Духовная социализация личности как социокультурная основа национальной безопасности России. Монография
Шрифт:
Эта форма духовного воспроизводства личности имеет свои правила и принципы. «Соборность требует от нас целостного знания и отзывчивости Соборность культуры обязывает соблюдать принцип иерархичности, блюсти приоритет духовной культуры над другими проявлениями и видами культуры… Соборное сознание не есть сознание «муравьинно-коллективное», в котором растворяется «я» и гаснет всякое личное дарование. Как раз наоборот, именно соборность призвана актуализировать и преобразовать личное сознание, превратив его в церковное сознание всеединства, солидарности и любви» [101] .
101
См.: Алексий II, Патриарх Москвы и Всея Руси. Православие и духовное возрождение России. М.:ИД «Пироговъ», 2003. – С. 109.
Рассматривая идею соборности как русскую идею, патриарх Алексий II отмечал, что «сущность соборности заключена не во внешней форме
102
Там же. – С.110.
103
Алексий II, Патриарх Москвы и Всея Руси. Православие и духовное возрождение России. М.:ИД «Пироговъ», 2003. – С.111.
На этих абсолютных духовных основаниях соборность действительно становится началом всеобщей духовной социализации каждой отдельно взятой личности.
1. Соборность представляет собой особый тип коллективизма, обусловленный высшими ценностными бытия, абсолютными ценностями духовной культуры. Преимущественно религиозная ее интерпретация отталкивается от призыва Христа, собравшего верующих для восприятия нового духовного учения. Однако, в социальной практике соборность давно вышла за узкие границы церковных догматов и превратилась в некую универсальную форму духовной социализации людей, духовного воспроизводства человека.
2. В основе соборности как явления социальной жизни человека лежит не только религиозная, но и светская духовность. Синтез обеих форм духовности, вместо противоборства между ними, создает тот наилучший ансамбль условий, при котором формируется действительно полноценная (целостная) личность. Существующий тип духовной культуры задает параметры целостности человека, которая в свою очередь проявляется через деятельность, через творчество.
3. Социальное творчество как созидание в принципе отличается от инновационной практики, которая не создает совершенного, хотя и конструирует нечто новое. Но именно духовная социализация людей, заложенная в основу их социальной практики, позволяет обнаружить абсолютные основания добра и актуализировать их. Иначе говоря, соборное начало как форма духовного единения людей выступает предикатом подлинного социального творчества.
4. Соборность представляет собой устремленность человеческой души к абсолютным, совершенным, предельным ценностным основаниям бытия. Поэтому соборность может быть определена как форма духовной самоорганизации личности, ее культурной самоидентификации. Но, в отличие от других форм духовной социализации (демократический централизм, социальное партнерство, артельно-общинное хозяйствование, коммунальная практика и т. д.) соборность представляет собой специфическую форму духовной социализации, которая основывается на идее всеединства. Такая идеал-реалистская интерпретация смысла соборности позволяет понять само это явление в его исторической цельности и культурной определенности как явление именно русской жизни и русской культуры.
1.4. Совестливый акт в духовной социализации личности
Суть вопроса о совести российский писатель С. С. Аверинцев как-то объяснил следующим образом: «Кто говорит о морали, берет на себя страшный риск, что его рацеи перекроют своей толщей дыхательные пути, по которым только и может дойти до наших душ воздух. Заболтать вопросы совести, превратить их в «темы» – что может быть страшнее?» [104] . И далее, рассуждая о соотношении понятий «этика», «мораль», «нравственность»», он отметил: «Я бы сказал так: совесть – не от ума, она глубже ума, глубже всего, что есть в человеке, но для того, чтобы сделать из окликания совести правильные практические выводы, нужен ум. Мораль и должна быть посредницей между совестью и умом. Совесть – глубина, ум – свет; мораль нужна, чтобы свет просиял в глубину» [105] .
104
Аверинцев С. С. Интервью // Этическая мысль. Научно-публицистические чтения. – М., 1988. —С.370.
105
Там же. – С.371.
