Духовная война
Шрифт:
15. Манифестация* судьбы.
– ------ *Слово manifest в английском языке означает "воплощение", "материализация" -------
Я прошу вас только перестать воображать, что вы когда-то родились, имели родителей, являетесь телом, умрёте и так далее. Просто попробуйте, сделайте первый шаг – это не так трудно, как вам кажется. – Нисаргадатта Махарадж –
Заходящее солнце окрасило озеро в неистово оранжевый цвет и испещрило горы вертикальными боковыми тенями. Лиза достала что-то из еды, но лекарства придавали всему какой-то подозрительный вкус, поэтому я не стал есть. Мы расслабились и позволили разговору приятно выйти из темы не какое-то время. Наконец, Лиза вернула нас обратно. – Вы говорите, что можете получить всё, что захотите? – спросила она, перечитывая недавние записи. – Это так? Якобы всё управляется какой-то волшебной энергией, и если ты можешь подключиться к ней... – И да, и нет, – перебил я. – Не то, чтобы человек, укоренённый в интегрированном состоянии, может иметь всё, что захочет, но его нужды и желания находятся в естественной гармонии с их обстоятельствами в царстве сна. Другими словами, дело не в том, что я могу получить, что захочу – шевельну носом и оно появится – но я бы не стал желать чего-то, чего не смог бы получить. Я не могу материализовать стопку долларов, или быстроходный катер, или кастрюлю ухи, потому что у меня нет подлинного желания иметь эти вещи. Разница между подлинным и неподлинным желанием играет здесь центральную роль, но большинство людей совершенно отрезаны от своих подлинных желаний. – Отрезаны чем? – Эго виновно во всём. Сравните ваши собственные желания несколько лет назад с теперешними. Чего вы хотели тогда? Быть партнёром юридической фирмы? Водить «Лексус»? Иметь больше денег? Больший дом? Стройную фигуру? – Звучит знакомо, – сказал она смущённо. – И где теперь эти желания? – Не знаю, просто пропали. – Вот
Наступило ещё одно приятное затишье в разговоре, пока она ждала, буду ли продолжать. Я вернулся к её вопросу о получении всего, что я захочу. – Такой предмет, как материализация подлинных желаний, довольно трудно объяснять, поскольку интегрированное состояние находится за пределами концептуальных рамок отделённого состояния. Я прогибаюсь под вселенную или она прогибается под меня? Этот вопрос не выдерживает интерпретации. Различие между мной и не-мной не имеет смысла. Ограничивающие факторы времени, пространства, причинности, двойственности не имеют эквивалентов в интегрированном состоянии. Моё колено прислало острый сигнал. – Раз уж мы говорим о материализации желаний, не могли бы вы передать мне мои таблетки? Она достала пузырёк из моей сумки и прочитала название. – О боже, – сказала она, узнав, что это за лекарство, – это сильная штука, люди присаживаются на такое. Вы мне что-то сказали? – Разве я не говорил, чтобы вы передали их мне? Она прочитала предупреждение на пузырьке, протянула было его мне, но потом отдёрнула руку. – Значит вы хотите получить эти таблетки? – Разве я непонятно выразился? Она раздумывала. – Ваше желание подлинное? – спросила она, хитро улыбаясь. – Очень, – заверил я её. – Так почему вы не материализуете их? – Я именно это и сделал, – ответил я. – Я материализовал разбитый «Форд Пинто», чтобы материализовать свою покалеченную тушу до аптеки, где я материализовал средства оплаты, а они материализовали пузырёк таблеток, который вы сейчас материализовали из моей сумки. Сплошь одни материализации. Она нахмурилась. – Не очень-то это похоже на мистику. – Разве я говорил, что это мистика? Похоже, вы что-то себе напридумывали. Она снова задумалась, всё ещё держа таблетки в руках. – Но вы не можете материализовать их эти последние несколько футов? – Не могу? Она потрясла пузырьком передо мной. – Я могу их вам не дать, – сказала она. – Неужели? Весёлая игра у нас. Она исследует идеи, а я пытаюсь помочь ей увидеть, что можно за ними разглядеть. – Но, – сказала она, – если я вам их не дам, что тогда? – Что тогда что? Мне нравится терапевтическая техника возвращать вопросы назад вопрошающему. Это пришло мне в голову много лет назад – сократовский метод для ленивых людей. – Тогда вам будет больно и вы не получите, чего хотите. – Да? – Но это противоречит с тем, что вы говорите. – Разве? – Разве нет? – На самом деле нет. Нет правила, которое говорило бы, чтобы мне не было больно, или чтобы я получал всё, что захочу, или что мы не можем сидеть здесь и вот так исследовать идеи. Однако, такое нелепо неправдоподобное событие, что эти таблетки не смогут проделать последние несколько футов, не может случиться без ясной на то причины, случайно или следуя чьему-то капризу. Так или иначе, мы не находимся в такой ситуации. Вы не собираетесь сделать то, что говорите. – Но я могла бы, – сказала она. – Разве? Она поразмыслила ещё немного и протянула пузырёк мне.
– Как я сказал, – сказал я, прервавшись, чтобы проглотить пилюли, – это не вуду, не мистицизм и не особые силы. Всё это отделённые способы объяснить феномены, которые нормальны и естественны с интегрированной точки зрения. – Вот блин, – простонала она, – во что я ввязалась? Я пожал плечами. – В свою жизнь, – ответил я.
***
Интересно было разговаривать с Лизой на этой стадии. Я видел, как она колеблется между умом и сердцем. Между своими представлениями о том, какой она должна быть, и какой она хочет быть, и, возможно, какой не хочет быть. Она привыкла проецировать всю труппу комплексных персонажей – женщина, мать, жена, босс, адвокат, друг и т. д. – все сильные, самоуверенные, твёрдо стоящие на земле, но она не привыкла к новой роли, где она слабая, ничего не знающая, беспомощная, как ребёнок. Никто не привык к этому, и чем жёстче мы были закреплены в нашей прежней жизни, тем труднее будет нам перейти в новую. Этот разговор между нами не был призван научить её чему-то. Я не ожидал, что она преодолеет свою склонность к мышлению и логике за один вечер. Я лишь пытался помочь ей расправить мускулы и смягчиться, дать ей шанс приноровиться к новой среде, может быть, показать ей пару новый идей, с которыми она могла бы поиграть. Как и любой новорожденный, у неё есть мышцы, которыми она никогда не пользовалась, области движения, которые ей предстоит исследовать, и чувства, которые ей надо развить. Неудивительно, что самое потрясающее открытие, к которому приходят все, кто освободился от удушающей зависимости всей жизни, это отсутствие удушающей зависимости. Лиза только недавно вышла из трехлетнего путешествия по родильному каналу, совершая свой переход смерти-перерождения из матки в мир, и свобода, которую она начинает обнаруживать, может быть очень пугающей.
***
– Вы знакомы с правилом «восемьдесят на двадцать»? – спросил я. – Двадцать процентов усилий выполняют восемьдесят процентов работы? – И наоборот. Здесь это также работает. Восемьдесят процентов этого перехода, в котором вы находитесь, могут быть пройдены при относительно небольшом количестве усилий. Всё, что вам нужно сделать, это избавиться от идеи, что вы это человеческое существо на планете Земля. Смойте в унитаз это убеждение, и огромная масса засоряющих вашу систему ментальных и эмоциональных нечистот будут смыты вместе с ним. – О, – засмеялась она, – прям вот так? Просто разделаться с моим личным маленьким взглядом, что я это человеческое существо на планете Земля? – Ну, я не сказал, что это легко. На это потребуются кое-какие честные усилия, и уйдёт время, чтобы переработать отростки. Неужели это так много? – Вы шутите? – спросила она. – Это и правда много? Она посмотрела на меня подозрительно. – Уж не знаю, когда вы шутите, – сказала она. – Окей, – сказал я, – это кажется, как будто много, но в действительности это просто один простой щипок в вашем мозгу. Когда эта настройка будет сделана, вы оставите далеко позади большинство уважаемых специалистов в области человеческого развития и духовности, абсолютно выйдете за пределы их карт, и сделаете огромный шаг вперёд в своём процессе. Она всё ещё смотрела меня подозрительно. – Если я осозн'aю, что я не человеческое существо на планете Земля? – спросила она. – Я исхожу из предположения, что вы так думаете. – Э, да, типа того. – Ну, да, конечно, думаете, – сказал я. – Я просто предлагаю вам по-другому взглянуть на это. Подумать над этим. Не обижайтесь, но большинство людей на самом деле не умеют думать. Они думают, что умеют, но
