Шрифт:
Встреча с хорошей книгой всегда праздник. Только очень уж редко случаются такие праздники.
Я счастлив, что мне выпало жить в Гилее-России и, соответственно, выучить русский — счастлив ещё и потому, что нет-нет да и попадаются такие раскрывающие глаза книги как «Записки зятя главраввина». Да и все книги Меняйлова таковы.
Можно только удивляться, что автора «Катарсиса»
А ведь такую книгу не то что написать, но и порекомендовать-то с упоминанием своих координат страшно.
В случае моей смерти, насильственной ли, или очень похожей на естественную, исчезновения, в случае моего нежелания и даже отказа переиздавать «Записки…» или любой из трёх томов «Катарсиса» (а такое возможно разве что при фармакологическом одурманивании или состоянии запуганности от угроз расправиться с моими родными или друзьями), в случае моей недееспособности, действительной или мнимой, и т. п.
РАЗРЕШАЮ
всем желающим без предварительного оформления договоров тиражировать эту и все прежде изданные мои книги, на любых видах носителей.
В случае, если я после выхода и этой книги буду жив,но не буду переиздавать свои книги сам или через уполномоченное мною издательство, то поскольку мне надо есть-пить (а «перекрывание кислород» мне уж точно доведут до конца), с моей стороны справедливо требовать, чтобы издатель передал или переслал мне гонорар в размере 10% мелкооптовой цены издания — не позднее, чем через три месяца после выхода первого экземпляра очередного тиража.
В случае же моей смерти любого рода или исчезновения и непричастности к тому моей последней жены, завещаю перечислять указанный гонорар ей — post factum, то есть без получения какого-либо предварительного разрешения на тиражирование и на условии перечисления гонорара не позднее чем через три месяца после выхода первого экземпляра очередного тиража.
В случае же и её смерти нравственная обязанность издателей не менее 4% от тиража передать в библиотеки, как общественные, так и в местах заключения.
Поскольку смысл данного распоряжения в удалении всевозможных искусственных юридических препонов в распространении теории стаи в первоисточнике или искажения её вынужденными пересказчиками, то это распоряжение в будущем может быть изменено только в части наследников авторских прав — но не свободы публикации.
Мои первый тесть поражал меня тем, что из обстоятельств, подразумевавших выводы, казалось бы, однозначные, он делал умозаключения для широких масс явно непривычные.
Поначалу мне даже казалось — противоестественные.
Но тесть, опираясь на этот «противоестественный» способ мышления, действовал всегда успешно — в отличие от нижестоящих, которые, следуя «естественному», чешут потом «репу» со вздохом: дескать, «хотел как лучше, а получилось как всегда»…
Более того, теперь понимаю, что любой человек, даже с незначительными способностями к лидерству, освоив то тайное, но вполне познаваемое знание, которое мой тесть, будучи отпрыском главраввинского рода, получил даром, по наследству, тоже получает преимущество — сравнимое разве что с преимуществом гитлеровского танка, из засады ворвавшегося в пешую колонну солдат, ни у кого из которых нет не то что противотанковой гранаты, но даже бутылки с зажигательной смесью. У владеющего этим знанием преимущество примерно такое.
Я вполне осознаю, что уже первые нижеследующие строки у относящихся к природным рабам могут вызвать неописуемый гнев — дескать, как это можно полагать, что существует иное описание мира, чем то, к которому они, вечно одураченные, так привыкли! Ну так и не читайте этой книги. Идите, чешите «репу» до конца жизни. Да поусердней. Может, поможет.
Впрочем, книгу можно было бы начать и по-другому.
Скажем, так:
Сограждане! Нам (вам) врут постоянно, везде и всегда, врут даже те, от кого мы (вы) менее всего этого ожидаем.
Но добывать достоверную информацию можно научиться. Добывать даже там, где её тщательно скрывают.
К примеру, при Сталине повсеместно говорилось, что Великую Отечественную выиграл Иосиф Виссарионович. В доказательство приводили множество достоверных фактов общественной жизни и архивных документов.
При сменившем Сталина Хрущёве те же журналисты населению рассказывали, что Великую Отечественную выиграли усилиями преимущественно того участка фронта, на котором появлялся Никита Сергеевич лично. В доказательство приводили множество достоверных фактов общественной жизни и архивных документов.
При сменившем Хрущёва Брежневе журналисты населению рассказывали, что Великая Отечественная была выиграна на Малой земле, где комиссарил, легко догадаться, сам Леонид Ильич. В доказательство сверхважности боёв именно на Малой земле приводили множество достоверных, сами понимаете, фактов общественной жизни и официальных документов.
При сменившем Брежнева Андропове те же журналисты населению рассказывали, что ход войны определили карельские партизаны, в числе, кажется, пары сотен человек. И приводили множество достоверных фактов общественной жизни и документов.
При Горбачеве всё те же журналисты (второй древнейшей профессии) с совершенно искреннем ощущением открытия поняли, что войну выиграли власовцы и прочие категории предателей Родины.
А при Ельцине то же журналистское племя озарило — евреи! Дескать, кто-кто, а евреи понимали, что от гитлеровцев им не будет пощады — и потому, понимая свою выгоду, дрались как львы. И «горбачёвцы», и «ельциноиды» приводили множество достоверных фактов общественной жизни и архивных документов.
Напрашивается вывод: в исполнении своих намерений будет успешен тот способный хотя бы к начаткам аналитического мышления человек, который сквозь нахлобучку «достоверных фактов общественной жизни и архивных документов» научился видеть реальную жизнь — и для себя составит совершенно иное описание действительности, чем то фантомное, которым пользуется большинство населения с прочёсанной до дыр «репой».
Чтобы понять смысл происходящего с людьми на больших отрезках времени, знать исторические факты общественной жизни глобального масштаба — как бы крамольно это ни звучало — не нужно.
Строго говоря, фактов общественной жизни быть не может — вообще.
Удостоверимся в этом.
В самом деле, при советской власти населению рассказывалось, что дореволюционный фабрикант Савва Морозов финансировал большевистскую партию. Это правда — финансировал. Что с обыденной точки зрения понятно: он предугадывал будущее, и всего лишь за небольшую долю доходов покупал себе на будущее индульгенцию.
Из этого с обыденной точки зрения факта общественной жизни, рассуждая строго логично, необходимо приходишь к целой системе следствий, определяющих отношение к различным сторонам жизни, как то: политической, исторической и даже, как это на первый взгляд ни странно, интимной.
Спустя полтора десятилетия с начала Перестройки некоторые уже знают, что фабрикант Савва Морозов финансировал вообще все существовавшие перед революцией 1917 года партии — что, вообще говоря, с обыденной точки зрения тоже вполне понятно: кто бы из этих парней ни пришёл к власти, все они были бы Савве Морозову обязаны.