Дурман
Шрифт:
— Придурок, — процедила Осина сквозь стиснутые зубки.
— Придурок? Что за детский сад? — Я почти рассмеялся, глядя на то, как она сдерживает своё негодование. — Шла бы ты… — произнёс тише, буквально повисая на сетке, что разделяла нас, — и держи язык за зубами. Ясно тебе? Ты ничего не видела.
Я очень… очень надеялся, что именно так всё и будет. Она свалит и сделает вид, что мы не пересекались. Просто вычеркнет из памяти эту встречу и правду о том,
Глава 2
— Так и будешь здесь стоять? — толчок в спину заставил меня очнуться.
Резко повернув голову я перехватил любопытный взгляд своего кореша. Пашка, слегка прищурившись, бурил скважину в моей переносице. На мгновение мне показалось, что он обо всём знает. А если не знает, то догадывается.
— А что ты предлагаешь? — сделав вид, что меня это не беспокоит, я усмехнулся и, сорвав с молодой ели несколько мягких иголок, закинул себе в рот. Приятный ментоловый и слегка горьковатый вкус напомнил мне кое о ком, и я перевёл взгляд на кучкующуюся неподалёку молодёжь.
— Ну, не знаю, — друг пожал плечами и посмотрел в том же направлении, — поздороваться не хочешь?
— С чего это вдруг? — меня злил тот факт, что Паха прав. По всем законам логики, я просто обязан был подойти к ней. И, если не узнать как она себя чувствует, то хотя бы поздороваться. Ведь я был последним с кем она общалась перед тем как упасть с того обрыва. Я был тем, по чьей вине это произошло.
Но ведь она этого не помнит.
А остальные не в курсе.
На даче показаний я струсил. Я как конченое сыкло побоялся рассказывать подробности. Да, это была случайность. Да, я не хотел, чтобы она сорвалась. Я даже не подумал об этом. Но это случилось. И ментам я сказал, что она просто оступилась в попытке перехватить мяч. О том, что за минуту до случившегося мы собачились, я просто умолчал.
Осина месяц провела в больнице. И она утверждает, что ничего не помнит. Ничего из того, что случилось на поляне. Кажется, это назвали ретроградной амнезией или что-то вроде того. Я покопался в интернете, чтобы выяснить, что это такое. Насколько мне стало известно, это потеря кратковременной памяти. Но это не точно…
— Разве ей не положено отлёживаться дома в койке? — обратился я к Пашке, нервно сжимая в кулаке мобильный телефон.
— Так она и так половину лета отлёживалась, — он снова пожал плечами и кивнул на пластиковые стулья, намекая, что пора бы нам присесть.
В парке сегодня было людно, и это было мне на руку. В тот момент, когда я увидел Осину, мне захотелось раствориться в толпе. Впервые за последние четыре года, я предпочёл бы быть невидимым для неё. Хоть она и утверждала, что до сих пор ничего не может вспомнить из того дня, я чувствовал как моё сердце снова готово выпрыгнуть через глотку при одном упоминании о ней.
— Пиво будешь? — Пашка выдвинул стул напротив, и выложил на пластиковый стол свой телефон, пачку с сигаретами, зажигалку и ключи от дома. В общем, всё, что завалялось в карманах его джинс.
— Нет пока, — я отмахнулся и,
— Ну, как знаешь.
Пашка отошёл от столика, отправляясь к вагончику с фастфудом и напитками. А я в это время продолжал пялиться на Лиду. До сих пор уверен, что это имя ей совершенно не идёт. У меня и язык-то с трудом поворачивается для того, чтобы назвать её по имени. Четыре года она для меня исключительно Осина. Ударение на вторую гласную. Как дерево. Бревно… коротышка. Гадюка. Но только не Лида.
Она и ещё три её подружки звонко смеются, привлекая к себе внимание. Моё, в том числе. Хотя, оно и так было приковано к ней. Её кучерявые тёмные волосы раздувает ветер, и Осина, устав их поправлять, достаёт резинку и стягивает эту копну на макушке. Оставляет пару волнистых прядей, обрамляющих её лицо… и я, блять, не могу оторвать свой взгляд от неё.
— Без газа не было, — Пашка отвлекает меня от созерцания, и ставит передо мной бутылку минералки, — дырку протрёшь.
— М? — отвлекшись, я, наконец, перевожу взгляд на друга.
— Осина… я про неё. Ты в ней дыру протрёшь.
Он скалится и садится напротив. Его улыбка раздражала. Такой контраст по сравнению с коротышкой. Я ведь не сразу обратил внимание на то, как она улыбается. Её улыбка такая… светлая что ли?
— А она с тобой на связь не выходила? — вопрос от Пашки застаёт меня врасплох.
Выгнув брови, я многозначительно посмотрел на друга и спросил:
— С чего бы?
— Ну, это же ты её вытащил из воды. Жизнь спас, вроде как…
Спас…
Ну, конечно.
Сам скинул, и сам спас.
Дальше я уже почти не слушаю Паху. Поворачиваю голову и понимаю, что потерял её. Осины нигде не было. Ни её, ни подружек. Просто растворились в воздухе. Задержав дыхание, я оглядываюсь по сторонам. Только этого не хватало.
Где она?!
Встретиться с ней лицом к лицу — это последнее, чего бы я сейчас хотел. Посмотреть ей в глаза — увольте. Трус.
Откровенно говоря, я понятия не имею, как вести себя при встрече. Что, блять, говорить?! Потому что вести себя как раньше, я вряд ли смогу. Она не помнит… но что-то мне подсказывало, что это может быть ложью.
Неловкость.
Пожалуй, это новое для меня слово. Новое чувство, поселившееся в груди и не дающее мне покоя. Это ни с чем не сравнимо. И чувство это отвратительное. Хотел бы никогда с ним не знакомиться. Но, кажется, это неизбежно. Рано или поздно с ним сталкиваются все. Сейчас настал мой черёд.
У Пашки звонит телефон. Он поднимается из-за стола и оставляет меня одного. А я рад. Немного. Слегка расслабляюсь, наслаждаясь тем, что никто не "стоит у меня над душой".
Смочив минералкой пересохшее горло, я откидываюсь на спинку пластикового стула, и опускаю на глаза козырёк бейсболки. Усилием воли вытесняю из головы эту девчонку. На смену ей приходят мысли о том, что впереди ещё один учебный год. Пятый курс. Дипломная работа.