Дури еще хватает
Шрифт:
Я был глубоко тронут (и польщен, разумеется) этим признанием нашей общности и подумал о том, как мне повезло и с моим маленьким человечком, и с тем, что Бэкон увидел его во мне. Хотя, как знать, — может, он счел меня законченным засранцем и выдумал все это, чтобы избавиться от моего общества. Однако безусловная правда такова: Фрэнсис мог пускаться в безумные загулы, пить и пить, точно самоубийца, но затем его маленький человечек говорил: «Хватит, Фрэнсис. Пора в мастерскую». И он на четыре-пять недель возвращался к работе и создавал еще одно величайшее полотно. Насколько я знаю, наркотики никогда его не интересовали.
Впрочем, существует одна чудесная история, которую я слышал столько раз, что уверовал в ее правдивость. Если вы ее уже знаете, можете пропустить. Где-то в конце 1970-х Лайонел Барт, милейший, но, увы, злополучный композитор и поэт-песенник, создатель мюзикла «Оливер!», пришел на обед к Бэкону и его другу Джону Эдвардсу. Последние поневоле заметили, что Барт время от времени улезает под обеденный стол, после чего оттуда доносятся похрюкивание и шмыганье, сопровождаемые безошибочно узнаваемым шелестом пластикового пакета. Затем Барт вылезал наружу, извинялся и все трое продолжали веселую беседу.
Примерно через час он обнял на прощание хозяев, поблагодарил их и ушел. Джон и Фрэнсис (при тогдашнем фантастическом уже богатстве Фрэнсиса прислуги он не держал) начали убирать со стола.
— О, а это что такое? — спросил Бэкон, обнаружив под креслом Барта пакет с белым порошком.
— Господи, Фрэнсис, до чего ж ты наивен. Это кокаин.
— Ооо, ооо! И что нам с ним делать?
— Я знаю, что нам делать, — сказал в приливе вдохновения Джон. — Мы пойдем в «Бродягу».
«Бродягой» назывался хорошо известный ночной клуб на Джермин-стрит, принадлежавший великолепному Джонни Голду. В 1970-х там устраивались свадебные приемы — к примеру, Лайзы Миннелли и Питера Селлерса [31] , туда часто заглядывали, чтобы выпить, шкодливые спортсмены наподобие Джорджа Беста, Джеймса Ханта и Витаса Герулайтиса, всякого рода модели (еще не получившие приставку «супер»), европейские плейбои в кашемировых кардиганах и киноактеры с обоих берегов Атлантики. Не «Аннабелз», конечно, не тот шик, но клуб был вполне сносный, не лишенный собственного характера и приятности. Он существует и поныне, однако без благотворного присутствия Джонни Голда.
31
Мужем и женой они не были. Я говорю о двух разных приемах (прим. СФ).
В дверях нашу пару остановил внушительных размеров швейцар, который знал о Фрэнсисе Бэконе примерно столько же, сколько Фрэнсис Бэкон — о Кенни Далглише {59} .
— Извини, приятель, у нас битком. Очередь вон там, — сказал он Эдвардсу.
Отважный Эдвардс, который имел о клубных швейцарах представление, бывшее в те дни более-менее верным, показал ему краешек пакета с белым порошком:
— Не угодно ли?
— Секундочку, джентльмены… прошу за мной.
59
Кеннет Далглиш (р. 1951) — шотландский футболист и тренер.
Швейцар подозвал своего подчиненного, увлек Эдвардса и Бэкона в маленькую нишу у дверей. Джон нерешительно протянул ему пакет, и швейцар, зачерпнув изрядную порцию порошка, пересыпал ее в пакетик поменьше, лежавший наготове в его жилетном кармане. Затем подвел обоих к уже занятому столику и быстро обратил его в незанятый, пророкотав «заказано» и широко поведя мускулистой рукой.
— Хуанито, лучшего шампанского моим друзьям…
Да, подумали Бэкон и Эдвардс. Вот это жизнь, ничего не скажешь.
Раболепный и словоохотливый Хуанито принес ведерко с «Дом Периньоном», разлил его по бокалам. Тем временем Джон и Фрэнсис нетерпеливо планировали скромное посещение мужской уборной, которая пользовалась, как они заметили, изрядной популярностью: очередь в нее, состоявшая из людей чарующих, широко известных, сохраняла постоянную длину.
Едва они сделали по глотку «Дом Периньона», как в зал с топотом спустился все тот же швейцар.
