Дурак умер, да здравствует дурак!
Шрифт:
Глядя на меня, сенатор Данбар сказал:
— Возможно, вас заинтересовало бы предложение поработать здесь, мистер Фитч, — он улыбнулся. — Теперь мы, разумеется, сможем расширить наши штаты.
— Я ничего не смыслю в сыскном деле, — ответил я, хотя был польщен этим предложением.
— А чем вы занимаетесь? — спросил Данбар, и последующие несколько минут мы с ним обсуждали мое скромное поприще исследователя и возможности использования плодов моих изысканий в деятельности ГПП. В конце концов я обещал подумать, и тогда сенатор вкратце поведал нам об
Так мы и болтали минут десять, а потом вошел Боб и сказал:
— Все готово, сэр, я освободил зал заседаний, там попросторнее.
— Очень хорошо, Боб, — похвалил его сенатор, поднимаясь на ноги.
Несколько секунд мы с ним потоптались в дверях, с поклонами пропуская друг дружку вперед, в конце концов я уступил и возглавил шествие. Карен и Герти, по-прежнему не одобряя мой замысел, хотя теперь уже молча, побрели следом.
Мы пересекли приемную и вошли в дверь смежного помещения, длинного и узкого. Тут стоял стол для совещаний, окруженный удобными на вид стульями с деревянными подлокотниками и красными кожаными зачехленными сиденьями. В дальнем конце стола стоял какой-то человек, перед ним лежал раскрытый чемоданчик для бумаг. Человек доставал из него всевозможные канцелярские принадлежности и раскладывал на столе.
Я тотчас уловил в его облике нечто знакомое, но никак не мог понять, что же именно. Лет пятидесяти, среднего роста, склонный к полноте, но не толстый в истинном смысле этого слова, прилично одетый. Таких полно во всех центральных ресторанах в обеденный перерыв. Может, он просто напомнил мне этот тип людей? Но откуда тогда это странное ощущение, будто я уже где-то его встречал?
Сенатор выскользнул из-за моей спины.
— А, Прескотт, рад снова видеть вас, — сказал он, пожимая руку вновь прибывшему, после чего повернулся ко мне. — Мистер Фитч, позвольте представить вам человека, который со дня основания нашей организации оказывал ей бесплатную правовую помощь. Мистер Прескотт Уилкс. А это, вероятно, самый щедрый из наших благодетелей, господин Фредерик Фитч.
Прескотт Уилкс! Поверенный, который прислал дяде Мэтту то письмо!
Я почувствовал внезапный холодок в затылке. Что-то где-то было не так.
Меня окружали улыбчивые, дружелюбные, умеющие убеждать люди, с которыми приятно расслабиться, пустить все на самотек, пустить свой хлеб по водам...
Все повторялось снова!
Прескотт Уилкс с вежливой улыбкой шагнул ко мне, протянул руку, и в этот миг я вспомнил, где видел его прежде. А значит, вспомнил, кто он такой.
А значит, понял, что он такое. А значит...
— Профессор Килрой! — вскричал я. — Вы — профессор Килрой!
Глава 44
Я угодил под перекрестный огонь растерянных взглядов, но теперь мне было наплевать. У меня было такое ощущение, словно густой туман вокруг, наконец, рассеялся, и мир предстал передо мной во всей своей яркости.
— Это он! — сообщил я и миру, и себе самому. — Он нацепил накладную бороду, напялил жуткий парик и очки, измазал физиономию, обрядился в старое барахло не своего размера, чтобы выглядеть потщедушнее и покостлявее, принялся ковылять по-дурацки и говорить трескучим голосом...
Сенатор Данбар подошел ко мне; во взгляде его сквозила тревога.
— Вам нехорошо, мистер Фитч? — спросил он. — Быть может, напряжение последних дней...
— Никакого напряжения, — отвечал я. — Знаете, как я узнал? По этому чемоданчику. Он стоял в шкафчике камеры хранения, а в чемодане лежала ваша повседневная одежда. Вы забрали чемоданчик, вошли в мужской туалет, заперлись в кабинке и переоделись, вот почему профессор Килрой навеки канул в торчок. Из туалета вышли вы! Я еще на пороге понял, что где-то видел вас, но никак не мог вспомнить, где. А это было на центральном вокзале. Вы были одним из тех мужчин, которых я заметил возле туалета.
Прескотт Уилкс одарил меня великолепно исполненной изумленной улыбкой.
— Вынужден признаться, что не понимаю вас, молодой человек, — сказал он и, продолжая улыбаться, повернулся к сенатору Данбару. — В чем дело, Эрл?
Карен в тревоге тронула меня за руку и спросила:
— Ты здоров, Фред?
— Этот молодой человек пережил жестокое потрясение, — объяснил вновь прибывшему сенатор Данбар. — Вы ведь наслышаны о братьях Коппо.
Уилкс кивнул.
— Разумеется.
— Все это — мошенничество, — сказал я Карен. — С начала до конца.
Одно большое мошенничество.
Сенатор как ни в чем не бывало продолжал объяснять положение дел Уилксу:
— Они не давали мистеру Фитчу житья. Думаю, не стоит пенять на него за разыгравшееся воображение.
Герти подступила ко мне с другого боку.
— Фред, что с тобой? — спросила она. — Ты спятил, или как?
— А я-то вам верил, Герти, — ответил я. — Но вы, оказывается, заодно с ними.
— Боб, — сказал сенатор, — пожалуй, стоит вызвать врача.
— Доктора Осбертсона, — посоветовал я. — Чтобы вся шайка была в сборе.
Боб так никуда и не пошел. В комнате делалось все тише и тише. Все смотрели на меня. Я видел, как из-под озабоченных, растерянных, дружелюбно-участливых мин проступает тревога.
Карен тоже почуяла неладное. Она схватила меня под руку и принялась разглядывать всех остальных. Таким образом, линия фронта была обозначена достаточно четко: двое против четверых.
Я сказал:
— Прескотт Уилкс прислал моему дядьке письмо, и оно у меня. Полагаю, это называется случайным совпадением.
— Ты не в себе, Фред, — молвила Герти. — Откуда это внезапное неверие в людей?
— А вас никто не похищал, — ответил я. — Все это — часть замысла.
— Фред, поверь мне, я лучше знаю, похитили меня или нет.
— Уж вам ли не знать, — я оглядел лживые встревоженные лица и сказал:
— Ничего, я еще выясню, где собака зарыта. Уолтер Косгроув тоже в этом замешан, и скоро я узнаю, какова его роль.