Дух масонства
Шрифт:
Было метко сказано:
Первое наиглавнейшее назначение и несущее основание нашего ордена, на котором он зиждется и которое не в силах истребить никакая человеческая власть, — это сохранение некой тайны и передача её потомству; тайна эта дошла до нас с самых отдаленных времен, даже от первого человека, и возможно, от неё зависит судьба человеческой расы. Но поскольку особенность её такова, что никто не может её узнать или как-либо ею воспользоваться, если не подготовился продолжительным и придирчивым очищением себя, то не каждый вправе надеяться ею завладеть.
Когда мы вычистим дом и постигнем значение своих обязательств, когда научимся жить в соответствии с нашей Великой Хартией Вольностей, когда станем универсалистами, как нам и предназначено быть, возможно, могущество Бога низойдет на нас
Масонское движение наделено возможностью и потенциалом, неприметными для большинства. Средний масон не осведомлен о значении всего происходящего, не воспринимает красоты своих ритуалов и работы цеха. Когда он пробудится к принадлежащему ему наследию, когда уяснит свою привилегию содействовать унификации массы обособляющих групп и обеспечит разработку техники и демонстрации, просвещающих индивидуального искателя, тогда он постарается разобраться в своем ремесле и работать над постройкой храма. Тогда в мире появится организация, стоящая на фундаменте такой широты видения и терпимости, что она предоставит не только универсальную платформу для мыслителей всех школ мысли, но и универсальную религию и форму правления, могущие служить примером для мечущихся народов мира.
Стало быть, масонство доступно пониманию любого индивидуального масона, ибо группа людей не может понимать больше, чем составляющие её единицы. Чаяние им света должно быть самоинициированным, ему самому приходится выходить на поиски Потерянного Слова*.
__________
* Впервые опубликовано в журнале "Мастер Каменщик" в октябре 1927 г. бр-м А. А. Бейли)
Глава IIМАСОНСТВО НА РАСПУТЬЕ
Нельзя уяснить себе масонство, каким оно может быть в будущем, если не уяснить, что оно являет собой в настоящем, а это, очевидно, нам не под силу, пока мы не познакомимся с богатством масонских учений, в частности, с историей и традициями древнего масонства, на чьем фундаменте выстроено всё, что мы ныне имеем.
Не так давно один из моих друзей, человек зрелого возраста, образованный и культурный, с обширными познаниями, активно участвующий в общественной жизни и с большим опытом преподавательской работы в ведущем университете, был произведен в масоны. Три года спустя мы проговорили по душам большую часть ночи. Он заявил: "Бейли, я огорчен тем, что вижу в масонстве. И не уверен, буду ли я по-прежнему посещать ложу". Сказанное явило собой вызов, игнорировать его было нельзя. Воскресила его одна из самых образцовых лож, в которых я когда-либо удостаивался присутствовать. Мешала ли ему предубежденность или же такая несчастливая особенность темперамента, как несовместимость со своими братьями? Отнюдь нет. Напротив, он был и есть человек добрых нравов, популярный в своем городе, его всегда привлекают к любым публичным, социальным мероприятиям. Состояла ли закавыка с ним в том, что он допытывался от масонства слишком многого? Способно ли последнее удовлетворить такого человека?
А трудность состояла в том, что он гораздо настойчивей своих братьев тщился докопаться до тех более глубоких смыслов нашего ремесла, что безусловно в нем есть. И покамест не нашел братьев, настолько преуспевших в нашем многовековом поиске, чтобы суметь его просветить.
Всё больше и больше в нынешнее быстротекущее время задается пытливых вопросов. И нам не миновать давать ответы, коль мы не хотим превратиться в вырождающийся орден, чьи ряды пополняются лишь немыслящими субъектами, довольствующимися работой на полу храма.
