Друзья в небе
Шрифт:
Каманин взял себе за жизненное правило — не делать половинных прыжков.
Ему исполнилось только девятнадцать лет, когда он стал военным летчиком. Очень хотелось съездить домой, покрасоваться новой формой, с «птичками» на голубых петлицах, но от положенного отпуска Каманин сам отказался. Тревожно было на дальневосточной границе.
Каманину казалось, что маньчжурский экспресс идет очень медленно. Он боялся попасть к «шапочному разбору». Так оно и вышло.
Когда молодой летчик рапортовал командиру части: «По приказу Реввоенсовета младший летчик Каманин прибыл в ваше распоряжение», боевые операции на КВЖД уже были закончены.
Но
…День за днем катились военные будни, полеты, прыжки с парашютом, воздушная стрельба в цель, бомбометание, командирская учеба.
Поздно вечером Каманин сидел дома за книгами, готовясь к очередному командирскому занятию, когда за ним пришел вестовой из штаба. Он догадывался, зачем его вызвали. Еще днем стало известно, что Москва приказала выделить летчиков для участия в спасении челюскинцев. Все занимались своим делом, но каждого втайне мучила мысль: кого пошлют?
Два часа ушли на сборы. Самолеты погружены на железнодорожные платформы. Летчики попрощались с же-пами, взяли с собой в дальний путь наспех собранные ими чемоданы.
«Голубая двойка»
Чукчи в Ванкареме звали Каманина Аачек — что значит молодой человек. Молокова же называли Ымпенахен — старик.
Старику было тогда 38 лет, а молодому человеку —" 24 года.
Оба они не разговорчивы, а Молоков был даже известен как «молчальник». Расспрашивать его о жизни нелегко.
…Революция застала солдата царской армии Василия Молокова в штрафной роте. Он попал сюда как недисциплинированный и «упрямый» за отказ чистить сапоги взводному командиру. Штрафников послали строить ангар для аэропланов на острове Нигербю. Молоков выгружал лес, копал землю, когда случайно узнал, что авиационным механикам нужны пять помощников. Брали солдат, которые умеют слесарить и окончили сельскую школу. Молоков был слесарем со стажем. Он зарабатывал на жизнь с одиннадцатилетнего возраста, когда мать привезла его из родной деревни в Москву. Одно время Вася был помощником механика нефтяного двигателя на фабрике. А вот с грамотой обстояло дело хуже. Он не умел ни читать, ни писать. Однако явился все-таки на экзамен — авось пронесет. Его очередь была последней. Офицеру-экзаменатору надоело расспрашивать солдат, кто что умеет. Он устало ткнул пальцем в кусок железа, медяшку и деревяшку и спросил, что это такое. Конечно, Молоков ответил правильно.
— Слесарное дело, значит, знаешь. Ну, иди… принят…
Молоков попал в помощники к очень хорошему механику и довольно быстро освоил мотор. Потом в школе механиков начал изучать грамоту. Но учебу пришлось прервать и отправиться на фронт под Самару, затем авиационный отряд, в котором служил механик Молоков, перебросили на Север, под Котлас, на борьбу с английскими интервентами.
В 1919 году на общем собрании отряда товарищи единогласно проголосовали за посылку Молокова в летное училище.
…Севастополь. Школа морских летчиков. Курсант Молоков может собрать любую машину, починить мотор, может летать. Но с теорией обстоит дело плохо. Он еще с трудом пишет и неважно читает. Тайком от товарищей он берет уроки, изучает русский язык, физику, алгебру. Настойчивость дала результаты: Василий Молоков хорошо окончил школу летчиков и был оставлен при ней инструктором.
Инструктор из Молокова вышел отличный. На редкость спокойный и уравновешенный, он добивался, чтобы обучаемый сам замечал свои ошибки и сам исправлял недостатки. Достаточно сказать, что из семи первых Героев Советского Союза, трое — Леваневский, Ляпидевский и Доронин — ученики Василия Сергеевича Молокова. Он учил их, как и всех своих воздушных питомцев, летать легко и четко, «не волновать» машину грубыми тяжелыми движениями. Инструктор требовал от учлетов хорошего знания материальной части. «Машину нужно знать, как самого себя», — говорил он и советовал: «Копайтесь побольше в машине, ближе познаешь ее, и она тебя не подведет!»
В 1927 году инструктора В. С. Молокова послали учиться в Военно-воздушную академию имени И. Е. Жуковского, на курсы усовершенствования командного состава. Уехал он в Москву командиром звена, вернулся в Севастополь командиром отряда.
К 1931 году Молокову уже порядком надоело «утюжить» небо над одним и тем же аэродромом. Потянуло на летную работу, связанную с дальними перелетами. Школу можно было оставить спокойно: его ученики сами стали неплохими инструкторами.
С трудом Молоков добился демобилизации.
Его пригласили работать на Север.
В то время самолеты были обезличены — сегодня один летчик на нем летает, завтра — другой. А ведь каждая машина имеет свои особенности, свой неповторимый «характер», к которому надо привыкнуть.
Молоков стал требовать, чтобы летчик, которого он сменял, подробно рассказывал о поведении машины в последнем полете. Это не всем нравилось, и Молокова даже отстраняли от полетов под предлогом, что он, дескать, боится летать.
В конце концов из-за этой обезлички Василий Сергеевич попал в катастрофу — первую и последнюю в его летной жизни… Он летел в Новосибирск на незнакомой, старой машине, с мотором, выработавшим все ресурсы. Полету сильно мешал дым горящих внизу лесов. Летчик потерял трассу. Он стал делать правый вираж и… и очнулся на лесной полянке. Его шлем и очки валялись метрах в пятидесяти от разбитого самолета. У Молокова были смяты ребра. Потом выяснилось, что у машины была «странность» — на правом вираже она имела обыкновение заваливаться.
Молоков полюбил Север. В бескрайних, холодных просторах его, в постоянной белой тишине, в терпеливом ожидании погоды, в тяжелых условиях полета и есть что-то привлекательное для мужественного, умелого человека.
Молоков летал за пушниной, помогал осваивать месторождения тунгусского угля, искал оленьи стада в тундре, перебрасывал изыскателей, разведывавших нефть, руду, возил партийных работников, врачей, учителей.
Он был частым гостем на Енисее, Лене, в Норильске, Дудинке, Игарке…
Однажды Молоков прилетел из Красноярска в Игарку. Здесь он получил телеграмму: «Срочно возвращайтесь в Красноярск». Тут же окружили летчики:
— Вася, слыхал: «Челюскин» в Ледовитом затонул, народ весь на льдину высадился.
Скорее в Красноярск. Только прилетел, получает распоряжение: забирайте летное обмундирование и немедленно во Владивосток. Тут уж Василии Сергеевич понял, что посылают его спасать челюскинцев.
Во Владивостоке Молоков впервые встретился с Каманиным — молодым командиром военного летного отряда, вместе с которым ему предстояло лететь.