Друзья мои - книги (Заметки книголюба)
Шрифт:
Так она и стоит у меня на полке, эта книга со своей нераскрытой судьбой, и все же мне хочется думать, что на ней надпись Пушкина, притом не случайная, а связанная с судьбой декабристов. На корешке книги внизу есть две маленькие буковки: "А. П." - инициалы владельца книги. Я запросил Пушкинский Дом, где хранится библиотека Пушкина, есть ли такие буковки на его книгах;
таких буковок не оказалось. А если Пушкин специально для подарка, полного внутреннего значения, отдал переплести книгу, принадлежавшую Чернышеву, и распорядился поставить свои инициалы па корешке? Ведь книга, судя по надписи, принадлежала Чернышеву, и тогда совершенно естественно, что на корешке должны
Переплетчик не сберег для нас этой тайны, он только направил по верному пути домыслы потомка; может быть, и пушкинисты согласятся когда-нибудь со мной, что Пушкин одушевил "Душеньку", заключив в своей короткой надписи на ней целую эпоху.
(93)
ТЮМЕНСКИЙ "ОБРЫВ"
Жизнь И. А. Гончарова была трудной и мучительной; в основном этому были причиной особенности характера Гончарова. Но, пожалуй, по-настоящему трагическая пора наступила для него, когда в 1869 году в журнале "Вестник Европы" был опубликован его роман "Обрыв". Роман вызвал множество откликов, многие из них были в такой степени резки, что при мнительности и мизантропии Гончарова могли бы его окончательно добить.
"Что такое Райский? Изображается по-казенному псевдорусская черта, что все начинает человек, задается большим и не может кончить даже малого. Экая старина! Экая дряхлая, пустенькая мысль, да и совсем даже неверная",- писал Достоевский в письме к H. H. Страхову. "Ну, батюшка, читаю я продолжение "Обрыва" и волосы у меня вылезают от скуки. . . И что за несчастная фигура Райский!" - писал Тургенев H. В. Анненкову. "Даже свою Веру Гончаров уже успел испортить: и она рассуждает и переливает из пустого в порожнее",- писал Тургенев в другом письме к Я. П. Полонскому.
Но интерес к роману был тем не менее огромный: редактор журнала "Вестник Европы" M. M. Стасюлевич сообщал поэту А. К. Толстому: "О романе Ивана Александровича ходят самые разноречивые слухи; но все же его читают и много читают. Во всяком случае, только им можно объяснить страшный успех журнала: в прошедшем году, за весь год, у меня набралось 3700 подписчиков, а ныне, 15 апреля, я переступил журнальные Геркулесовы Столпы, т. е. 5000, а к первому мая имел 5700".
(94) В 1870 году появилось первое отдельное издание "Обрыва", и в ту же пору, примерно в 1875 году, в Тюмени вышло одно издание, о котором я ни разу не встречал упоминания в библиографической литературе. Это сборник карикатур с подписями под ними, зло направленными против романа Гончарова. Книга вышла в издании Высоцкого и Тимофеенкова, карикатуры принадлежали художнику М. Знаменскому; отпечатана книга была в Тюмени в типографии (95) К. Высоцкого, хотя цензурное разрешение помечено С.-Петербургом, 19 марта 1875 года.
На титуле книги сатирически изображены персонажи романа, а сам титул такой: "Обрыв". Роман классический, картинный, отменно длинный, длинный, длинный и сатирический и чинный". Далее следует 59 страниц с карикатурами на персонажей и на эпизоды романа, с подписями под ними.
"В одном приволжском городке открыл я рукопись, склеенную из миллиона лоскутков. История этой рукописи следующая: несколько лет тому назад, во время проезда начальника губернии через городок этот, из окна того дома, где изволил остановиться Его Пр-во, вылетела куча рваной бумаги, на которую и бросились обывательские куры со всех сторон, приняв за какую-то куриную крупу эти, как снег, посыпавшиеся обрывки бумаги. Находившийся же по соседству исправник обрывки эти принял за изорванные
Я воспользовался этой рукописью, иллюстрировал ее и, предлагая читателю, долгом считаю объяснить, что если ему встретится какая-нибудь недомолвка или недостаток связи, то причиной тому обывательские куры, успевшие поклевать многое.
Мих. Знаменский".
Вступление это идет под заголовком: "Нечто вроде пролога". За ним следуют весьма обидные карикатуры в духе известных карикатур Н. Степанова, с подписями, перефразирующими отдельные места из романа. Заключает серию этих карикатур изображение путевого столба с надписью: "Русские девы, не принимайте ошибки за образец и не скачите как козы с обрывов", и далее изображен путник с палитрой, привязанной на спине и подписью под рисунком: "Борис Райский, разыгрывая из себя болвана, понял, что природа создала его именно для делания болванов, и отправился за границу учиться скульптуре".
В 1954 году в Тюмени вышла отличная книжка П. И. Рощевского "Воспитанник декабристов художник М. С. Знаменский". В книжке рассказана история жизни (96) этого примечательного художника, рассказано и о том, как он создал альбом своих карикатур "Обрыв". Разделяя критику передовых писателей того времени, в том числе и Салтыкова-Щедрина, художник Знаменский, автор ряда остросоциальных карикатур, также по-своему подверг роман критике, направив острие своих сатирических рисунков против бездейственного Райского и других персонажей романа.
Следует надеяться, что это тюменское издание не дошло до Гончарова; оно несомненно обидело бы и еще больше огорчило и без того близко принимавшего к сердцу неудачи, мнительного и одно время даже потерявшего веру в себя писателя.
"ВЕНОК И "ШАПКА"
Иван Александрович Гончаров был стар, одинок и печален. Помимо этого он страдал манией, что его хотят обездолить другие литераторы, заимствовать его темы, подглядеть его бумаги. Даже люди, близкие к Гончарову и оберегавшие его - А. К. Толстой или издатель М. М. Стасюлевич,- приходили в отчаяние от его характера. Характер у Гончарова был действительно трудный, причинявший страдания прежде всего самому Гончарову.
"По вечерам простокваша и скука, утром скука без простокваши, я радуюсь сну, как другу, брату, как любовнице! Старичок (т. е. я), очевидно, слабеет, понемногу весь выходит, словом, тает. Я смотрю в зеркало, в ванне, на себя и ужасаюсь: я ли этот худенький, желто-зелененький, точно из дома умалишенных выпущенный на руки родных, старичок, с красным слепым глазом, с скорбной (97) миной, отвыкший мыслить, чувствовать и способный только просить пить, есть, и много-много что попроситься на двор-а! а! а! Ужас!"- безжалостно написал о себе Гончаров в июне 1883 года А. Ф. Кони из Дуббельна.
Незадолго до этой поры ближайшие друзья Гончарова, издатель журнала "Вестник Европы" Михаил Матвеевич Стасюлевич и его жена Любовь Исаковна, пригласили Гончарова встречать у них новый, 1882 год. Несомненно, судя по воспоминаниям о Гончарове той поры, он долго отнекивался, ссылался на недомогания, на отвычку от общества. Но Стасюлевичам удалось уговорить старика, и он все-таки пришел к ним в новогодний вечер. Вероятно, его встретили восторженно, согрели, обласкали. Во всяком случае, на выпущенном новом издании "Обломова" Гончаров сделал ровно год спустя слабым стариковским почерком такую надпись: