Дурная кровь
Шрифт:
– И снова все верно, – сказал Страйк.
Пока Страйк пил чай, Грегори рассеянно грыз ноготь. Примерно через минуту детектив решил, что можно вновь надавить.
– Теперь насчет истинной книги… – По виду Грегори стало ясно, что Страйк попал точно в цель. – Я пытаюсь выяснить, вел ли ваш отец какие-либо записи, помимо официальных протоколов… и если так, – добавил Страйк, не дождавшись ответа, – сохранились ли они по сей день.
Грегори вновь остановил свой блуждающий взгляд на Страйке.
– Что ж, хорошо, – сказал он. – Отец считал, что ищет некую сверхъестественную силу. Мы узнали об этом ближе к концу, когда он уже сам понимал, насколько
– Наверное, для всей семьи это стало потрясением, – сказал Страйк.
– Да, конечно. Пока папа находился в лечебнице, мама сделала ремонт в той комнате, вынесла его карты Таро и всю оккультную литературу, закрасила пентаграммы и магический круг. Она переживала больше всех, так как до папиного нервного срыва они были образцовыми прихожанами.
– Понятно, что он был очень болен, – сказал Страйк, – и не по своей вине, но все равно оставался сыщиком и сохранял интуицию. Это видно из официальных документов. Если где-то существует еще один комплект записей, особенно таких, которые отличаются от официального досье, то это важный документ.
Грегори в напряжении грыз ноготь. В конце концов он, казалось, принял решение.
– После нашего телефонного разговора я все время думал, что надо бы отдать вам вот это.
Он подошел к набитому книжному шкафу в углу и достал сверху большую старомодную, обмотанную шнуром общую тетрадь или книгу для записей в синей кожаной обложке.
– Это единственная вещь, которая не была выброшена, – опустив глаза на синий переплет, сказал Грегори, – потому что отец в нее вцепился и не выпускал из рук, когда приехала «скорая». Твердил, что обязан зафиксировать, как выглядел… э-э… дух, та сущность, которую он вызвал к жизни… и тетрадь уехала с ним в лечебницу. Там ему разрешили нарисовать демона, и это помогло врачам разобраться, что происходило у него в голове, поскольку на первых порах он отказывался с ними разговаривать. Об этом я узнал много позже: нас с братом ограждали от известий о его состоянии. После выздоровления отец сохранил эту тетрадь со всеми записями – говорил, они, как ничто другое, напоминают ему, когда надо принимать лекарство. Но я хотел встретиться с вами лично, а уж потом принять окончательное решение.
Борясь с желанием протянуть на прощанье руку, Страйк пытался, насколько позволяли ему вечно насупленные черты, хранить сочувственное выражение лица. Робин куда лучше умела выражать теплоту и сопереживание – он убеждался в этом не раз, видя, как она работает с упрямыми свидетелями.
– Поймите, – сказал Грегори, прижимая к себе кожаный переплет и явно вознамерившись донести свои слова до сознания гостя, – у отца было полное психическое истощение.
– Конечно, я понимаю, – сказал Страйк. – Кому еще вы показывали эти записи?
– Никому, – ответил Грегори. – Последние десять лет тетрадь пролежала у
Страйк издал двусмысленный звук, призванный подтвердить, что решение Тэлботов сделать ремонт в мансарде подсказано покойным отцом Грегори, а не потребностями еще двух приемных детей.
– Держите! – резко сказал Грегори, протягивая тетрадь Страйку.
Тому показалось, что хозяин дома испытал облегчение, избавившись от старой тетради.
– Ценю ваше доверие. Если в связи с этими данными мне понадобится ваша помощь, вы позволите еще раз вас побеспокоить?
– Да, разумеется, – ответил Грегори. – Мой электронный адрес у вас есть… Дополнительно запишу вам номер мобильного.
Не прошло и пяти минут, как Страйк, уже готовый ехать в агентство, стоял в прихожей и прощался за руку с миссис Тэлбот.
– Чудесно, что мы с вами познакомились, – сказала она. – Я рада, что эти записи перешли к вам. Кто знает, когда они смогут понадобиться?
И Страйк с тетрадью в руке подтвердил, что никто этого не знает.
18
Робин, которая в последнее время отдавала почти все выходные делам агентства, по настоянию Страйка взяла отгулы на вторник и среду. Старший партнер безоговорочно отклонил ее предложение приехать в офис, ознакомиться с записками Грегори Тэлбота и разобрать последнюю коробку – до этого пока не доходили руки – с папками полицейского досье. Страйк понимал, что в этом году Робин не успеет израсходовать все свои сверхурочные, но решил предоставить ей максимально возможное количество выходных.
Но если Страйк думал, что выходные доставляют ей большое удовольствие, он сильно заблуждался. Во вторник она занималась бытовыми делами – стиркой, закупкой продуктов, а в среду отправилась на дважды отложенную встречу со своим адвокатом.
Когда она сообщила родителям, что разводится с Мэтью, не прожив с ним и полутора лет, мать с отцом порекомендовали ей специалиста по бракоразводным делам из Хэрроугейта, давнего друга их семьи.
– Я живу в Лондоне. Зачем мне обращаться в йоркширскую адвокатскую фирму?
Робин выбрала адвокатессу лет под пятьдесят по имени Джудит. Та сразу расположила ее к себе мрачноватым чувством юмора, ежиком седых волос и толстыми очками в черной оправе. Но за год, истекший с момента знакомства, у Робин поубавилось теплоты. Трудно было сохранять добрые чувства к человеку, который только и делает, что передает бескопромиссные, агрессивные заявления от адвоката противоположной стороны. Тянулся месяц за месяцем, и Робин стала замечать, что Джудит порой забывает или искажает существенные для бракоразводного процесса сведения. Сама Робин всегда старалась показать каждому из своих клиентов, что его заботы стоят для нее на первом месте, а потому невольно задавалась вопросом: будь у нее потолще кошелек, не пересмотрела бы Джудит свое отношение к делу?