Ду Фу
Шрифт:
Красное платье Ду Фу (вообще чиновнику его ранга полагалось носить зеленое, но, как ближайший советник Янь У, он был отмечен особой привилегией) и серебряная рыбка, которую он держал в специальном футляре, вызывали недобрые чувства среди других чиновников, и поэт часто ловил на себе завистливые взгляды. Его подозревали в том, что было ему более всего чуждо, - в стремлении любой ценой сделать карьеру, обогнав своих молодых конкурентов. Ду Фу это казалось смешным - он в роли преуспевающего выскочки! Но злобное шипение вокруг него невольно доносилось до слуха, и поэт чувствовал себя словно в змеином болоте, где каждый опрометчивый шаг грозил гибелью. В эти дни он создал свое знаменитое «Не подозревайте!»:
Старик, ничего не достигнувший в жизни,седеет твоя головаИ выпадут скоро последние зубы, -тебя мне поистине жаль.А помню, когда-то свои сочиненьяты трижды носил во дворецИПока Ду Фу был занят на службе, соломенная хижина приходила в запустение, дворик зарастал травой, соседские мальчишки незаметно обламывали ветки садовых деревьев, хозяйничали на грядках, а иногда даже забирались через окно к нему в комнату, разбрасывали книги, без спросу трогали вещи. Ду Фу казалось обидной несправедливостью то, что сам он - седой, как осенний журавль, вынужден тратить последние годы на мнимое соперничество с «молодыми зубоскалами» вместо того, чтобы бродить по бревенчатым настилам горных дорог, слушая, как величественно сменяют друг друга времена года, как клокочут в земных артериях могучие токи рек, как гудит в «небесных пустотах» ветер, и земной и вселенский. Каждый час - минута - сосредоточенной тишины раскрывает ему мерцание Дао, и каждый день никчемной суеты уводит от истинного Пути. Здесь, в губернаторской канцелярии, Ду Фу словно бы живет не своей, а чужой жизнью, похожий на беспомощную старую черепаху, барахтающуюся в сетях рыболова. Доклады, над которыми он проводит бессонные ночи, уходят с императорской почтой... куда?.. в дворцовый архив, где их едят бумажные черви. Так стоит ли обманывать самого себя? Не лучше ли вернуться в соломенную хижину, как Тао Юаньмин вернулся под сень «пяти ив»?!
Ду Фу стал все чаще обращаться к Янь У с просьбой об отпуске и все реже появляться в управе. Дома он с облегчением снимал свой красный халат и, облачившись в домашнее платье, выносил циновку во двор, чтобы полюбоваться закатом. Душа его на минуту освобождалась от тяжкого гнета забот, но ночами вновь одолевали мучительные мысли о туфанях, рыскающих неподалеку, о судьбе двоюродных братьев, о родном севере:
Ночная прохладаврывается в спальню мою,Луна посылает на землюмерцающий свет.Блестят под луноютяжелые капли росы,Покажутся редкие звезды,и снова их нет.Дорогу во тьмеосвещают себе светляки,Далекие птицыдруг друга зовут над водой.Повсюду война,и сраженьям не видно конца, -Зачем же я снова об этомвздыхаю с тоской(«Бессонная ночь»)23 мая 765 года Янь У умер, и Ду Фу остался в Чэнду без всякой поддержки. Он решил покинуть этот город, отправившись на восток по Янцзы, а там, может быть, вернуться на север. Госпожа Ду быстро уложила в коробки вещи и переоделась в дорожное платье: она привыкла к частым переездам. Дети помогли ей отнести вещи в коляску и уселись поближе к окошкам. Ду Фу простился со своей комнатой, где он написал за эти годы так много стихов, с любимыми соснами и бамбуковой рощей. В путь!
Пять лет в ЧэндуЯ нищим гостем прожил,Потом в ЦзычжоуПрожил целый год.Среди застав я заперт был,И что же -Вновь к дальним рекамПуть меня ведет.От бурь гражданскихПоседел я быстро,Остаток дней,Как чайка, буду жить.Пусть государствомВедают министры,А старикуДовольно слезы лить.(«Покидаю Шу»)Лодка плывет меж крутых берегов Янцзы, сияет огромная луна, похожая на императорское нефритовое блюдо, в лунном свете, словно покрытые изморозью, серебрятся осенние травы, а Ду Фу вновь просыпается ночью, растирает тушь и пишет о том, что он - «чайка между землей и небом» и его вечный жребий - скитания. Горькие строки, но в них - истинная поэзия. Так, может быть, именно страдания и беды, выпадающие на долю поэта, чеканят его стих и придают ему ту великую силу, которая в древних трактатах именовалась «движением жизни»?