на самом деле они всячески избегают этого, а если не избегают, то быстро обнаруживают, что это не то, чем они занимались раньше. Подозрительный взгляд стал менее подозрительным. – Теперь вы говорите мне, что я не умею думать, но я не должна обижаться? – Да, и это тоже непонятно? Она задумалась, подбирая слова. – Вы совсем оторваны от жизни? – Конечно совсем. Она глубоко вздохнула и выпустила воздух. – Знаете, Джед, – сказала она, – до недавнего времени хмурый вид официантки в кафе мог испортить мне всё утро. Я красилась и причёсывалась, чтобы выйти к почтовому ящику. Сейчас я пытаюсь думать с точки зрения маленьких шагов. – Значит, пересмотр убеждения, что вы это человеческое существо на планете Земля, будет слишком большим шагом? Она помолчала. – Могу я вас спросить? – Конечно. – Сколько времени прошло с тех пор, как вы были, ну, знаете, нормальным? – Вы имеете в виду, как обычный человек? – спросил я. – Да. – Не знаю, – сказал я. – Двадцать с чем-то лет, наверное. Если вообще я когда-либо был им. – Джед, я не осмеливаюсь допустить... – Смелее. – Ну, вы говорите, что вы вроде как постепенно исчезаете из существования? Становитесь всё больше и больше оторванным от жизни? – Вроде того. – Возможно ли, что ваши воспоминания о том, как это – быть нормальным человеком, уже не очень ясны? – Допущение верно, – согласился я, – но я не уверен, что это имеет большое значение, как вы себе представляете. Давайте используем фильм «Матрица», чтобы составить карту. Мой персонаж, находящийся вне матрицы, говорит вашему персонажу, находящемуся внутри матрицы, в чём состоит дело: что вы живёте вымышленную жизнь как вымышленное существо в вымышленной вселенной. Я не говорю вам, что вы должны совершить побег из матрицы, но лишь что вы можете иметь невообразимо лучший опыт вашего существования в ней, если поймёте абсолютно вымышленную её природу. Большинство людей, конечно, не имеют об этом понятия, либо лишь концептуальное понимание. – Но «Матрица» это всего лишь кино, – сказала она. – А это всего лишь царство сна, – ответил я. – Фильм «Матрица» это солипсизм, cogito, пещера Платона, теория мозга в банке и замечательное развлекательное кино – всё в одном. Это похоронный звон по философии, науке и религии. Ничто не является тем, чем кажется, но так же и является. Это царство сна. – Это звучит знакомо, - сказала она. – А есть ли какие-нибудь духовные или религиозные группы, которые верят, что они не человеческие существа на планете Земля? – Конечно, – сказал я, – их называют культами и стараются игнорировать до тех пор, пока не начинает увеличиваться количество трупов. Я не подстрекаю вас поверить, что вы не человек на Земле, только проверить это своё убеждение. – А какая разница? – Вера. Всё в вере. Все веры служат для самоограничения и все они ложны. – Но если я не человек на планете Земля, тогда кто я? – Вы спрашиваете меня? – Э, да. – Ну, для меня вы незначительный персонаж в моём фантастическом спектакле. Еле различимый энергетический паттерн, на короткое время появляющийся на сцене моего сознания. Эпизодическая роль, чётко вписывающаяся в текущий контекст.
