Духовная война
Шрифт:
– В контексте нашей метафоры я заявляю, что не нахожусь в ослепляющем дыму. Необходимо помнить, что, независимо от всех заявлений об обратном, в этом дыму нет никакой видимости. Никто ничего не видит, и самое главное, что никто не видит, что никто ничего не видит. Некоторые говорят, что видят, и если они расскажут хорошую историю и сами в неё поверят, тогда они смогут и других заставить в неё поверить. Это подходит для целей Майи, и за это предусмотрены награды. Почти все духовные учителя попадают в эту категорию – слепой ведёт слепого. Если ты видишь, то легко разглядишь, кто видит, а кто нет. Здесь не о чем спорить. – Я? – спросил он. – Что «вы»? – Я в этом дыму притворяюсь, что вижу? – Конечно, – ответил я. – Но не вы. – Я не учитель. У меня нет студентов. У меня нет учения. – Но в чём тогда разница? Вы здесь вместе с остальными. Вы видите то, что видит каждый. – Ни то, ни другое. – Но прямо сейчас мы с вами вместе, – настаивал он. – Я смотрю на вас. Вы смотрите на меня. Вы меня видите. – Вы мираж, Боб. Я вижу вас насквозь. И я мираж. Я вижу себя насквозь. – Я жестом указал на чудесный вид. – Это всё мираж, я вижу всё насквозь. Уточню: этот чёрный дым — это не просто среда, где обитает погружённое в духовный мрак эго, это само эго, материал, из которого оно создано. Нельзя провести различие между обманщиком, обманом и обманутым. До тех пор, пока мы не поймём состояние эго, у нас поистине нет шансов реального продвижения вперёд. – Знаете, – сказал он, – некоторые очень высоко почитаемые учителя говорят, что нет никакого продвижения вперёд, что это иллюзия, что мы уже полностью пробуждены, уже просветлены, и что мы должны лишь перестать бороться и искать. Мы ищем то, чем уже являемся, и только наш поиск закрывает нам глаза на эту истину. Я не смог собраться с духом, чтобы ответить на это. Всё, что говорил Боб о современной духовности, совпадало с моими собственными взглядами, только с противоположным спином. Там, где он видит спокойствие и невозмутимость, я вижу послушание и неосознанность. Где он видит продвижение, я вижу окапывание. Когда я отваживаюсь взглянуть, что нынче популярного в духовной мысли нью-эйдж, я нахожу лишь то же самое упрощённое до абсурда, выхолощенное, тошнотворно-слащавое приторное пойло. Как будто все ели из общего корыта, и спецвыпуск дня зависит лишь от того, кто отрыгнул последним. Я пробовал потерпеть, но чуть не заболел – это как подвергнуться радиации, которая переносима лишь в малых дозах. Когда неприятная реакция прошла, я напомнил себе, что
24. Альтернативные люди.
