Шрифт:
Туча
Эта история начинается высоко в горах. Хотя нет, начинается она, конечно, гораздо раньше. Но туча об этом не знает. Она лежит животом в удобной ложбинке. Трава приятно щекочет натруженные бока. Туча отдыхает после долгого перелёта. Набирается сил, дышит, потягивает туман из маленького озера.
Это её любимое место в горах – небольшая плоская полянка, поросшая вереском и мхом. Вокруг высятся скалы, похожие на стариков-великанов, окруживших колыбель новорождённого эльфа.
Всю
Туча почти ничего не знает про людей. Сверху их не особо разглядишь. Единственное, что ей доподлинно известно: люди – это беспокойство. И держаться от них надо подальше. Об этом знают все на свете.
Конечно, сначала туча расстроилась (и даже поплакала), когда в её любимой ложбинке завелись эти двое. Однако потом выяснилось, что особого беспокойства от них нет. Они вели себя так тихо и незаметно, что туча, всякий раз прилетая сюда отдыхать, забывала об их существовании. И страшно удивлялась, когда поутру они вдруг начинали шевелиться у неё под брюхом.
Со временем туча стала догадываться, что это, должно быть, какие-то необычные люди. Они не издавали человеческих звуков. Нет, разумеется, вокруг них роилась тьма мелких шумов, свойственных всему живому: дыхание, биение сердца, хруст ветки под ступнёй. Но не было самых главных. Тех, что выходят у людей изо рта и, сплетаясь в сложные узоры, соединяют их друг с другом. Кажется, они называются "слова". Живя в одной пещере на вершине горы, эти двое не сказали друг другу ни слова.
"Что-то здесь не то", – думала туча и поневоле начинала беспокоиться.
Всё-таки правду говорят, что люди – это беспокойство. Даже самые тихие.
2. Мальчик
Мальчик (кажется, это был мальчик, хотя туча не особо разбиралась в людях) иногда поднимал голову и смотрел прямо на неё. Как будто знал, что она его слышит. И как будто (туче нравилось так думать) играл свои печальные мелодии именно для неё.
Иногда тот, что побольше, оставлял свои бесконечные дела и замирал, опустив на землю полное ведро или охапку хвороста. Вслушивался. Туча видела, что порой он плакал. Кожа у него была твёрдая, изрезанная морщинами, словно окрестные скалы. Слёзы терялись на его щеках, как крошечные ручейки в каменных трещинах. Но туча слегка отодвигалась, пропуская солнечный луч, и тогда ручейки вспыхивали золотом. Да, ей не показалось. Старик плакал, слушая дудочку мальчика…
"Какая-то печальная сказка", – скажешь ты.
"Погоди, дальше будет ещё печальнее".
3. Что-то ужасное
Он знал, что рано или поздно они придут за ним. И они пришли. Но им не удалось застать его врасплох. Он специально поселился так высоко, чтобы вовремя заметить их приближение.
Старик успел спрятать самое дорогое. Когда на тропинке внизу появились фигуры в плащах, он схватил ребёнка – дудочка выпала у того из рук – накрыл овечьей шкурой и посадил в самую середину отары овец. Он уже выпрямился, чтобы идти навстречу неизбежному, но вдруг остановился, нагнулся и хрипло произнёс:
«Когда всё кончится – иди к людям».
Это были первые слова, прозвучавшие между ними. Ребёнок, никогда не слышавший человеческой речи, конечно же, их не понял. Но запомнил – как запоминал приходившие в дудочку мелодии.
Они со стариком понимали друг друга без слов. Вот и сейчас дитя знало, что надо затаиться и сидеть, не высовываясь. Знало, что пришла беда. Оттуда, снизу, откуда ей и надлежало явиться.
4. Сокровище
– Где оно? – десятый раз прокричал главарь.
Голос его от бешенства уже клокотал, как кипящий суп, а шрам, тянувшийся через всё лицо, побагровел.
Старик молчал, печально глядя на бесновавшихся оборванцев. Он не знал почти никого из шайки, кроме однорукого Сэма – разбойники редко доживают до старости. Сэм уцелел лишь потому, что из-за увечья его почти никогда не брали на дело, и он довольствовался тем, что готовил ужин и штопал лохмотья. Занятия, достойные деревенской кумушки, а не бандита с большой дороги. Поэтому Сэм пользовался любой возможностью, чтобы показать свою смелость. Вот и сейчас он вопил громче всех. Его поросячий визг перекрывал даже бас молодого главаря.
– Предатель! – надрывался Сэм. – Выкормили, вырастили, спасли от голодной смерти, а он… Громила Йозеф от злости сжевал свой кожаный кошель! Хромой Луис расколошматил в щепки свой костыль! Признавайся, гад, куда дел наше добро!
– Да промотал давно, зуб даю, – незнакомый старику молодой разбойник яростно плюнул на землю. – Сто лет прошло!
– Да ты хоть знаешь, сколько там было! – однорукий Сэм закашлялся от возмущения. – Мешок золота! Как в сказке! Ты когда-нибудь видел мешок золота, молокосос? Нам всем хватило бы, чтобы жить припеваючи до самой…
– Виселицы! – загоготали вокруг.
– Цыц! – прикрикнул главарь и снова приступил к старику. – Показывай, где ты его прячешь! Люди болтали, будто в каком-то озере?
– Тут есть одно поблизости! – крикнул кто-то.
Разбойники схватили старика и поволокли к маленькому озеру, на берегу которого мальчик любил играть свои печальные песни без слов. Маленькая дудочка, лежавшая на прибрежной гальке, хрустнула и переломилась под тяжёлым сапогом.
– Где золото?! Показывай! А не то отправишься молчать к рыбам! – вопили разбойники.
Старик кивнул.
– Пустите его, – приказал обрадованный главарь.
Почувствовав, что его больше не держат, старик стал медленно входить в ледяную воду. Шаг, другой. Вот уже рваный плащ заколыхался на воде. Ещё шаг. И вот – озеро проглотило человека. Тихо, почти беззвучно, с еле слышным всхлипом.
– Эй, куда! Стой! Вернись! – загомонили разбойники.
Но было поздно.
– Опять ушёл! – топнул ногой главарь.
А потом произнёс такое страшное ругательство, которому не место в этой книжке. И вообще ни в одной книжке мира.