– Ооуу, – она ухмыльнулась, – держу пари, вы говорите это всем женщинам. Я рассмеялся. Лиза прикусила нижнюю губу, глядя на меня. – Это не таблетки говорят? – Не знаю. Похоже на меня. – Да. Несколько минут мы сидели молча. Я ощущал, как она возбуждена. – Вам нужно ещё раз посмотреть «Матрицу», – предложил я. – Там много полезного. Помните, когда Нео был отключен от матрицы? Он спросил, почему его глаза болят, и Морфей ответил... Она продолжила. – …потому что ты никогда ими не пользовался. – Да, – сказал я, – Добро пожаловать в пустыню реальности. Она беспокойно рассмеялась. – В фильме, – я продолжил, – Нео отбрасывает один слой иллюзии и заменяет его на другой, точно так же, как обитатели пещеры Платона обменивают иллюзию теней на стене на более широкую иллюзию самой пещеры. В «Матрице», когда кто-то освобождается, он переходит в более широкую пещероподобную реальность с подземными кораблями, гротами, Зионом, и, как изображается в фильме, может показаться, что это совсем не выгодная сделка. Кто-то может захотеть снова войти в состояние удобной иллюзии, чтобы не подвергаться трудностям и лишениям пещерной жизни, может захотеть заползти обратно в матку. – А этого сделать нельзя, – сказала она тихо. – Нет, не думаю, – сказал я. – Вы в порядке? – Да, пожалуйста, продолжайте. Это интересно. – Вы уверены? – Я кое-что начинаю лучше понимать, - сказала она. – Я начинаю как бы видеть себя в этой метафоре. – Хорошо, иначе, это просто кино. – Именно так я и думала, – сказала она. – Это инструмент, – сказал я, – карта, где мы можем спланировать наше путешествие, или часть его. Если бы персонаж Нео действительно пытался пробудиться из состояния сна, он не принял бы так легко подземный мир Морфея, Зиона и борьбы за свободу. Он распознал бы это как ещё один слой иллюзии и продолжил бы идти. – Дальше, – сказала она. – Именно, всегда дальше. Слой за слоем, черепаха за черепахой. Нео так и не выяснил, насколько глубока кроличья нора, он лишь спустился на один уровень вниз, и, улизнув из матрицы, он оказался в ещё более крепких объятьях иллюзии. Он знает, что матрица — это искусственная реальность, но он думает, что вышел из неё, поэтому он заключён в темницу намного более эффективно, чем раньше. Он неверно истолковывает своё новое состояние как свободу, но это лишь более убедительная иллюзия свободы. – И как это применимо ко мне? – Это ваша ситуация. Она посмотрела в записи. – Теперь я более крепко в тисках иллюзии, чем когда-либо? Что это значит? – Это значит, что вы истратили свою неудовлетворённость. Вы подожгли фитиль, и о-па. Она нахмурила брови. – Это не плохо, – сказал я, – это хорошо. Возможно, вы сейчас ещё не счастливы и не уравновешены, но вы определённо там, где надо. Вы сбежали оттуда, где вы не хотели быть, где вы скорее умерли бы, чем остались, а теперь вы пробуждаетесь в царстве сна. – Но не из него? – Нет, ваша неудовлетворённость была не той природы. Вы как Нео. – А вы как Морфей? Я засмеялся. – Только в смысле туристического гида, – сказал я. – Я показываю вам окрестности немного, объясняю, где вы, и как всё работает. У вас появились некоторые новые возможности, с которыми вы можете поиграть и научиться хорошо ими пользоваться. – Я всё же не могу себе представить, как это – не верить, что я человек на...
– Никто не может представить себе следующий шаг, пока не предпримет его. Каждый барьер кажется непроходимым, пока не приходит время, когда растворяются все другие варианты, и остаётся лишь идти вперёд или погибнуть. Могли вы представить себе год назад, что вы совершили сейчас? Она засмеялась, представив. – Нет, – сказала она. – Вы делаете один шаг, что всегда является актом разрушения, потом делаете паузу, собираетесь с силами, размышляете, может даже думаете, что всё окончено, а потом начинает показываться следующий шаг, а возможность не предпринять его начинает исчезать. Вы уже однажды проходили через это, так что я думаю, вы понимаете, о чём я говорю. Она слегка кивнула, уткнувшись в записи. – Сейчас я описываю следующий шаг, это нечто значительное, почти такое же по значимости для трансформации, как и первый, но намного менее трудный. Это естественно, что сейчас он выглядит невозможным для вас, но постепенно невозможным будет не сделать этот шаг. Она выглядела обескураженной. – Никто не идёт, весело насвистывая, по этому пути, Лиза. Здесь нет смелости, и никто не предпринимает шагов, исходя из своего желания. Ты идёшь вперёд тогда, когда не можешь оставаться там, где ты есть. Таков процесс. Так вы дошли до этой точки, и так вы продолжите идти, если продолжите. Она молча писала, низко опустив голову. 16. Актёр без роли.
Я не говорю, что вы должны быть свободными от страха. В тот момент, когда вы пытаетесь освободиться от страха, вы создаёте против него сопротивление, а любое сопротивление не прекратит страх. Чем убегать, контролировать, подавлять или ещё как-либо сопротивляться, лучше понять страх, а это значит, наблюдать, изучать его, войти с ним в прямой контакт. – Дж. Кришнамурти –
Спустя неделю или две я пошёл на поправку. Перестав принимать лекарства, я вернулся к своим обычным занятиям – гулял с собакой, бродил по городу, каждый вечер наносил визит Фрэнку. Большую часть времени я проводил за своим рабочим столом. Лиза несколько часов в день помогала мне, заменив одного из местных пенсионеров, моего бывшего ассистента, который перестал приходить, ощутив неудобство от материала. – Можно попросить вас рассказать о Брэтт? – спросила Лиза. – Что вы хотели бы узнать? – Не знаю... где она жила? Где находилась её ферма? – В Вирджинии, в Долине Шенандоа. Я любил туда ездить – очень красивая дорога, особенно ночью. Включишь хорошую музыку, едешь не торопясь, оглядываешь окрестности. Будто летишь на ковре самолёте. Очень приятно. – А как она выглядела? – Рыжеволосая. Остриженные по плечи волосы всегда завязаны назад. Крепкая, сильная, но не тяжёлая, наделённая естественной красотой. Обычно она была одета в джинсы, незаправленную джинсовую рубашку и ковбойские ботинки. – Я посмотрел на Лизу поверх своих очков. – А что? – Просто интересно. Сколько ей было лет? – Как вам, может, на пару лет постарше. Лет сорок? Несколько минут она молчала. Я вернулся к работе. – И у неё была лошадиная ферма?
– спросила она. – У Брэтт? – Да. – Полагаю, да, то была лошадиная ферма. Там были лошади, собаки, кошки, много земли, озерцо, конюшня, большая крытая арена для скачек.
– Там жил ещё кто-нибудь? Ну, там, постоянные студенты? – Э, нет. Она ограничивалась теми воскресными собраниями. Несколько раз проходили добавочные собрания в субботу, когда я был там, но это было исключением. В отсутствии других людей, студентов, я думаю, она вряд ли думала о духовности. Духовность была частью её жизни. Она не писала книг, не выступала с речами или интервью, не путешествовала, у неё была только та группа, приходившая по воскресеньям. Похоже, доктор Ким был организатором всего этого, не Брэтт. По-моему, она просто мирилась с этим. – Семья? – Дочь и внучка, насколько мне известно. Мы никогда не обменивались биографиями. После следующей длинной паузы она задала ещё один вопрос. – Она была счастлива?
***
Мне пришло в голову, что Лиза могла рассматривать Брэтт как ролевую модель, как человека, на которого она могла бы смотреть с почтением из своего нового и неустойчивого положения. Ей было интересно, посмотрев на Брэтт, представить себе, куда она сама идёт, или должна идти. Я не уверен в своей способности судить, что происходит внутри человека, но мне кажется понятным и объяснимым, что Лизе хочется обозначить знакомое лицо на далёком берегу, и что она, возможно, формирует образ Брэтт в своём уме, чтобы удовлетворить эту нужду. Хорошо это или плохо, я не знаю, но я знаю точно, что Лиза находится в процессе становления не тем, кем стала Брэтт. Брэтт была пробуждена из царства сна, что означает, она перешла от «я» к «не-я», умерла, не сбросив тела. Лиза пробуждается в Человека Взрослого, что является переходом от отделённого «я» к интегрированному. Это огромный шаг, но это преобразование внутри царства сна, а не выход из него. Брэтт подвергалась такому же преобразованию в Человека Взрослого, но, как и в моём случае, это было лишь первым шагом в более длительном путешествии. Благодаря прочтению черновиков этой книги в Лизе развилось влечение ко всему, что касается Брэтт, поэтому я распечатал несколько страниц, которые она ещё не видела, и передал ей в надежде, что она поймёт суть вопроса и увидит, как это применимо к её паническому желанию схватиться за кого-нибудь или за чтонибудь.