Судя по всему, существует два типа искателей: те, кто хочет как-то изменить своё эго, т. е. сделать его святым, счастливым, неэгоистичным (как будто можно сделать рыбу нерыбой), и тех, кто понимает, что все подобные попытки — это просто размахивание руками и игра роли, и что можно сделать только одно – перестать идентифицировать себя с эго путём осознания его нереальности и своей вечной идентификации с чистым бытием. – Вэй Ву Вэй –
Пока мы шли, Боб подобрал несколько камней и забросил их в кусты. Для меня это была просто праздная болтовня. Для Боба же это было атакой на самую основу тщательно смастерённой и большим силами охраняемой его эго структуры, его «бобности». Спустя несколько минут он решил сменить тактику. – Джед, серьёзно, я думаю, вы неверно относитесь к современному духовному климату в мире. Вы слишком пренебрежительно относитесь к тому, что вы не вполне понимаете. Человеческая духовность это вам не динозавр, застрявший в прошлом, это эволюционный процесс, и он происходит прямо сейчас по всему миру. Мы можем изменить мир, сделать его лучшим местом для всех. Возможно, я говорю не о тех людях, которые полностью просветлены в том смысле, какой вы придаёте этому, но о людях, пробуждённых благодаря собственным усилиям, о всех сортах вдохновенных людей – артистах и музыкантах, учителях и родителях, людях, полных любящей доброты, с открытым сердцем и фундаментальной порядочностью, которые увидели, что путь сердца несёт свои богатства и награды. Интеллигентные, успешные, внимательные люди... Я попытался его прервать, но он прервал меня. – Позвольте мне продолжить, – продолжил он. – Я говорю о глубоко, подлинно духовных людях, которые живут в моменте, приспосабливаясь к изменяющемуся будущему, которые создают искусство, экологический бизнес, здоровые, счастливые семьи, о людях, не являющихся частью большого человеческого стада, бездумно расточающего жизнь и планетарные ресурсы, о людях, вырвавшихся из этой мышиной возни и нашедших лучший путь. Это осознанные и видящие люди, которые понимают трудное положение, в котором оказалось человечество – общество, политика, окружающая среда – и которые ведут эту революцию, Джед, они прокладывают путь к... – Новому мировому порядку? – Да, окей, к новому мировому порядку, новому типу человечества, человеческого сообщества. Вот что я пытаюсь до вас донести. Я понимаю ваши высказывания о старых путях, но вы не видите, что... – Что это уже происходит, – сказал я. – Да, что эта революция происходит прямо сейчас, и она не касается буддистской, индуистской или ньюэйджевской идеологии, или любой другой отдельной школы или доктрины. Она не ограничивается ни одной точкой зрения, но охватывает все идеологии в том смысле и в той степени, что они уважают индивидуальность и семью, и право человека следовать своему собственному пути, чтобы отыскать своё счастье. Она касается нового подхода к жизни, основанного на глубоко сокровенных универсальных ценностях и принципах, общих для всех. Это глобальное духовное... – Возрождение? – Вот именно, надвигается глобальное духовное возрождение... Я остановился и посмотрел на него сердито, но он светился каким-то странным свечением праведности, что делало его невосприимчивым. Тема, которую он излагал, занимала видное место в его книге, и, повидимому, предусматривала объединить множество различных крайних систем верований, попадающих в серую зону между главными религиями и культами, в связующее движение, которое поведёт человечество в светлое завтра. Насколько я мог судить, общей чертой всех этих людей и групп была их терпимость ко всем точкам зрения. Два плюс два равно столько, сколько вам угодно. Все правы. Все веры истинны. В любом случае, то, о чём он говорил, даже если это и было правдой или вероятностью, не имело ничего общего со мной и тем, о чём я говорю и пишу. Кроме того, что оба наши предмета попадают в одну широкую рубрику человеческой духовности, они совсем не связаны, и мне абсолютно безразличны все провозглашённые им идеалы, а он совершенно незнаком с моими взглядами. Я сделал несколько попыток внушить ему это, но люди, похоже, внутри своих границ имеют особое место для вещей, которые выходят за их пределы, и он поместил меня именно туда. Мы всё шли, а он всё говорил. – Я говорю об открытом и чутком подходе к жизни, – продолжал он. – О подходе, который побуждает процессы роста, созидания и раскрытия сердца. О жизни в любви и мире так, как ни одно общество ранее. Вы знаете, как сегодня живёт большинство людей в обществе? Как рабы, как автоматы, не способные думать, следующие движениям жизни, но в реальности неживые. Мы наслаждаемся этим чудесным уровнем изобилия и благосостояния, что позволяет нам осуществлять мечту о новом восходе человечества,
трансформации сознания. Все великие мудрые учения указывают на это. Вот почему я думаю об этом как о революции, Джед, об идеологической перестройке. Вместе мы сможем добиться реальных изменений, эволюционного сдвига. Вы когда-нибудь слышали о сотой обезьяне? Это радикальное пробуждение вида, и это происходит прямо сейчас. Многие тысячи людей по всему миру принимают участие в этой трансформации. Возможно, миллионы. Это очень волнующее время, Джед, и я не думаю, что вы вполне осознаёте...
