Дуэль
Шрифт:
— У законников нет понятия — свои и чужие. Есть каста. И фартовый, введенный в закон, всегда поможет своему, если даже впервые его в глаза увидел. Завидная солидарность. Нам ее. очень недостает, — посетовала горько. И продолжила, вздохнув: — Из областной тюрьмы Таксиста пытались вытащить свои фартовые. Но самих поймали. Теперь у Таксиста вся надежда на Оху. Здесь — следственный эксперимент. То есть Таксист выйдет из машины не на минуту. Этим временем попытается воспользоваться и он, и наши ворюги.
— Нужно
— Тогда вы спугнете Лешего и фартовых. Они не должны увидеть усиленной охраны. Пусть Таксист наживкой станет, — просила Кравцова.
Одинцов, разглядывая план банка на чертеже, изучал все закоулки, каждое помещение выверял с учетом его изолированности, освещенности, звукоизоляции.
Потом, уже под вечер, наметил, где поставит охрану из самых опытных, смелых сотрудников.
Утром следующего дня в тайгу, дрожа всем телом и душой, пошел по заданию милиции старый почтальон.
С облезлой кошелкой, спотыкаясь на всякой кочке, шел, не зная, вернется ли живым домой. Дойдя до прежнего места, на корягу сел. Закурил самокрутку. И вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд. Оглянулся. Вокруг никого, видимо, показалось.
Дед начал собирать грибы. И понемногу успокоился, отвлекся. Забыл, зачем тут оказался. И, срезая подосиновики один за другим, на всю тайгу крякал от удовольствия.
— Ты зачем здесь возник, гнилой козел? — услышал за плечами.
Старик от неожиданности гриб из рук выпустил, задом в мох плюхнулся. Оглянулся.
Уже не прежний — молодой парень стоял насупившись.
— А ты не видишь, сынок, чем я занят? Грибков внучата испросили. Не мог я им супротивиться. Кто дитю откажет, того Бог накажет. Вот и пришел, — улыбался старик, еле сдерживая дрожь.
— У тебя вся Оха во внуках кантуется? Иль твои — с параши не хиляют? Ты недавно здесь возникал. Тоже — за грибами. Не шибко ль повадился сюда, старый пердун?
— Ай грибов тебе не хватает? Их тут — прорва! Чего осерчал? Не с твоей корзины беру. Что Бог послал. Разве за это можно забижать?
— Да хавай ты их хоть жопой! Но почему здесь рисуешься?
— Я тут, почитай, всю жизнь их сбираю. Не знаю других мест. И заблукаться боюсь. Не ведаю тайгу, как иные. Ведь в почтальонах маюсь. Время мало имею. А зарплата и того меньше. Вовсе смешная. На нее не то прожить, помереть неможно. Только-то на место на погосте. А уж про поминки и не думай. Вот и приходится выкручиваться, чтоб как-то добедовать. Благодаренье Богу, что тайга имеется. Ягоды, грибы, орехи дает. Поди купи все это. За год не осилишь, — смотрел старик на парня.
Тот, слушая деда, присел на пень. Глаз со старика не сводил, будто под прицелом держал. У почтальона вся душа в сосульку смерзлась.
— Трудно нынче жить, сынок. Так тяжко, что уже о радостях позабыли
— Тебя за «медвежатника» приняли? — рассмеялся парень.
— Господь с тобой! Я ведмедей вживе отродясь не зрел. Да нешто схож я с им, треклятым? — неподдельно удивился старик.
— А за что тебя выкинули с банка?
— Туда, взавтре, афериста приведут. Так мне охрана сказала. И пужаются лишний люд запускать. Чтоб чего не усмотрели. Чтоб не подсобили ему сбежать. Ну, а я и брехни сдуру, мол, кому надо, едино сбегить. Всякому своя удача от Бога. И аферисту — тож… Меня и выругали, за сочувствие. Банковские. Мол, дурной я алимент. И все тут. Каркаю, ровно ворон. Грозились за такие байки донесть на меня в самые органы.
— Падлы они, не люди, — сплюнул парень, даже не изменившись в лице.
— Я уже так-то не молвлю. А обида — имеется. Нешто взашей гнать старого не совестно? Ить на службе находился, при работе! — ворчал дед.
— Если завтра приведут, то пусть тогда и боятся. Чего заранее ссут.
— Чтоб никто не углядел, не прослышал чего. И торопят. Мол, завтра работать не станем, роздых вышел. Да только-то не на всякий роток накинешь платок. Да и что тут скрытничать? Кому их аферист нужен? Нормальный люд мается. А они всяких стерегут. Ровно дел путных нет для них.
Старик глянул на парня и понял, тот слушал и не слышал его. О своем думал.
Почтальон, нарезав несколько подберезовиков, перекрестился, поблагодарил Бога за помощь в прокормлении и не спеша стал увязывать кошелку с грибами. Обвязал ее марлей сверху, чтоб не рассыпать, не растерять по пути домой.
— Ты, дед, за грубое не сердись на меня. Сам ботаешь, жизнь как параша. С какого боку ни сядь, яйцы вместе с душой к ней примерзают. Так вот и проорали все. Ничего не надыбать нынче. Никому. Так что иди ты в свою хазу. И меньше в тайгу суйся. Коль в городе по волчьим законам дышите, с тайги какой спрос?
— И то верно, — согласился старик и, взвалив кошелку на плечо, вышел на дорогу из тайги, не оглядываясь, вздрагивая, плелся, понимая, что не сводят с него глаз урки. Следят, уставясь в затылок и спину не только взглядами.
Всю эту ночь готовились оперативники к предстоящей операции.
Время и действие каждого — заранее обговорены. Выверялась всякая случайность, непредвиденность, внезапность.
Еще с ночи, пока не рассвело, оперативники заняли свои места в банке. Шли к нему поодиночке, под прикрытием темноты, чтоб никто не увидел, ни о чем не догадался. Входили через служебный, не парадный вход. Едва занимали пост — замирали не дыша. Любая статуя позавидовала бы молчаливой их неподвижности. Но войди в банк посторонний человек, ни одного бы не приметил.