И действительно, совесть – одна из наиболее очевидных и, вместе с тем, наиболее таинственных сил души, которая во многом определяет наше существование, а в еще большей степени – наше подлинное и полноценное бытие. Есть различные чувства, которые мы воспринимаем как неизбежные и непременные атрибуты нашего «я». Есть же некие высшие силы, которые живут не только в нашем «я», но и в самой природе. Совесть – из их числа. Совесть присуща человеку «от природы», но как она попала в человеческую душу – вопрос до сих пор открытый. И. А. Ильин, посвятивший осмыслению совести много места в своей работе «Философия религиозного опыта», полагал, что «совесть есть один и чудеснейших даров Божиих, полученный нами от Него» [106] . Однако «божественное происхождение» совести – не единственное объяснение ее природы. Есть и другое объяснение, связанное с социальной сущностью человека. В качестве социального существа, индивид вынужден соотносить свои действия с интересами окружающих его людей и осуществлять самоконтроль. В этой связи «совесть являет собой способность личности осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно ставить перед собой нравственно санкционированные цели и осуществлять самооценку совершаемых поступков, испытывать чувство личной ответственности за свои действия. Другими словами, совесть – это осознание личностью своего долга и ответственности перед обществом» [107] .
106
Ильин И. А. Путь к очевидности: Сочинения /И. А. Ильин – М.: «ЭКСМО-Пресс», 1998. – С.152.
107
Спиркин А. Г. Философия. Учебник. – М.: Гардарики, 2005. – С.666.
Но почему только перед обществом? А перед самим собой? А перед своей семьей? Обратимся снова к С. С. Аверинцеву, который комментируя «раскрепощение сознания» и попытки ассоциировать свободу и «свободную любовь» в современном российском обществе, отметил: «История свидетельствует против такого сближения идей. У самых истоков европейской традиции вольнолюбия – легенды о том, как римляне свергли власть царей, защищая честь замужней жены, а затем свергли власть децемвиров, защищая честь девственности. На заре нового времени эта традиция была обновлена пуританами… В античном языческом мире были люди, которые пользовались во внеслужебное время и в своем кругу полной «свободой» беспорядочного удовлетворения своих физических импульсов, без обязательств семьи, верности, чести; но эти люди были рабы. Свободнорожденные жили иначе. Ведь это так понятно: целомудрие – культура воли, школа собственного достоинства, школа самоуважения» [108] . И тут же он приводит слова другого нашего писателя Вяч. Иванова: «Личности хранитель – стыд».
108
Аверинцев С. С. Интервью // Этическая мысль. Научно-публицистические чтения. – М., 1988. – С. 371.
Совесть действительно – целомудрие души и стыд личности. И лучше русских писателей ее не определишь. Но стоит разобраться в этих образных определениях глубже. Тем более, что совесть неразрывно связана с духовной любовью, она есть дитя этой любви. Без духовной любви, какая уж может быть совесть? Совесть предстает перед человеком как любовная забота о нем, как сердечная тревога за него, как добрая строгость к нему… Совесть – это действенная, а не сослагательная любовь, это чудо, которым человек одаряется и одаряет. Совесть – это совпадение долга и любви.
И такое совпадение – не редкость. Сколько бы ни отрицал это совпадение И. Кант, «любить, как долг велит» – это и есть человеческая совесть. Не любовь из склонности, не похоть или страсть, а спокойное исполнение своего человеческого долга, осуществление своей человеческой сущности.
В рассказе «Офицер и крестьянка» А. П. Платонов так говорит об отношениях крестьянина со своей женой: «Видно, он любил свою жену, или то было чувство еще более надежное и верное, чем любовь; тот тихий покой своего сердца вблизи другого сердца, коих соединяет не страсть, не тоскливое увлечение, но общая жизненная участь, и покорные ей, они смирились и прильнули друг к другу неразлучно навек». А о жене крестьянина сказано: «Эти ворчащие, бормочущие, озабоченные старые русские крестьянки, народив свой народ, держат его в строгости и порядке и тем сохраняют его в целостности, так что их постоянное недовольство и рассерженность есть лишь их действующая любовь, своей заботой оберегающая свой род» [109] .
109
См.: Платонов А. П. Гвардейцы человечества: рассказы. – М.: Современник, 1985. – С. 85–87.