***
Но я осознаю. Боб говорит об альтернативных людях. Альтернативные убеждения и взгляды, альтернативный бизнес и политика, альтернативный образ жизни и забота о здоровье, альтернативные продукты питания и производства, альтернативное воспитание и образование, альтернативное топливо и энергия – в сущности, альтернативное всё, но альтернативное не очень. Это всё альтернативы внутри установленной парадигмы, но не альтернативы ей – подразделение стада, бегущее параллельно главному стаду. Вместо того, чтобы отделаться от своих эго-структур, альтернативные люди просто перестраивают их в соответствии с более сердечными эгоцентрическими линиями, их многочисленные цели и идеалы можно уменьшить до личного счастья через удаление, избегание и отрицание несчастья. Короче, они проходят небольшой курс перенастройки своих верований из ортодоксальных в немного менее ортодоксальные, и за всеми явными причинами этого изменения всегда стоит одна и та же причина: выживание эго. Способность приспосабливаться подобно хамелеону это один из самых эффективных манёвров Майи. Нарисуй пару деревьев на стенах камеры, облака на потолке, и ты свободен, как птица. Вот статус потенциального духовного искателя нынче в мире. Духовность — это просто альтернативная религия – те же контуры, заполненные теми же цветами из чуть другой палитры. Она исполняет те же нужды, как и религия, выдвигает те же нетребовательные требования и предлагает те же расплывчатые обещания и награды. Она также обладает любопытным иммунитетом к ответственности, которым обладают религии и культы, между которыми она попадает, таким, что пользователи возлагают вину за неудачу на себя, а не на купленную ими упаковку верований, или на людей, продавших им её. В конце концов, все группы – большие религии, культы и сентиментальная середина – являются малыми разновидностями одной истинной религии человека – Агностицизм. Неведаизм. Альтернативные люди Боба убедили себя, что они сбежали из заключения, тогда как они просто прорыли ход из одной камеры в другую, и назвали эту новую камеру «свобода». В этой тюрьме эго мировоззрение и обстановка камеры — это синонимы. Многие живут в вечном неудовлетворении своей камерой и ищут решение проблемы во введении новых возбуждающих декоративных штрихов – клочок буддизма здесь, мазок суфизма там, немного мистической поэзии, чтобы придать яркости серому тусклому углу, и может быть, небольшое национальное американское красочное пятно, чтобы придать местный колорит. Всегда что-то покупаем, всегда ищем нечто, что идеально бы заполнило пустое пространство, находим, а потом начинает расти усталость от этого, и мы вновь возвращаемся к поиску. Это хроническое стремление приукрасить свою обстановку обеспечивает жизненными силами духовный рынок, который на всех уровнях является не более чем бутиком по дизайну тюремных камер. Пришли вы на рынок за готическим христианством, электронным нью-эйдж, или апокалиптическим шиком, у них есть всё, что вам надо. Быть альтернативным человеком это роскошь, которую не каждый может себе позволить – это требует свободного времени и свободных денег. Счастливые мамаши и рабочие эмигранты не покупают соевый творог, или вилки с настройкой чакр, или наборы для багажа из конопли, или, честное слово, мои книги. Крестьяне занимаются тай-цзы только там, где это является основным направлением. Не каждый может позволить себе уехать на месяц для энергетического лечения в Институт Эсален, или на неделю поплавать с дельфинами, или даже на один день искупаться нагишом в океане мудрости Далай Ламы. Конечно, каждый может бесплатно медитировать. Даже если ты беден, ты можешь сесть, закрыть глаза и повторять мантру, или считать свои вдохи пару минут, но глядя на вещи реально, без специального священного пространства, оборудованного импортными благовониями, набитыми вручную подушечками, точными копиями храмовых колоколов и гипсовой статуей Гуаньинь на музейного качества алтаре из красного дерева, где, одевшись в свободную, хорошо сидящую, светло-салатовую одежду для йоги из натурального
