Духовидец (Из воспоминаний графа фон О***)
Шрифт:
— Вы правы, — согласился сицилианец, — с аббатом я только пошутил и предложил ему вызвать духа, зная, что эта трусливая баба не станет ловить меня на слове. Впрочем, все это слишком серьезно, чтобы стать предметом шутки.
— Значит, вы все же настаиваете, что эти явления в вашей власти?
Заклинатель долго молчал, пристально, словно испытующе, глядя на принца.
— Да, — ответил он наконец.
Любопытство принца достигло высшего предела. Его давнишней заветной мечтой было вступить в сношения с потусторонним миром; и после первой же встречи с армянином эта
— Перед вами человек, — говорил принц, — который горит нетерпением окончательно разрешить для себя эти важные вопросы. Я счел бы своим благодетелем, лучшим своим другом того, кто рассеет мои сомнения, снимет пелену с моих глаз. Согласны ли вы оказать мне эту неоценимую услугу?
— Чего же вы от меня требуете? — спросил сицилианец после некоторого раздумья.
— На первый раз мы хотим только испытать ваше искусство. Вызовите сейчас духа.
— К чему же это приведет?
— Тогда, узнав меня поближе, вы сможете судить — достоин ли я высшего посвящения.
— Я высоко ценю вас, сиятельный принц. С первого же взгляда меня неудержимо влекла к вам неведомая для вас самого тайная сила, которую я прочел на вашем лице. Вы могущественнее, чем полагаете. Можете неограниченно распоряжаться всей моей властью, но только…
— Тогда вызовите духа!
— Но только я должен быть уверен, что вы требуете этого не из пустого любопытства. И если незримые силы подчинены мне в некоторой мере, то лишь при нерушимом и священном обязательстве, что я не стану осквернять святые тайны, не стану злоупотреблять своим искусством.
— Намерения мои самые чистые. Я жажду истины.
Тут они отошли подальше и стали у дальнего окна, так что я не мог их слышать. Англичанин, тоже следивший за их разговором, отвел меня в сторону.
— Ваш принц — благородный человек. Мне жаль, что он связался с обманщиком.
— Все зависит от того, как он выйдет из этой истории, — возразил я.
— Знаете ли что? — продолжал англичанин. — Наверно, этот плут сейчас набивает себе цену. Он не покажет свои фокусы, пока не услышит звон монет. Нас тут девятеро. Давайте сделаем складчину и попробуем соблазнить его крупной суммой. На этом проходимец сломит шею, а у принца откроются глаза.
— Согласен!
Англичанин бросил шесть гиней на тарелку и обошел всех подряд. Каждый дал несколько луидоров, но особенно заинтересовался нашей идеей русский: он бросил на тарелку ассигнацию в сто цехинов; англичанин даже удивился такой расточительности. Мы принесли собранные деньги принцу.
— Будьте столь добры, — обратился к нему англичанин, — и попросите этого господина от нашего имени показать свое искусство и принять в знак нашей признательности этот небольшой подарок.
Принц тут же положил на тарелку драгоценное кольцо и протянул сицилианцу. Тот помедлил несколько секунд.
— Господа и благодетели мои, — начал он затем, — ваше великодушие меня смущает. Очевидно, вы ошиблись во мне. Но я уступаю вашим настояниям. Желание ваше будет исполнено. —
В эту минуту вошел хозяин заведения, которому и были переданы деньги.
— И все-таки он мошенник! — шепнул мне на ухо англичанин. — Отказался от денег, потому что сейчас ему важнее всего завоевать доверие принца.
— А может быть, хозяин с ним в сговоре? — добавил другой.
— Кого вы желаете вызвать? — спросил заклинатель у принца.
Принц на миг задумался.
— Лучше всего вызвать какого-нибудь великого человека! — крикнул лорд. — Вызовите-ка папу Ганганелли! Вероятно, вам это ничего не стоит.
Сицилианец прикусил губу.
— Я не смею вызывать того, на ком почиет благодать.
— Вот это жаль! — бросил англичанин. — Может быть, он сообщил бы нам, от какой болезни он умер.
Тут взял слово принц.
— Маркиз де Лануа, — сказал он, — служивший в последней войне бригадиром французских войск, был моим ближайшим другом. В бою при Гастинбеке он получил смертельную рану; его перенесли в мою палатку, где он и умер у меня на руках. В последнюю минуту, в предсмертной агонии, он подозвал меня к себе. «Принц, — начал он, — мне не суждено вернуться на родину; выслушайте же тайну, — ключ к ней хранится только у меня. В монастыре, на границе с Фландрией, живет одна…» Но тут он испустил дух. Десница смерти прервала нить его повествования. Я желал бы вновь увидеть его и услышать продолжение его речи.
— Клянусь, от вас требуют многого! — воскликнул англичанин. — Я назову вас новым Соломоном, если вы разрешите эту задачу!
Мы восхищались мудрым выбором принца и единодушно высказали наше одобрение. Между тем заклинатель широкими шагами мерил комнату и, казалось, в нерешительности боролся сам с собой.
— И это все, что оставил вам усопший?
— Все.
— Не пытались ли вы разузнать что-либо у него на родине?
— Все попытки оказались тщетными.
— Была ли жизнь маркиза де Лануа безупречной? Не каждого умершего дозволено мне вызывать.
— Он скончался, раскаиваясь в грехах молодости.
— Есть ли при вас какая-нибудь памятка о нем?
— Да, есть.
Принц действительно имел при себе табакерку с миниатюрой маркиза на эмали; за ужином она лежала подле его прибора.
— Впрочем, это неважно. Оставьте меня одного! Вы увидите усопшего.
Нас попросили пройти в другой павильон, пока нас не позовут. Сицилианец распорядился убрать из зала всю мебель, вынуть оконные рамы и наглухо закрыть ставни. Хозяину, с которым он, как видно, уже ранее был знаком, было приказано принести жаровню с тлеющими углями и тщательно залить водой все огни в доме. Прежде чем мы удалились, он торжественно взял с каждого из нас честное слово — хранить вечное молчание о том, что мы увидим и услышим. Мы вышли, и за нами заперли все двери этого павильона.