то пусть и кличка твоя будет Желтый».
Подкормил он пса, приучил к себе и начал дворняжку дрессировать. Учил терпеливо. Желтый был дворнягой и чутье у него было дворняжье, простецкое. При таком чутье обнаружить зарытую чуть поглубже мину трудно. На эти случаи Михаил учил собаку реагировать на запах металла — ведь многие мины натяжного действия и от них идет металлический проводок. Смотреть во время тренировок на Желтого было одно удовольствие. Уж так он старался выполнить любое желание хозяина.
Попросил я Пузырева позаниматься и с другой дворняжкой — по кличке Доктор. Характер у Доктора был не ахти какой. Обидчивый, злопамятный, капризный. Чуть-что и заупрямится. «Ну, что же ты, дурачок, бастуешь? — говорил в таких случаях Михаил. — Кто же это тебя обидел? Может, я? Что-то только не припомню. Но уж ты на всякий случай извини. И хватит сердиться. На-ка лучше, угостись».
Доктор, вильнув хвостом, съедал кусочек мяса. «Отлично! — говорил Пузырев. — А теперь приступим к занятиям. Только без фокусов. Договорились?»
Ласковый и веселый голос помогал собаке успокоиться, собраться с мыслями, а вернее, с чутьем, чтобы начать по-настоящему заниматься.
И Желтый, и Доктор довольно уверенно работали и на минных полях, и на объектах, которые приходилось обследовать. В районе станции Бычиха Калининской области они, помню, добросовестно поработали на разминировании оставленных гитлеровцами блиндажей. Проверяли даже командный пункт фронта — видите, какое доверие оказали! Да только ли им? Много было у нас дворняжек.
Дворняжка! Иногда в это слово вкладывают какое-то презрение. А чем она виновата, что не так красива, что чутье чуть послабее. Однако в сообразительности и трудолюбии ей не откажешь. Найденные на фронтовых дорогах, на пепелищах, дворняжки стали нашими верными помощниками на минных полях.
В МИРНЫЕ ДНИ
Для минеров и их четвероногих помощников война продолжалась и после капитуляции гитлеровской Германии.
Необходимо было обследовать всю территорию, оставленную врагом.
Из мирного времени вспоминается два случая. Произошли они, когда курсанты центральной, теперь уже ордена Красной Звезды, школы военного собаководства вели обследования в Калининской и Смоленской областях.
Курсант Якунин с Диком обследовали местность. Было это ранней весной, снег еще не везде сошел. На пути встретили водоем. Пруд не пруд, а что-то похожее. Идут по краю — вдруг Дик садится, смотрит на воду. Это значит: «Чувствую запах, он идет оттуда». Прорыли мы канаву, спустили воду и обнаружили… полусгнившие ящики со снарядами.