хлопка, вы можете работать над своим духовным спасением в манере, строго приличествующей духовному поиску, реально, какие шансы у вас есть? Конечно, вы можете надеть фланелевую пижаму, запереться в ванной, зажечь старую новогоднюю свечу, которая была там с тех пор, как вырубило свет, подстелить под зад пару полотенец и почтительно водрузить резинового Снупи на фарфоровый столик, но серьёзно, кого этим можно одурачить? Не вас, и это приводит нас к золотому правилу всех духовных практик: Если ты не дурачишь себя, в чём тогда смысл? Истинная цель всех духовных практик – держать себя в дураках, утвердиться в самообмане, видеть то, чего нет, и не видеть то, что есть. Вот почему заявленные цели всегда не поддаются проверке и плохо определяются: их не нужно достигать, к ним нужно стремиться. Кто хочет пробудиться? Когда маленький зуд угрожает разбудить нас посреди ночи, мы хотим почесать его, чтобы он ушёл, а не чтобы он разогнал наши сладкие сны. Здесь – то же самое. В этом смысле духовная практика – медитация, например – на сто процентов эффективна. Если духовная практика удовлетворяет ваше побуждение делать что-то духовное, если она внушает вам, что вы прогрессируете, если она чешет ваш зуд, не прерывая сна, тогда она выполняет именно то, что должна.
***
Что говорить и зачем? Я размышлял над этими вопросами, когда мы с Бобом шли вниз по холму, возвращаясь обратно. Он продолжал проталкивать свои идеи о духовно возвышенном человечестве, а я продолжал противодействовать ему, больше из привычки, пожалуй, чем из надежды или веры, что у меня получится его пробить. Я знал, что наши разговоры, возможно, попадут в книгу, и помнил об этом. В противном случае, мне абсолютно нечего и незачем было бы говорить. – Вы и ваши альтернативные люди, видимо, обвенчались с идеей, что мы здесь играем в какую-то игру с системой зачёта баллов, – говорил я Бобу, когда вновь настала моя очередь, – как будто вы зарабатываете кармический уровень, или приз в космическом каталоге подарков – какую-нибудь чудесную путёвку на вечный отпуск в место, где нет правил, которые вам не нравятся. Вы косметически заделываете какие-то мелкие проблемы на поверхности, но реальный материал, с которым вы должны иметь дело, находится внутри вас и так глубоко, насколько вы можете зайти, что намного глубже, чем вы можете себе представить, пока действительно не зайдёте. Вы просили меня высказаться, Боб, и я скажу. Я знаю тех духовных людей, о которых вы говорите. Я был знаком со многими духовными людьми всех путей и систем – я видел их теми глазами, которые есть и у вас, но которыми вы никогда не пользовались. Это дилетанты, любители, дезертиры из своих жизней. И это измеряется не мнением, но прогрессом. Их духовность лишь на поверхности – эгоистическое приукрашивание, тактика уклонения. Лучше смотреть по-другому, думают они, чем быть другими. Духовность — это то, что должно было изменить нашу жизнь, полагали они, а не вызвать её крушение. Он качал головой, словно я опять ничего не понял. Он начал защищаться, но я надавил. – Вы не согласны со мной, – продолжил я, – потому что вы никогда не видели, где проходят реальные духовные сражения, где духовный прогресс похож на медленное и методичное срезание с себя кожи опасной бритвой, слой за слоем, каждый более болезненный, чем предыдущий. Вы убедили себя, что эго — это что-то маленькое и банальное, подобно привычке, которую можно отфутболить. Представьте, что вам отрубают голову. А теперь представьте, что это делается не за один удар, а мелкими кусочками. А затем представьте, что вы делаете это сами. Он скорчился. – Вы даже не знаете о таких вещах. Деньги и толпы текут в направлении красивых сказочек, где всё прекрасно и все живут вечно и счастливо. Все хотят сказок, и получают их, и эго живёт вечно и счастливо. Во время всей прогулки я кидал мячи для Майи, которая, сперва радостно кинувшись, потом отвлекалась на странные и волнующие запахи вдоль дороги, и мне приходилось, прихрамывая, самому собирать мячи, чтобы потом снова бросить. – Ваша оценка выглядит чрезмерно пессимистичной, – сказал он без энтузиазма. – Я бы так не сказал, – сказал я, – поскольку я не вижу ничего неправильного, но да, в конце концов, моя оценка состоит в том, что люди существуют в таком предельном состоянии, что это больше похоже на кому, чем на жизнь, поэтому это звучит пессимистично. Я был бы рад перестать говорить.
