Дурманящий запах мяты Егер Ольга
Шрифт:
– Как они прошли сквозь Грань?
– прошептал Тай, вспомнив наш личный, печальный опыт.
– Значит дыра в стене стала больше, - ответил ему Шелест, напряжённо всматриваясь в кусты черёмухи.
– Настолько, что сквозь неё прошли десять или двадцать первенцев.
Я задохнулась от страха. В голове, назойливо вертелась беспокойная мысль: “Нам всем конец! Здесь и сейчас! Никого не останется в живых!”. Наверное, я сильно задрожала, потому что Тай слез с коня, стащил меня на землю и отвёл в сторонку, крепко сжав мою ладонь.
– Ори, - заговорил он, заглядывая мне в глаза, словно хотел запомнить или
– Постарайся, чтобы тебя не ранили! Ради меня. Останься живой. Попроси его защитить тебя. И ещё одно…
Тай же снял с себя перстень на цепочке, который носил под рубахой и навесил его на меня.
– Пусть будет с тобой!
– Не смей со мной прощаться, раньше времени!
– выругалась я, а когда получила поцелуй в лоб, едва не придушила его.
Я посмотрела на Шелеста, но даже этот неисправимый оптимист не смог выдавить из себя достойную ухмылку - попытался, но вышло очень страшно. Мне оставалось только скрежетать зубами, встав рядом с Фаей и Крохой. По кивку вампира, оборотень занял готовую к атаке стойку немного впереди меня. Отважная тройка - Шел, Ольгерд и Тай - выдвинулись в первый ряд, не жалея себя. А там, откуда и ожидалась опасность, ломая кусты появились они - десятки вампиров. Хуже того - раненых и озверевших вампиров. Насколько мне было известно, теряя собственную кровь, представители расы первенцев начинали сходить с ума, и рубили всех и всё вокруг без разбору. Видимо, им досталось, когда они пробирались сквозь Грань.
“Достань скилт!” - прорезался рычащий голос Руи.
– Чего?
– не поняла я. На мой разговор с самой собой никто не обращал внимания - сейчас все были слишком заняты.
“Ту железяку, которую мы прихватили с тобой из подземелья!
– пояснил призрак.
– Вставь в отверстие кристалл и крепко держи рукоять!.. Сейчас мы будем крошить непослушных поганцев, восставших против батька!”
– Я же не умею с ним обращаться!
– возмутилась я, исполняя приказ вампира, а Фая недоверчиво на меня посмотрела, справедливо полагая, что мой и без того повреждённый мозг больше не вылечить - сумасшествие наступило!
“Ты не умеешь, зато я - прекрасно владею!” - рявкнул Руи и мои пальцы сами сжались на рукоять креп-крепко. Даже косточки побелели. Под мизинцем что-то хрустнуло и железяка вытянулась, резко превращаясь в длинный такой штык, с наконечниками по краям.
Шелест искоса глянул на сие творение вампирское в моих руках и рыкнул. Я только пожала плечами, мол, сама не понимаю, как он тут оказался, откуда вообще взялся и какая скотина сунула мне его! Но бросить палку не смогла.
– Они смертны, как и вы!
– выкрикнул друг.
– Цельтесь в голову!
Первый упырь рванул к нам, напоровшись на мощный и чёткий, рассчитанный до мелочей удар Шелеста. Вампир с игривой лёгкостью отсёк башку своему соплеменнику, и тело несчастного упало на траву, украшая зелень багровыми пятнами. Поднялся дикий гвалт: выл и рычал оборотень, отдавал какие-то команды Ольгерд, амазонки разом затянули боевой клич (кажется, и я тоже кричала), матерился Кроха, обещая повыдёргивать кровопийцам всё, что только можно и нельзя, и запихать куда только попадётся, Славик с другой стороны успевал проговаривать “Ух”, “Эх”, “Их”, “На х…”
Брызгала кровь, летели отрубленные конечности. И во всём этом адском хаосе плясала я, поражая подступающих ко мне вампиров оружием их правителя - скилтом, пульсирующим в моих руках, как живая субстанция. От его прикосновения они рассыпались прахом, а я двигалась дальше, ведомая мстителем Руи.
В какой-то момент я совсем обезумела, забылась. Перед глазами стояла багровая пелена, во рту чувствовался сводящий с ума привкус солёной крови. Она наполняла мой рот. Вдруг стало противно от самой себя! От того, что я стала такой… То есть не собой. Это ведь не я!
“Не время!” - рычал Руи в моих мыслях, но не заглушил стонов раненых и умирающих.
Моё замешательство посреди поля брани сыграло в пользу врага, и двое вампиров, навалившись разом, сбили меня с ног, роняя лицом в грязь. Я потеряла сознание. А когда пришла в себя, усаживаясь среди трупов на земле, увидела истинное отвратительное лицо Войны и Смерти.
Рядом упала Марта, которой какой-то светлоглазый вампир просто свернул шею, как деревянной игрушке. И она теперь лежит такая грустная, пустая, сломанная и смотрит на меня застывшим взглядом мертвеца. Мирра бросается на обидчика, рвёт его на куски, отсекая руки, потом отрубая ноги, и успокаивается только срезав ему голову, как бутон цветка. Но и её достаёт упырь. Другой. Он вгрызается в горло сестры и пьёт, пьёт… Она кричит, проклинает его и зовёт пресветлую Мать. А я слышу, как хрустят её кости под натиском зубов и рук врага.
Что-то жутко горячее течёт по моим щекам, и я не сразу понимаю, что это слёзы. Возле меня присаживается на колени Ринара, успокаивающе поглаживает меня по спине… Я хочу сказать ей, как мне больно от всего этого, как глупа эта битва, лишающая друзей…
Знаете почему женщины остаются дома и не идут на войну? Потому что они - матери всего живого. Они чувствуют боль и ответственность. Когда мужчина лишает кого-то жизнь, он испытывает ненависть, ярость, силу, уверенность в себе, а женщина - чувствует каждой своей клеточкой боль того, кому её причиняет. Она ощущает её наравне. Её душа может уйти вслед за тем, кто умер от рук женщины. Мы - матери мира, и мы не способны лишить жизни собственное дитя…
Я поворачиваюсь, ищу взглядом Тая. Нахожу. Он сражается, что есть сил, против вампира, ловко орудующего своим мечом. Пятится назад. Получает лезвием между рёбер, наносит ответный удар, раня противника в шею. Но тут же ловит меч грудью и захлёбывается кровью, зажимая дыру в теле ладонями. Роняет меч. Смотрит на меня, а я не могу пошевелиться. Что-то не позволяет. От этого вдвойне горше. Огромным усилием воли, заставляю ноги повиноваться, встаю. Иду вперёд, и благодаря Руи, протыкаю одного вампира, второго… Но не могу добраться до Тая. Уже слишком поздно. Его глаза закатились. Он исчезает из поля зрения, падая куда-то назад…
“Ненавижу! Ненавижу!
– пульсом отдаётся одна мысль на двоих, и зубы стискиваются до боли.
– Не хочу терять!”
В груди поднимается такой шквал негодования, что никаких звуков кроме собственного болезного стука сердца не слышно. Хочется крушить, уничтожить виновных. Знаете, в чём ещё проблема женщин? Лишившись кого-то важного мы отказываемся от всего остального, и уходим, проклиная.
Кристалл светится всё сильнее, набирая мощи. И хорошо! Я знаю, что будет, когда он засияет, как солнце!