Дура – Бенина мать
Шрифт:
Глазов: Свободный от мыслей. С полным их отсутствием. Как в химии, непотопляемый «свободный радикал».
Бутов: Слышь… Ильич… Я забыл, что такое «радикал»?
Глазов: Это кретин, который рождает кал.
Бутов: Да ну тебя…
Глазов: (немного погодя, вздыхая): А лишняя, брат, извилина, большая
Бутов: А где ее взять, извилину-то?
Глазов: Ты стал жить в одиночестве, стало быть, презирая общество. У тебя должны появиться новые мысли…И ты становишься сильным…
Бутов: И много этих сейчас сильных?
Глазов: Сейчас на плаву – говно. Не вижу истинно сильных, которых можно уважать… Сильный протягивает руку, а не прячется за высокий забор или чужое гражданство.
Бутов: Слышь, Ильич, твои слова очень убедительны. За это надо выпить. (Обозревая пустую бутылку): Кончилась! Если … деньги остались, я мигом сбегаю.
Глазов (вынимая деньги): Возьми еще черного, огурчиков солененьких или капустки … Надо поесть, а то без закуски за косеем.
Бутов быстро выходит. Глазов вздыхает, оглядывается по сторонам,
Встает. Неожиданно натыкается на кого-то.
Саматова: Ты че, мужик!? Сиди спокойно.
Глазов: Ешь твою двадцать! Кто тут? (Немного оправившись от неожиданности): Ты кто?
Саматова: Бабушка в пальто.
Глазов: Женщина… Только этого не хватало… Чего прячешься и пугаешь?
Саматова: Сами шляетесь неизвестно откуда. Будете теперь сидеть, пока не нажретесь до блевотины.
Глазов: А тебе-то что?
Саматова: Да ничего! На черта вы мне сдались?
Глазов: Что же затаилась?
Саматова: Сначала сама перепугалась, потом ничего, слышу, нормальные мужики. Пьют с разговорами. Вообще я мужика не боюсь – пуганная. Но двое – немного боязно.
Глазов: А мы собирались свечку зажечь.
Саматова: Это твой придурок нашел мою свечку.
Глазов: Так ты здесь и ночуешь?
Саматова: Ты прямо, как из КГБ … Всякое бывает.
Глазов: А у нас подъем настроения!
Саматова: …
Глазов: Мы тебя не съедим…Выпивка – дело мужское. А старость… дело не простое. И не завидую я молодости. Сколько ошибок и глупостей.
Саматова: Только не надо… Неужели не завидуешь тем, кто помоложе?
Глазов: … Я только сейчас начал понимать себя и жизнь вообще…Сколько у тебя еще впереди, чтобы встать наравне.
Саматова: Не хочу наравне с пьянчугами!
Глазов: Знаешь, прошло время, когда я тоже готов был бежать за каждой юбкой.
Саматова: Неужели в таком подвале можно разглядеть женщину? В сегодняшнем обличии чувствую себя скорее бесполой…
Глазов (Вдохновенно): А ведь душа…тоже бесполая…
Саматова: Это красиво звучит, но ничего не меняет…Да и что собственно должно менять?
Глазов: Да все представление о жизни.
Саматова: Жизнь, действительно, стала забавна. Вроде все позволено, и я пытаюсь стать сильной, почти крутой…
Глазов: Это современная философия: «Все мне позволительно, но ничего не должно обладать мною».
Саматова: Я в философии ничего не смыслю…
Глазов: Когда говорите «сильная», я предполагаю, что вы ратуете за отсутствие женственности.
Саматова: Женственность?… Не знаю, сейчас что и сказать…
Глазов: Можно и не говорить.
Саматова: По правде, не хочется говорить
… Даже сказать страшно, что я пережила … С квартирой залетела по-глупости… .Хотела заработать… А остаться без жилья – это очень страшно! … И теперь – в полной заднице…
Глазов: Сейчас все стремятся оттуда вылезти.
Саматова: Это верно… А другого пути, видно, нет. Так что, кто быстрее отмоется, тот и выживет.
Глазов: Сами залезли… Из страха и желания легкой наживы. Не на кого теперь пенять.
Саматова: Но одна надежда осталась. Обратилась к одному…крутому… все ему ни почем… и не такой уж страшный, даже романтик, по-своему.
Глазов: Понравился?
Саматова: Да нет… Так… Для женщины очень важно, чтобы мужчина был сильным и смог что-то сделать для нее.