– Продолжайте, прошу вас, – сказал Боб тихо. Мы подошли к изогнутой части дороги с ограниченной видимостью. – Вы видите Майю? – спросил я. – Не так, как вы, – сказал он, – но из чего я делаю вывод... – Мою собаку, Боб, вы видите мою собаку? Я коротко свистнул, и через несколько секунд она, подпрыгивая, появилась из-за угла позади нас, и нарвалась прямо на свежую погоню за теннисным мячом. – Для многих искренних людей, как вы, – продолжил я, – духовность это прогулка в парке солнечным днём, голова кипит красивыми идеями о мире во всём мире и доброй воле к человеку. Это мягкая духовность, полная лёгкой концентрации, неяркого освещения и приятной музыки, всё такое мягкое и пушистое, всё движется к некой очень важной кульминации, которая никогда, по всей видимости, не наступит. Любой, кто вовлечён в действительный процесс пробуждения, видел бы такое легкомыслие так, как мужчина на кровавом поле боя видит детей, играющих в войну во дворе. Вы говорите о революции, но революции не похожи на полуденные чаепития из тонких фарфоровых чашек с оттопыренным мизинцем, это адский кошмар, от которого вы не можете проснуться. Реальная духовность это жестокий бунт, восстание угнетённых с лозунгом «Свобода или смерть!». Это не то, что люди делают, чтобы улучшить себя, или заработать заслуги, или впечатлить друзей, или чтобы найти б'oльшую радость и смысл в жизни. Это самоубийственная атака на врага, невообразимо превосходящего по силе. – Как Давид и Голиаф, – предложил он. – В общем-то, да, хорошая аллегория. Наш Голиаф огромен, силён, хитёр и всевидящ. Наш Давид тщедушен, слаб, глуп и слеп. У него нет никакого преимущества в этой битве, кроме страстного желания биться и его камня. Можно сказать, что камень — это истина, а истина убивает гигантов. Истина уничтожает всё. У Голиафа есть вся мощь и преимущество, кроме истины, и поэтому мы можем сражаться и победить: у нас есть истина, а у Майи нет. Однако, это не дело одного броска, когда Давид метает камень, и Голиаф опрокидывается замертво. Это долгая, ужасная битва, потому что мы сами являемся как другом, так и врагом – как Давид, так и Голиаф обитают внутри нас. Каждый дюйм отвоёванной земли забирает всё, что у нас есть. Уроки не приходят в виде маленьких причудливых аллегорий и иносказаний, но в виде невосполнимых утрат – урок за уроком, утрата за утратой. Каждый шаг — это потеря, и до тех пор, пока есть ещё что терять, остаются ещё шаги. Всё потеряно. Ничего не приобретено. – Значит, вы говорите, что я должен... – Вовсе нет, Боб. Я не подстрекаю вас к бунту или к объявлению восстания. Царство сна — это величайший парк развлечений, я никогда никого не стал бы уговаривать пытаться сбежать из него. Это было бы абсурдом, как предложить кому-то совершить самоубийство для его же блага. Несколько мгновений Боб молчал. – Чёрт, – промолвил он наконец.