В лодке с высокой мачтойТихою ночью плыву я.Гладя прибрежные травы,Легкий проносится ветер.Мир заливая сияньем,Светит луна, торжествуя,И над великой рекойВоздух прозрачен и светел.Если бы литератураМне помогла хоть немного:Освободила от службы -Вечной погони за хлебом.Ныне ж мое положеньеСхоже своею тревогойС чайкой, которая мечетсяМежду землею и небом.(«Записал свои мысли во время путешествия ночью»)ВОСЕМЬ СТАНСОВ ОБ ОСЕНИ
Жители небольшого городка Куйчжоу, именуемого также Городом Белого Императора и расположенного у самого входа в Ущелье Янцзы, вряд ли обратили внимание на лодку, причалившую к пристани в один из дней поздней весны 766 года. Для обитателей городка в этом событии не было ничего примечательного - у берега стояло множество таких лодок, груженных мелким товаром, и еще больше сновало их целыми днями вверх и вниз по реке. Новая лодка казалась самой обычной, а в ее пассажирах легко угадывалось обедневшее семейство северян, заброшенное судьбою в эти края. Старик с худым лицом и седой бородой, его тихая жена и послушные, воспитанные дети - именно этим людям и принадлежала лодка - выгрузили на берег поклажу и, расспросив прохожих, где находится гостиница, двинулись в указанном направлении. В гостинице старик назвал свое имя - Ду Фу, и хозяин аккуратно занес его в толстую книгу, позвал слугу и велел проводить гостей в комнату, отнести туда вещи и заварить чай, чтобы путешественники могли отдохнуть с дороги. В комнате Ду Фу и его семейство разулись, сели на циновки, отпивая мелкими глотками душистый чай и вытирая губы салфеткой. «Вот мы и в Куйчжоу», - сказал поэт и первым поставил на столик пустую чашку.
До того как попасть в Город Белого Императора (это название городок Куйчжоу получил по имени одного из древних правителей, присвоившего себе титул Белого Императора), семейство Ду Фу проделало долгий и трудный путь по Янцзы, останавливаясь на разные сроки в Жунчжоу, Чжунчжоу и других местах. Самой долгой была остановка в уезде Юньань - Облачное Спокойствие, - где Ду Фу пролежал больной осень и зиму 765 года и почти всю весну 766 года. В конце весны он поправился, и они снова сели в «лодку с высокой мачтой», чтобы плыть дальше. Река была чиста и прозрачна; прибрежные ивы зеленели совсем по-летнему, как бы говоря о том, что пора уже прощаться с весной. Люди повсюду толковали о посевах, о будущем урожае, о том, будут ли дожди, а Ду Фу смотрел на залитые солнцем горы и, казалось, понимал все, что чувствуют звери и птицы - там, вдалеке, на горных склонах. Чем ближе к Куйчжоу, тем ровнее становились берега, словно великий Юй, мифический усмиритель Великого Потопа, на славу потрудился здесь, сдвигая с места горы и выравнивая остроконечные пики. Вскоре за поворотом реки показались городские стены и башни, крыши многоярусных буддийских пагод, причалы для лодок и будка чиновника, ведающего всеми делами на пристани. Полуденное солнце отвесно падало на согнутые спины грузчиков, с мешками снующих по трапам, на лотки торговцев, раскладывающих на набережной свои товары, на бамбуковые шляпы рыбаков, возвращающихся с утренней ловли. Та же жизнь, что и везде!
Проведя в городе некоторое время, семейство Ду перебралось в гористую местность к северо-западу от Куичжоу: здесь было тише, спокойнее, и Ду Фу отдыхал от городского шума. Любивший горы, словно настоящий южанин, Ду Фу готов был уподобиться поэту Се Линъюню, который изобрел для себя специальные «альпинистские» ботинки со съемными шипами, позволявшие взбираться на самые крутые вершины. Чистый горный воздух целителен для легких, и Ду Фу - почти как Се Линъюнь - бродил по горным тропам, слушал удары колокола в буддийском монастыре, спускался в долины, разговаривал с людьми - рыбаками, дровосеками, крестьянами. Ему хотелось ощутить то, что древние называли «фэн» - «веянье местных нравов», и ои открывал для себя поистине любопытные вещи. Удивительные люди эти куйчжоусцы! Мужчины у них занимаются домом - варят, парят, разводят кур и цыплят, а женщины выполняют самую тяжелую работу. Больно смотреть, как, согнувшись в три погибели, они тащат на рынок вязанки хвороста, получают горсть мелких монет и снова с топором поднимаются в горы. Но и этой тяжелой участи они рады, потому что мужчин в этих краях меньшинство (к тому же многих погубила война), и иным женщинам до седых волос не удается выйти замуж и приходится носить девичий наряд. Находятся злые насмешники, утверждающие, что женщины Куйчжоу попросту очень некрасивы, потому-то и не берут их замуж, но насмешникам не мешало бы вспомнить, что сама Ван Чжаоцзюнь, знаменитая красавица древности, была родом из этих краев.