Дубай. Наши в браке
Шрифт:
– Как это, не мучайся! Я ж, все-таки, не в супермаркет иду! Я ж, все-таки, замуж выхожу! Конечно платьице, не совсем чтобы белое…
– Скорее, совсем не белое!
– Да уж… Слушай, а может ну его, это замужество? Ну сколько можно в этот суд приезжать?
Тут в «комнату невесты» вошел мой будущий муж. Не глядя на нас, он принялся открывать шкафы, искать что-то на полочках и, даже, заглянул под кровать.
– Не нашел? – спросила я.
– Бэйби… Может, все-таки, без фотоаппарата? Ну откуда мне знать
– Ты что, каждый день женишься?
– Мы просто зайдем со свидетелями, повторим за мутавва слова, поставим подписи и все! – ответил он мне.
– И все? А что ж тогда я здесь… наряжаюсь, диадемы примеряю? А ты что здесь делаешь? Ты, вообще, не должен видеть меня раньше времени в этом прекрасном, воздушном, а главное «белом», свадебном «платье»!
Мой любимый скривил лицо, поняв мой сарказм, но не стал «дергать смерть за усы» и молча продолжил поиски фотоаппарата.
– Вот видишь, Люсь, платье так себе, фотика нет, тамады я так понимаю, тоже не будет… К тому же, мы уже в пятый раз туда поедем! Сколько можно в суд, как на работу ходить? То эта бумажка не нужна, то другая нужна, то такой закон, то другой! А может это знак? Может Бог хочет меня уберечь от опрометчивого шага? Слышишь, зая? – обратилась я к нему и села на диван, так и не намотав шейлу на голову. – Может Бог хочет нас уберечь? Может тебя уберечь?
Друг сердца моего вылез из-под кровати с небольшим пакетом. Пошарив внутри, он облегченно вздохнул и, торжественно, с чувством выполненного долга, вынул оттуда фотоаппарат.
– Вот…– сказал он, улыбаясь. – Теперь уже можно ехать?
– Да на фига мне фотографироваться в таком мрачном, то есть брачном наряде? Да и эта… «фата черной вдовы» … и не туды и не сюды… Не буду я фотик брать!
Большой, стокилограммовый Зая гневно швырнул пакет на кровать и со словами «Нет Бога, кроме Аллаха и пророка его Мухаммеда», вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Точно, – сказала Люда, – его Бог уберечь пытается!
Жаркий осенний день, поздняя такая осень, не просто бабья, а прямо-таки, банья – жара, градусов сорок пять! В очередной раз выходим из большого помещения в здании Шариатского Суда города Дубаи. Мой женишок беспокоится, суетится, то и дело обсуждает со свидетелями и многочисленными работниками суда, что-то на местном наречии. Мы с Люськой стоим у входа и ждем марш Мендельсона. Она в джинсах, но в широкой рубашке, закрывающей руки и задние карманы на джинсах. На голове легкий серый шарф, повязанный на манер чалмы, еле вместивший в себя ее длинные русые волосы. Я, само собой, как и полагается счастливым невестам – вся в черном, на голове шейла, на постыдных глазах солнцезащитные очки. Люди входят и выходят, проходят мимо нас с Люськой, не обращая никакого внимая ни на нас, ни на торжественность момента.
– Эх…наш еврейский друг, видимо, не получил визу и зря мы его здесь ждем. – рассуждала я вслух.
– Кто? Изя Шниперсон?
– Нет, Сема Мендельсон!
– А шо ви хотели? Тут вам ни Одесса и мы вам счастье не переедем! – ответила Люська с соответствующим говорком. – И что они там бегают?
– Если они нам опять скажут, что там нужна какая-то справка, о том, что у нас уже есть справка в подтверждение предыдущих документов, я уйду домой и больше никаких попыток обсупружиться предпринимать не стану!
– Да ладно, что ты? Веселая у тебя свадьба такая! Ну не знаю, мне весело!
Тут, по стеклянной двери сзади нас, кто-то громко стукнул. Мой женишок заговорческим жестом пригласил нас в очередной раз зайти внутрь.
– Все, пошли. – сказала Люська.
– Хоть бы опять, какой-нибудь документ попросили! У нас с тобой дома вчерашний оливье остался…
Пробираясь через многочисленных людей, пытающихся решить свои проблемы и снующие с документами от стойки к стойке и от стола к столу, мой жених, одетый в джинсы и полосатую рубашку, подвел меня к «женскому» департаменту. Департамент вмещал в себя три стола, плотно прилегающих друг к другу, заваленных множеством ценных бумажек в хаотичном порядке.
– Если тебя спросят: «Получила ли ты от меня пять тысяч дирхам, скажи – да»
– Да?
– Не мне! Этой женщине!
– «Да» – это вопрос! А где они? Это вообще, что?
– Habibti, come my dear! – обратилась ко мне тучная арабская женщина.
Я приветственно улыбнулась, и села на стул, напротив нее. Представительница закона была в таком же черном «свадебном платье», как у меня. Арабка была раз в шесть шире меня, но несмотря на то, что в здании суда любой официальный разговор не располагает к непринужденной беседе, улыбка этой женщины расположила меня сразу.
– Habibti, ты собираешься выйти замуж за этого человека?
«Этот человек» стоял в стороне со свидетелем, наблюдая за нашей беседой, видимо, не имея права подойти ближе. Я взглянула на него оценивающим взглядом и поняла, что он совсем не выглядит так, чтобы сильно собираться за него замуж.
– Ну не знаю… Я думала, что это он собрался на мне жениться.
Арабка развернулась к своим коллегам и приставив ладонь с толстыми пальцами в кольцах к своему рту, сказала им что-то по-арабски. Все трое захихикали, поглядывая на моего жениха, смущенно опустив глазки.
– Habibti, мне нужно точно знать! Тот мужчина твой жених?
– Да! – я испугалась того, что возможно нарушаю какой-то судебный порядок и поняла, что будет лучше если я не стану откровенничать с представительницами закона.
– Он выплатил тебе первичное приданое? – снова спросила арабка, параллельно записывая что-то на бумаге.
Конец ознакомительного фрагмента.