Духъ и Мечъ – Воичи Сила

Серебрякова Елена

Дмитрий Михайлович встал с лавки и вышел навстречу приказчику.

– Сам скажешь или придется вопросы задавать? – начал сходу Феофан.

– Никак ты с неба свалился, гость наш знатный, забыл, что здоровкаться надобно?

Некоторые из находившихся в избе, фыркнули от смеха. Всех забавлял задиристый вид Феофана и холодное спокойствие воеводы.

– Где Федор? – во всю глотку заорал приказчик.

– Утоп, – ровным голосом ответил Дмитрий Михайлович.

– Он сбежал!

– По дну озера, что ли? – воевода не терял хладнокровия.

– Будешь надсмехаться?

– Выходит

князь наш Досифей Александрович над нами надсмехается, – он сообщил об утоплении Федора.

– Нигде никто не тонул. Клетка оказалась пустой, охрана перебита.

– Какая клетка, Феофан Гаврилович? Князь поехал не на охоту. Он поехал на праздник. Ведешь себя боярином, а поведать не можешь. Успокойся и начни с самого начала.

– Ты мне еще указывать станешь? Отвечай, где Федор?

– Не слышишь меня? Тогда так, иди к князю и у него спрашивай, – Бутурлин встал и направился к выходу.

– Постой, твоя правда, – извинительно сказал приказчик, – курьер прибыл от пана Загребы. Федора повезли в клетке в Вильно под охраной. Ночевали в Юхнокайе у общежительного дома, как обычно. Ночью кто-то вырезал охрану, спалил общежительный дом и открыл клетку.

– Может Федора бандиты с собой увели, – предположил воевода.

– Зачем он им? Воин из него никакой, а столяр им в лесу не нужен. Он тут прячется. Надобно его мать допросить по полной.

– Я допрошу ее сам, а ты езжай к себе. Все выясню и приеду с докладом.

– Мне без Федора в Жилицы возвращаться нельзя.

– Тогда сиди тут и жди. Пойду с его матушкой поговорю.

– Идем вдвоем, – настаивал приказчик.

– Пока я в Сурайске воевода, сам буду решать! Сиди и жди! Женщине и так тошно, шутка ли сын пропал.

Два дружинника встали по бокам возле приказчика, тем самым призывая его к повиновению.

Дмитрий Михайлович пошел к столярной мастерской. Как обычно перекинулся парой слов с древоделами и вызвал Черпака на улицу.

– Феофан самолично прибыл, сообщил, что Федьку везли в клетке в Вильно, и на первой же стоянке какие-то люди перебили охрану и открыли клетку. Федор исчез куда-то.

– Вот здорово, выходит жив наш придумец. Я знал, я чувствовал. Приказчик от нас чего хочет?

– Они с князем думают, что Федор вернется в Сурайск.

– Ка бы мог, давно уже вернулся.

– Я тоже так думаю, но на всякий случай, поговори с ребятами, сообщи о событиях, мало ли чего.

К моменту возвращения Бутурлина рвение приказчика сильно ослабло. Миролюбиво сели за стол, налили в кружки кваса и перешли к спокойному общению.

– Никак не пойму с какого края Федор оказался виноватым перед католиками? Может потому, что православный?

– Кардинал отгадал в Федоре дружбу с дьяволом.

– Ты меня не смеши.

– Когда подожгли колесницу, горела она синим пламенем и черным дымом. Все слышали вой, будто кого-то ножом резали.

– Пойдем к реке, я тебе с костром и не такое вытворю. То же мне, нашли дьявольщину! Подумали бы, ведь Федор с князем на именины не просился. Повезли его, почитай насильно.

– Федьку надобно сыскать, живого или мертвого. Посему Сурайский отчётен перед паном Загребой, тот перед Кардиналом, а святой Отец перед Казимиром, королем Польским и Великим князем Литовским.

– Скажи, Феофан Гаврилович, ты рано уехал нынче из Жилищ?

– Так сразу к тебе. Сколько тут ехать, вот и прикинь.

– Похоже ночь не спал, выглядишь плохо. Предлагаю пойти ко мне домой, потрапезничаем, отдохнем.

– Не могу, князь меня с отчетом ожидает.

– Быстро вернешься, подумает, сделал тяп-ляп, сработал на скорую руку.

В конце концов Дмитрий Михайлович уговорил гостя, и они пошли к нему домой. Жене Катерине с порога дал условный сигнал, дескать гостя надобно угостить по-настоящему. На столе появились тарели с рыжиками, кулебяка мясная, шаньги с брусникой, пареная репа в меду и штоф невероятной конфигурации. Жена воеводы села с торца стола, хозяин и гость друг против друга. Дмитрий Михайлович потянулся к штофу, хотел разлить по бокалам. Гость его остановил:

– Выпивать не стану, ежели только квасу.

– Вы, Феофан Гаврилович, – вступилась жена воеводы, – верно никогда не пробовали нашего хлебного вина на калгане. Я, женщина, и то порой позволяю себе, вестимо с разрешения мужа.

Мужское самолюбие приказчика было задето.

– Только ежели из-за уважения к вашему дому.

После третьего захода Феофан Гаврилович осмелел и вызвался произнести слово:

– Ты, Дмитрий Михайлович, человек надежный. Поговорил с тобой и понял, на тебя можно положиться. Нынче таких людей немного. Бывает пробудишь с человеком половину жизни и не поймешь, кто с тобой рядом, чего ждать. Ты, Дмитрий Михайлович, прямой, бесхитростный. Мир твоему дому и здравия тебе и близким.

Приказчик опрокинул бокал в себя весь без остатка, крякнул и взял на закусь кулебяку. Воевода тоже куснул чего-то, но понял, что пришло время для откровенного разговора.

– Ты, Феофан Гаврилович, сам родом откуда, из каких мест?

– Недалеко от Вильно находится хутор Канищи, или Канищий хутор. Только так его никто не называет, получается Нищий хутор. За долги родители отдали меня в услужение пану Загребе, вернее, к его отцу. А так-то мы с Тадеушем ровесники.

Воевода не стал спешить с дальнейшим выведыванием и начал сказывать про себя. Тоже помянул родителей, рассказал про воинскую службу, про войну с татарами.

– Вот так без отдыха и продыха верчусь по сей день. Никто не скажет: «Отдохни, Дмитрий Михайлович, сходи на рыбалку, по грибы», все только «Давай, давай».

– Я тебя понимаю, как никто другой, – заявил гость и наполнил бокалы хозяину и себе.

Не дожидаясь, выпил и налил себе еще.

– Я панам Загребам столько добра сделал, а меня взяли и сослали к Сурайскому, будь он неладен.

– Вроде князь наш добрый, сильно никого не забижает.

– Может и так, только ты не сравнивай замок с вашим захолустьем. Потом от князя доброго слова не дождешься. Все не так. А сам ни ухом, ни рылом, ни в чем соображения не имеет. Вот приехал курьер, грамоту ругательную передал и на словах навтыкал ему, а он ко мне.