Духовная грамота отшельника Иорадиона
Шрифт:
Как выяснилось позже, особист пришел в хранилище через час после Арбузова и прождал его там до отбоя. «Замерз, – по его выражению, – как цыпленок в холодильнике, чуть яйца ампутировать не пришлось».
На Федора лейтенант не ругался. Лишь зло оттопыривал нижнюю губу, обнажая зубы латиноамериканского капибара. Такую водосвинку Арбузов случайно обнаружил в энциклопедии, и она ему сразу кого-то напомнила. Выслушав рассказ о командире полка, лейтенант долго смеялся и даже похвалил
Приближалась «Олимпиада – 80» и от особиста Пилюли рядовой Арбузов получил ответственное задание. Вместе с таким же агентом, как и он, Федора переодели в гражданскую одежду и высадили на Симферопольском шоссе. Одежда была старой, вонючей, мятой. Причем, детского размера. Но выбирать не приходилось. Из придорожных кустов они должны были в бинокль наблюдать за проезжающими в Москву иностранными автомобилями, записывать их номера в тетрадь и сообщать эти номера по рации следующему посту, который располагался километров через десять. Там в зарослях ивняка, крапиве и лопухах сидели зоркие соколы из соседнего полка. С другой же стороны, ближе к Серпухову им должны были сообщать о машинах приближающихся.
Как только первая высадка состоялась, и особист уехал, агенты, не сговариваясь, засунули рацию под осиновый пень и направились в ближайшую деревню за водкой. Бутылку «Зубровки» и полбутылки портвейна Федор с напарником по кличке Шланг выпили прямо возле магазина. Продавщица так перепугалась агентов, похожих на беглых каторжников, что готова была отдать все, что у нее есть. Но солдаты ограничились малым, взяли только то, на что хватило денег.
Открывая водку, ефрейтор Шлунгер, прослуживший на полгода больше Федора, учил его жизни:
– Выпивки, – говорил он неторопливо, взвешивая каждое слово, – нужно покупать всегда больше, чем сможешь выпить, чтобы потом не бегать снова. Все неприятности именно от недопития. Выпил мало, пошел за добавкой – попал в историю. Скандинавы, когда пьют дома, ключи выбрасывают в форточку.
После портвейна Шланг заявил, что в гробу он все видел и немедленно отправляется к женщинам. Ни слова больше не проронив, напарник остановил грузовик и попытался влезть в кабину. С первой попытки у него этого не получилось. Со второй тоже, а после с третьей он рухнул на землю и задергал конечностями.
Пришлось тащить Шлунгера к месту оперативной дислокации на себе.
Бережно уложив его в кустах, Федор, как человек хоть и пьяный, но ответственный, вернулся к Симферопольскому шоссе, включил рацию и услышал крики, обильно приправленные ненормативной лексикой.
– Семнадцатый, семнадцатый, на связи шестнадцатый! Отвечайте, когда нужно!
«Семнадцатый» – это был их со Шлангом позывной.
Мне не нужно, – ответил спокойно Федор, – Что вам-то надо?
– Ничего не надо, записывай, идиот. В вашем направлении движется светло-зеленая «Тойота» с номерным знаком «B556 X09».
Как ни старался Федор, ни цифр, ни букв он запомнить не мог.
– Передай номер следующему посту, понял? – кричала рация.
– Понял.
– Повтори номер, козел.
– Чего?
– Ничего.
– Забыл.
– Еще раз…. Понял?
– Понял, – эхом отозвался Арбузов, но проклятые цифры опять испарились из головы. – Машина далеко спрашиваю?
– Проедет мимо вас минуты через три.
Прислонив к дереву послевоенную рацию, Федор отломил от березы ветвистый сук, пошел на дорогу.
Вскоре со стороны Серпухова действительно показалась какая-то зеленая машина. Агент с трудом поднялся по насыпи и березовой палкой, как шлагбаумом перегородил проезжую часть.
Автомобиль завизжал тормозами, остановился. Из салона на Федора, одетого в брезентовые штаны и темно-синий в полоску пиджак поверх грязной майки, глядели четыре пары испуганных глаз.
– Гутен таг! – сказал Федор, вспоминая все, за что еще недавно немка в школе ставила ему двойки. – Аллес гут, олимпиада, – и тут же с выражением прочитал запомнившийся ему новогодний стишок.
Когда закончил, перехватил подмышкой березовую палку, начал записывать на ладони номер машины. Буквы и цифры танцевали как пьяные. Дверь зеленой машины медленно открылась, и из нее вышел высокий поп в рясе.
– Тебе что надобно, отрок? – спросил священнослужитель на хорошем родном языке.
Федор, наконец, понял, что человек на иностранца не похож, что машина вовсе не «Тойота», а родные «Жигули». Поп приближался так решительно, что, казалось, хочет отвесить Арбузову подзатыльник. Вдруг он замер. Со стороны леса к дороге приближался, медленно перебирая негнущимися в коленях ногами, Шланг. За его плечами висела облезлая рация, из которой торчала трехметровая антенна. Шланг что-то бубнил в микрофон, а рация, включенная на полную громкость, издавала все известные и неизвестные народам мира ругательства.
– Отставить! – заорал Шланг. – В случае сопротивления, приказано открывать огонь на поражение!
– Так вы солдаты! – вдруг догадался батюшка, – Милые вы мои, беглых, не иначе, ловите?
– Беглых, – согласился Арбузов, – причем иностранцев.
– Понимаю.
Батюшка оказался бывшим майором-танкистом, которого уволили из армии по состоянию здоровья. Его печень уже не справлялась с алкоголем. Он дал Федору и Шлангу, видя их состояние, совет:
– Утром никогда не опохмеляйтесь водкой, она всегда требует продолжения. От пива сплошная тяжесть и хмарь. А лучше выпейте пузырек валерьянки. Через час будете как огурцы. Я ее всегда с собой вожу, хотя давно уже завязал.