Друзья мои - книги (Заметки книголюба)
Шрифт:
"Вторники" Кара-Мурзы были, конечно, скромные и ни на какие литературные аналогии не претендовали. Это было просто чтение писателями своих произведений за большим чайным столом, и почти все новое, возникавшее в литературе, не миновало этих "вторников"; тот или другой молодой писатель появлялся в очередном порядке у Кара-Мурзы и уходил обычно от него обласканным. Сам Сергей Георгиевич был тоже литератором: он был историком театра и историком литературной Москвы, написал множество статей об актерах и театральных постановках и издал в 1924 году книгу "Малый театр" с подзаголовком "Очерки и впечатления".
Но Сергей Георгиевич
В одну из годовщин со дня смерти С. Г. Кара-Мурзы его сын захотел в память об отце сделать мне подарок. Он принес мне редчайшую книжку, о которой дотоле я и слыхом не слыхал; не слыхали о ней и другие собиратели.
Книжка называется "Сапоги Карла Маркса". Издана она в 1899 году в С.-Петербурге, автором ее значится некто А. Трнка, и на задней ее обложке напечатано: "Продается во всех книжных магазинах за исключением "Новаго Времени". Книжка эта является памфлетом на "легальный марксизм", представителями которого были П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский и другие.
На одно из собраний представителей "легального марксизма" кто-то таинственно приносит сапоги, заявив при этом, что они принадлежали Марксу. "Марксисты", понюхав их, подтвердили, что это действительно сапоги Маркса. Те, кому поочередно передают сапоги на хранение, стараются поскорее избавиться от опасной улики, пока один из участников не объявляет, что сапоги принадлежат ему. Иначе говоря, речь идет о тех, кто только понюхал марксизм и с важностью воображает себя марксистом.
В номере пятом за 1899 год журнал "Русское богатство" поместил уничтожающую рецензию на эту книгу, но следует вспомнить, что у народнического "Русского богатства" были свои счеты со всеми видами марксизма.
Неутомимый следопыт А. В. Храбровицкий нашел в книге, посвященной революционной истории Горного института, сведения об авторе книжки "Сапоги Карла Маркса", студенте Горного института, чехе по национальности.
Александр Осипович Трнка, считавшийся в институте одним из лучших знатоков "Капитала" Карла Маркса, всегда нападал на "пижонов-белоподкладочников", которые вначале изучали Маркса, а к моменту окончания института отрезвлялись: "Неужели мне казалось, что капиталисты действительно грабят рабочих?"
Книжка вызвала горячие нападки на автора со стороны молодежи, но он твердо стоял на своем, доказывая, что марксизму не нужны "душки-марксисты", обличительную характеристику которых он дал в другой своей книжке- "Записки пижона".
(109) Трнка умер в 1901 году, несомненно не раскрыв всех своих литературных возможностей.
Эту редчайшую книжку С. Г. Кара-Мурза хранил, видимо, особо, хранил он и подарил мне в свое время как образец нравов деятелей так называемой "желтой прессы" книжку журналиста С. Васюкова "Скорпионы" (1901). С. Г. Кара-Мурза всегда близко принимал к сердцу чистоту литературных нравов и горько сетовал, когда чистота эта нарушалась. За добрых полвека Сергей Георгиевич хорошо познал характер деятелей прессы, сам печатался (как-то он принес мне визитную карточку театрального критика H. E. Эфроса, который в качестве заведующего театральным отделом в газете "Новости дня" просил Чехова принять молодого журналиста С. Кара-Мурзу). Книжка Васюкова разоблачала приемы продажных издателей и журналистов, и Кара-Мурза ценил эту ее разоблачительную часть.
"Здравствуйте, "скорпионы"! Вы верно забыли, что я вас потревожил немного, забыли обо мне! Но я жив и вас отлично помню... Я помню каждую из ваших физиономий, особенности каждого скорпиона и его привычки",-писал Васюков.
– Книжка не ахти какая,- сказал С. Г. Кара-Мурза,- но она хранит в себе все-таки следы эпохи... Ведь поминают же подлеца Булгарина, когда хотят дать представление о пушкинском времени.
ОТ ПОТОМКОВ ШЕВЧЕНКО
Захар Устинович Докторов - ныне старший научный сотрудник Белорусской Академии наук - во время войны был военным корреспондентом газеты 2-го Украинского фронта "Суворовский натиск".
(110) Шла война, и будущий ученый пока выхаживал по дорогам Украины, добираясь до того или иного пункта на попутных машинах; в редакцию он возвращался или измазанный грязью с головы до ног, или настолько пропыленный, что не меньше суток все встречавшиеся с ним чихали. Докторов всегда возвращался с какими-нибудь трофеями, которые тут же раздавал. Однажды он вернулся с одним трофеем, который хотел подарить мне, но я из скромности отказался и теперь глубоко сожалею об этом.
В феврале 1944 года несколько немецких дивизий попало в так называемое корсунь-шевченковское кольцо. Судьба этих дивизий известна: они были окружены, уничтожены, а часть оставшихся войск захвачена в плен. На 2-м Украинском фронте был по этому поводу праздник в тех пределах, в каких это возможно было в суровую и тяжелую пору войны.
В один из февральских дней в редакцию вернулся из командировки 3. У. Докторов. Он был не просто залеплен грязью проселочных раскисших дорог, а в футляре из грязи; по лицо у него было счастливое.
– Посмотрите, какой у меня трофей,- сказал он, едва успев скинуть с ног нечто тяжелое и слонообразное, оказавшееся сапогами с налипшими ковригами грязи. Он порылся в вещевом мешке и достал том стихотворений Шевченко в издании большой серии "Библиотеки поэта". На первой чистой странице книги была надпись: "Первым кавалеристам Красной Армии, освободившим село Моринцы родину Шевченко". И дальше шли подписи жителей села во главе, помнится, с подписью местной учительницы.
– Послушайте, Захар Устинович,- сказал я,- ведь это реликвия. Этому место в музее Шевченко.
– Или, по крайней мере, в вашей библиотеке,- ответил он добродушно, зная мое книголюбие и твердо веря, что к этому еще через годик-другой можно будет вернуться.
Я книжки у него не взял. Я только подержал ее в руках; я обратил мысленный взор к тому, кто мечтал о свободе для родной ему Украины; я подумал и о тех его потомках, которые были освобождены кавалеристами, вероятно, генерала Осликовского, прославленного конника, войска которого привелось мне увидеть на марше именно в сторону Корсунь-Шевченковского...
– Зря не берете,- сказал Докторов, но расставаться с книгой ему, видимо, не очень хотелось: все же это было (111) связано и с десятками километров пройденных им украинских дорог и с историческими днями освобождения правобережной Украины, в том числе и места, где родился Шевченко.
Книга осталась у Докторова, а дальше-по сложным ходам войны - начались переезды, передислокации, и книга где-то затерялась.
– Видите,- сказал мне Докторов, когда мы встретились с ним уже после войны.- Книгу нужно было взять. У вас она сохранилась бы.