Дуэль
Шрифт:
А снять большой зал стоит очень дорого, наших с вами денег не хватит.
– Вы никогда не видели поля или леса?
– Мне о них рассказывала мама. Она была очень красивая, состояла из восьми тысяч металлических члеников, каждый размером с эту пуговицу. Нет, с вот эту, перламутровую. Но с годами она начала бояться открытых пространств и жила в водопроводных трубах. В трубах ей было плохо, там осаждались всякие соли. А когда она высовывала членики сквозь краны, люди пугались. Папа пыпался выносить ее на природу,
– С этим ничего нельзя поделать?
– Ничего. Но я сильная женщина и умею переносить удары судьбы. Дуэль все равно состоится.
– Тогда что вы предлагаете?
– Я предлагаю найти спокойное место – так, чтобы с одной стороны была глухая стена, и с другой стороны глухая стена. Зрители смогут стать сбоку. Если в стене останется выщербина, оставшийся вживых должен пообещать ее заштукатурить. Нам нужно просто походить по городу и найти такое место.
– А, может быть, подойдет какой-нибудь парк? В парке вы себя хорошо чувствуете?
– Я об этом не подумала. Конечно, парк лучше всего.
– А если пуля вас не убьет? – задумался Капитанов.
– Убьет, я проверяла.
Капитанов не стал уточнять.
Весь остаток дня они ходили по городским паркам, но ранней весной люди тянутся к природе и в городских парках было еще больше народу, чем на городских улицах. Самым малолюдным оказался Пионерский парк. Но и там средняя плотность гуляющих была примерно полтора человека на квадрат со стороной десять метров.
Уже под вечер они остановились у ограды, за которой виднелись роскошные старые деревья.
– Может быть здесь? – спросил Капитанов, который так устал от поисков, что едва поборол желание сесть на пустую мусорную урну. – Смотрите, какое тихое и приятное место.
– Это лечебница лдя душевнобольных, – ответила Богомолова. – Вы что, хотите стреляться в сумасшедшем доме?
– А какая разница?
– Действительно, никакой. Нам нужно осмотреть это место.
– Сейчас?
– Нет, сейчас вы слишком устали и я не хочу злоупотреблять вашей дружбой.
Давайте придем сюда завтра, с утра. А сегодня я приглашаю вас ко мне выпить чаю.
Если хотите, то можете даже переночевать у меня. Видите, как я вам доверяю. Но я заранее предупреждаю, что питаю к вам только дружеские чувства. Я не хочу, чтобы возникли недоразумения. Простите, но если бы я не сказала этого, то поставила бы вас в неловкое положения. Я бы никогда себе этого не простила.
Около десяти вечера они выпили чай и закусили его слоеным пирогом. Колобок был совсем ручным и все норовил запрыгнуть на колени.
– Он совсем не отличает своих от посторонних? – спросил Капитанов.
– Я его так воспитала. Он понимает, что рычать на человека невежливо. Он еще может погнаться за кошкой, но к человеку он питает лишь любовь.
– А если этот человек негодяй?
– Негодяй тоже нуждается в любви. Если я не могу любить его, то пусть это сделает хотя бы моя собака.
– А почему он так не любит ценники?
– Однажды он видел, как продавали щенка. На шее у щенка висел ценник, представляете, какая подлость?
Капитанов не поверил обьяснению, но больше вопросов не задавал.
Часов до двух или до трех ночи они проговорили, обсуждая самые отвлеченные понятия, и иногда забираясь в такие дебри отвлеченности, что не хватало существительных и прилагательных, потом начинали вымирать глаголы и местоимения.
Дольше всех держались междометия. Как оказалось, междометия могли передавать любой отвлеченный смысл. Собачка Колобок водила головой и глядела на того из людей, который в данный момент выражал междометиями глубокую мысль. Так как собачка Колобок понимала междометия лучше остальных частей речи, ей тоже удавалось проникнуть в глубину мысли и она поражалась силе человеческого ума. В моменты особенного восхищения она тихо повизгивала.
Рано утором, часов около семи, они вошли в лечебницу для душевнобольных.
Походили, вышли сквозь пролом в стене и уселись на скамейке.
– Ну как? – спросил Капитанов.
– Я думаю, подойдет. Давайте назначим дуэль на завтра, на одиннадцать тридцать. В одиннадцать у сумасшедших заканчивается вторая смена завтрака и начинается уборка комнат. На территории никого не будет. Наши выстрелы будут вполне безопасны. Я сегодня позвоню в газеты и приглашу корреспондентов. Этим займусь прямо сейчас. А вечером буду готовить речь.
– Какую речь?
– Должна же я сказать речь. Иначе никто не поймет, зачем мы стреляемся. А вы, пожалуйста, хорошо побрейтесь, умойтесь и наденьте свой лучший костюм.
Дуэли требуют аккуратности. Может быть, о вас узнает весь мир. И напишите завещание, это обязательно.
– Тогда я пошел, до свидания?
– Нет, я хочу пройтись с вами по улице. Может быть, нам уже не предоставится такая возможность. Возьмите меня под руку, пожалуйста. Не здесь, пониже.
Улица оказалась не менее сумасшедшей, чем лечебница. По улице шли две женщины, окруженные двадцатью девочками, лет трех или трех с половиной каждая.
– Мамамагазин!
– Мамамагазин!
– Мамамагазин! – кричали маленькие девочки, называя двух женщин своими мамами. Магазин был закрыт.
– Бедные, это детский дом, – сказала Богомолова, купила в киоске двадцать леденцов на палочке, догнала мамамагазинящих детей и отдала леденцы воспитательнице.
На близкой церкви зазвонили колокола; когда звонарь утомлялся, мелодию подхватывали собаки – так, будто лай был припевом колокольной песенки. Под деревом лежал ужасно грязный пьяный и его тянул за штаны огромный бежевый дог.