— Вы, двое, пшли вон! Сию же хлебаную минуту! И если я еще раз увижу ваши хлебаные хари, я из вас все дерьмо повышибаю. Поняли, хлебаные долболобы?
Безутешные, гадающие, что могло пойти не так, они возвратились домой.
— А ты заметил, — спросил Фрэнсис, — что у него из ноздрей пена шла? Розоватая, как будто от крови. Это нормально?
Впрочем, они выбросили всю историю из головы, выпили вина — алкоголь был наркотиком, в котором они хорошо разбирались, — и легли спать.
На следующее утро позвонил, чтобы поблагодарить их за обед, Лайонел Барт.
— А кстати, — сказал он, — я не у вас пакет с фиксатором для челюстей оставил? Никак его найти не могу.
Играем по правилам: Правила клуба «Граучо».
При появлении в Клубе Члену его надлежит приблизиться к столу Приема, дабы печатными буквами напечатлеть свое имя в регистрационной книге и расписаться в оной, — сей Древний Обряд надлежит исполнять перед вхождением в любые Помещения Клуба.
Использование в Клубе Мобильных, Сотовых, Портативных или Микроволновых Телекоммуникационных Инструментов есть анафема, проклятие, ужас, угроза и превеликое обременение, а потому его надлежит запретить повсеместно за вычетом Приемной и бара «Сохо», да и там оно допускается лишь до 5 пополудни. Пожалуйста, не забывайте об общепризнанной напасти Вызывных Сигналов и глушите все названные механизмы перед тем, как вступить в Помещения Клуба.
Правила Клуба строжайше запрещают внедрение в организм любых порошков, пастилок, трав, соединений, пилюль, таблеток, тонизирующих и стимулирующих веществ, тинктур, ингаляционных средств и каких-либо смесей, признанных Правительством Ее Величества незаконными Субстанциями какого угодно класса, — независимо от того, вводятся ли они орально, ректально, интравенозно, интраназально или какими бы то ни было иными способами. Сие да будет ведомо всем.
Член может в любое время пригласить в Клуб до четырех (4) Гостей, за поведение коих и уважение ими Правил оный Член несет полную ответственность. Да будет понято каждым, что Гости допускаются в Бар лишь в сопровождении Члена.
Ношение Маек решительно неприемлемо и объявляется Правилами Клуба незаконным. В мире и так уж хватает горя.
Члены, выходящие на Дин-стрит, не расплатившись с Клубом, пятнают себя позором, весьма для них неприятным. По сей причине прежде, чем Член покинет Клуб, ему надлежит расплатиться по всем счетам и долгам перед Клубом.
Оплатившим же все названные счета и сборы Членам должно не забывать, что Сохо — это жилой район. Проявляйте благородство, участливость и доброту, покидая Клуб тихо и по возможности без скандала.
Клуб есть клуб. Место общения, в котором можно отдохнуть в окружении людей учтивых и дружелюбных. Уважайте воззрения таких же Членов, как вы, и позаботьтесь, чтобы и ваши Гости следовали этому Правилу. Да будут для вас девизами благожелательность и шарм.
С конца 1980-х, на протяжении всех сомнительных 1990-х и в начальные годы двадцать первого века мне представлялось немыслимым, что в Лондоне есть хоть один не принимающий кокаина человек. Всякий раз, увидев в ресторане, как кто-то встает из-за столика и направляется к мужской или женской уборной, я полагал, что он или она собрались нюхнуть. Писать, играть или заниматься чем-то еще, требующим упорного труда и сосредоточенности, кокс мне не мешал. Он был, как уже сказано, всего лишь заслуженным лакомством или пряной приправой, позволявшей мне часов пять-шесть наслаждаться дружескими попойками.
Привычным моим портом приписки был клуб «Граучо», ставший начиная с 1985-го (и оставшийся таковым поныне) излюбленным местом почти всех, кто связан с издательским делом, музыкой, театром и искусством вообще. То есть людей, которых герой моего изданного в 1994-м «Гиппопотама» [32] Тед Уоллес желчно назвал «медиахедами» [33] , — несколько позже к ним пристало глумливое обозначение «болтливый класс», придуманное болтунами какого-то другого класса, предающимися болтовне в других питейных заведениях.
32
«Гиппопотам», изданный «Фантом Пресс» в переводе Сергея Ильина, — это, по сути, литературная игра в детектив; Стивен Фрай в этом романе очень ловко примерил на себя одеяния Агаты Кристи.
33
Неуклюже обыгранное слово «муджахед», коим обозначался афганский повстанец времен советско-афганской войны (прим. СФ).