25. Карнавализация
Человек подобный ребёнку это не тот, чьё развитие остановилось, напротив, это человек, который даёт себе шанс продолжать развиваться намного дальше большинства взрослых, закутавшихся в коконы привычек и условностей среднего возраста. – Олдос Хаксли –
Смерть витала в воздухе. В моей жизни было два человека, значительно помогавших мне в моих скромных финансовых делах. Можно сказать, никто из них ничего не делал, и не выставлял счетов, однако было всё сделано и за всё заплачено. С Кларком мы общались в основном за обедом, а с Норманом – по телефону. Оба они были из другой эры Нью-Йорка, оба уже наполовину отошли от дел и были практически членами семьи, когда я был ещё ребёнком. Кларк умер несколько лет назад, а Норман, подмигивающий, пьющий бренди, вечно при галстуке чемпион по джин-рамми*, умер незадолго до того, как я должен был ехать в Вирджинию с помощью Лизы, чтобы произнести прощальную речь Брэтт.
– ------ *карточная игра ------- Именно Норману я позвонил, когда хотел купить дом в Ахихик, и мне нужно было как можно скорее перевести мои скромные активы в наличность с наименьшими налоговыми последствиями. Я доверил ему законное право действовать от моего лица, а он придумал и претворил в жизнь решение, которое дало мне то, что было нужно и в требуемый отрезок времени. Но Норман оставил кое-какие незаконченные дела, так что мне пришлось ехать в Нью-Йорк и НьюКанаан, чтобы завершить их. Я был в Коннектикуте, где остановился на ночь и утро, когда зачирикал мой новый знакомый ненавистный одноразовый телефон. Это была Лиза, она звонила, чтобы сообщить мне, что Фрэнк, её отец, умер. Сердечный приступ во сне, сказал она. Ей необходимо было привезти тело обратно в штаты для процедур и похорон на семейном участке кладбища рядом с её матерью, которая умерла в прошлом году. Естественно, я освободил её от любых обязательств, которые она чувствовала относительно нашей поездки в Вирждинию, но она уверила меня, что сильнее чем раньше желает предпринять эту поездку, и что раз уж мы оба в штатах, то может быть, нам встретиться на пару дней раньше и совершить это путешествие в менее напряжённом режиме.
***
Мы пересеклись в Национальном аэропорту Рейгана, рядом с границей Вашингтона. Я просил её взять напрокат комфортабельный седан, но она взяла классом выше величественно-чёрный «Линкольн Навигатор», объяснив это тем, что хочет, чтобы эта поездка была особенной, и что она оплатит разницу. Нам нужно было проехать всего пару сотен миль, и мы могли это сделать за один раз, но решили растянуть маршрут на два дня и до пятисот миль, сперва отправившись на восток, затем неторопливо повернуть к югу, и потом на запад, останавливаясь и заезжая куда-нибудь по пути, если захочется, избегая большие города, скоростные трассы и туристические поля сражений Гражданской Войны, насколько возможно. Из-за ограниченности во времени назад в Вашингтон нам придётся ехать прямиком через Блю Ридж Хайлэндс и Долину Шенандоа, всю дорогу проделав ночью, что мне особенно по душе. Я и Лиза в этот период прощались не только с другими людьми в своей жизни, мы также прощались друг с другом. Когда мы приедем в аэропорт, я сяду в самолёт, и мы, вероятно, больше никогда не увидимся. Почти всё утро мы ехали не спеша. Остановились пообедать на веранде с видом на доки причудливо обшарпанной пристани, запивая чесапикские* устрицы холодным пивом.