Будучи недавно в Лондоне, я присутствовал на банкете, данном братьями одной из самых респектабельных лож во всей Англии. Справа от меня сидел офицер Великой Ложи Англии. Я его спросил: "Скажите, если масон, видевший сотню воскрешений, не находит ничего, что бы могло его вызволить, то чем вы здесь, в Англии, его удержите, кроме, разве, великолепного стола?" (В той ложе очень уважают застолье.) Ответ последовал такой: "Мы в Англии предпочитаем мелкие ложи, дабы любой достойный брат мог в должное время воссесть на Востоке. Мы не одобряем политики некоторых ваших лож в Штатах, где насчитывается сотня членов и человек может много лет оставаться на колоннах." "Но, — сказал я, — как быть с теми, а их много, у кого нет времени или желания занимать руководящие посты? Разве масонство ничего не значит для людей, которым темперамент или обстоятельства мешают ответственно участвовать в наших ритуалах или в управлении ложей? Это чаще всего те, кто унижает наш благородный орден, используя его в своих мирских или деловых расчетах." По мнению собеседника, раз их не интересует изучение масонских традиций и истории, не привлекает масонская система воспитания нравственности, милосердия и товарищества, в таком случае для них мало что можно сделать. Что ж, если он прав, моему другу доктору действительно придется скорбно удалиться.
Я объявляю вызов всякому мыслящему масону, любящему наш древний многочтимый орден. Масонство — на распутье! Нам уже не удастся по-прежнему жить достижениями прошлого. Какой бы пленительной ни была история масонства, какими бы чистыми — его традиции, какими бы великими — его инсценировки, какими бы пышными — его ритуалы и представления, их недостаточно. Притом это отнюдь не мой вызов. Раздаются многие голоса, призывающие всех нас возобновить давнее искание Света. Это не личный вызов. Это вызов меняющегося мира.
Братья мои, что именно выносите вы из масонства? И достаточно ли этого? Не бесчестим ли мы бессознательно свой орден, ожидая от него слишком мало? Имеются ли в нём более глубокий смысл и трансцендентная ценность, нами пока не видимые? Требую ли я ныне слишком многого от масонства, рассчитывая при должном прилежании отыскать в нём Путь, Истину и Жизнь?
Для многих вполне довольно форм, ритуалов, поместительных храмов, многочисленного состава ложи, братских отношений, величавой истории масонства, наваждения его секретов, свойственных ему утонченного милосердия и высокой нравственности. Я же требую большего от масонства, чем даже эти сокровища, как бы ярко они ни блестели. Ибо во многих великих обществах и активных организациях всё перечисленное культивировалось. Но они приказали долго жить. Что же держит на плаву масонство? Да то, что оно было создано Всевышним как инструмент для воскрешения человечества. Масонство сотворено не человеком; оно сотворено Богом. Масонство по своей сути, благодатью своего источника, является Духоносным, а Великий Масонский Поиск — духовный, стало быть, мистический поиск. Масонство выжило в веках, потому что воистину и фактически, питая наши вдохновение и интуицию, нас ведет Великая Вышняя Ложа, члены которой — не мертвые масоны, а живое Сообщество Просветленных Умов, Знающие План Бога.
В Массачусетсе, на моей масонской родине, Великая Ложа обнародовала следующий указ для лож, действующих по дозволению: "Масон в градусе подмастерья должен обладать горячим стремлением к знанию и вожделением служить своим собратьям". Хорошенько отметьте эти слова. Служить не только масонскому ордену, служить не только своему масонскому брату, но "служить своим собратьям". Опять же, Великая Ложа констатирует: "Милосердие масонства в том, что все его ресурсы предназначены для блага рода человеческого". Не только для блага масонов, но и для блага всех. Пособлять, поддерживать масонское братство масону, конечно, необходимо, это само собой разумеется. Но этого недостаточно. Что он учится радоваться, спеша на помощь своему, попавшему в тесные обстоятельства, брату-масону, его вдове и детям, — это ценная слагаемая истинной масонской жизни, которую он старается вести. Но этого недостаточно. Его еще убеждают, что у него должно быть вожделение служить своим собратьям.