– ----- *Чесапик – город в Вирджинии ------
Я не мог сказать этого Лизе, но было заметно, что за последние несколько месяцев, в течении которых мы были знакомы, она стала очень привлекательной. Для меня это не было сюрпризом – я видел, как многие искусственно привлекательные люди становились подлинно привлекательными уже на ранних стадиях перехода из искусственной индивидуальности в подлинную. Когда мы познакомились, Лиза была привлекательной в другом смысле – деловой, городской/провинциальной женщиной, всегда бодрой заботливой мамочкой; всё у неё было в порядке – косметики не много, но она всегда присутствовала, волосы пострижены так, чтобы за ними было легко ухаживать, и всегда уложены, аксессуары тщательно подобраны. Теперь она от всего этого отказалась, и в то же время всё это стало ненужным. Она стала сама собой, и теперь её привлекательность исходила скорее изнутри, нежели чем из универмагов, клубов здоровья, или из ежедневных обрядов причёсывания и прихорашивания. Она выглядела прекрасно в джинсах, теннисных туфлях и футболке, волосы завязаны назад или распущены. Она была более здоровой и счастливой, что выражал её внешний вид. В течение тех нескольких недель, которые она провела со мной в Мексике, её тело, ухватившись за столь редкую возможность, подверглось глубокой физической трансформации. Поначалу она сходила с ума, осознавая, что ей приходится сражаться с целой уймой недоброкачественных симптомов, к тому же её дискомфорт ухудшался из-за общего беспокойства. На моём опыте всё это было довольно обычным, я утешал её и уговаривал расслабиться в процессе и довериться ему. Её тело не упустило своего шанса, приведя себя вновь в гармоничное состояние после стольких лет чрезмерного натяжения во всех направлениях. Оно выпускало множество накопившихся токсинов, смешивая и переваривая их всех разом. Для того, кто плохо спит и ест, чьи нервы измотаны постоянно присутствующими электромагнитными полями, кого со всех сторон бомбардируют сводящими с ума изображениями и сообщениями из всех средств информации, кто постоянно задыхается под давлением работы, семьи, времени, для кого даже отпуск является организованным безумием, и кто, прежде всего, считает это состояние нормальным и здоровым, для такого человека истинное расслабление может стать подобным новому рождению. Самая важная вещь — это сон. Первое, чего желает тело, это отключиться, и люди, которые не спали больше пяти-шести часов годами или десятилетиями, приходят в шок, погружаясь в глубокий непрерывный сон на десять-двенадцать часов подряд, ночь за ночью, плюс к тому короткий сон в дневное время. Им кажется это чем-то мистическим или духовным, и так оно и есть, но не в том смысле, как они думают – это простой мистический и духовный образ жизни. Они не просто спят, но спят хорошо, и просыпаются глубоко отдохнувшими и удовлетворёнными, так что это кажется им новым, чудесным и удивительным. Они оживают и молодеют. Быть может, с детства они не испытывали ничего подобного, и уже не думали, что такое возможно. По-видимому, всё главным образом зависит от того, насколько сильно они перекосились. Когда телу позволяют восстановиться и исцелиться до своего естественного состояния, начинает происходить целое множество кардинальных изменений. Изменяются вкусы, вредные привычки естественным образом отпадают. Годы спадают с внешнего вида. Килограммы спадают тоже, возвращается здоровый тонус кожи и мышц. Не в первый же день, конечно, но удивительно быстро. Поразительно, каким жизнеспособным и прощающим может быть тело. В случае Лизы ей нужно было ещё преодолеть некоторые зависимости от химических веществ. Её тело развило в себе слишком большое пристрастие к кофе, диетической содовой воде и нескольким прописанным лекарствам, и прошёл месяц, прежде чем она смогла без напряжения снизить дозу до такой степени, когда она могла утром выпить со мной чашку кофе с нормальным октановым числом и остановиться на этом. Не знаю, какие у неё были алкогольные привычки, но у меня было такое чувство, что пара стаканов вина пару раз в неделю означали уменьшение дозы. Этот период, что довольно естественно, может быть также очень эмоционально напряжённым, и Лиза рассчитывала на мои советы, поэтому я дал ей мантру: отдых, дыхание, плавание, прогулки. Отдых, дыхание, плавание, прогулки. Отдых, дыхание, плавание, прогулки. Ум гораздо медленнее освобождается от ядовитых мыслей, чем тело восстанавливает своё здоровье. Лиза испытывала внутренний конфликт, исходящий из глубоко укоренившихся взглядов на продуктивность и управление временем. Спать полдня было ленью и бессовестностью. Дневной сон был публичным оскорблением её рабочей этики. Всё время ничего не делать было для неё большой проблемой. Ей нужно было бороться, чтобы просто увидеть, что, возможно, нет необходимости постоянно чем-то заниматься. В