Дурная кровь
Шрифт:
– Ах эти, – отозвалась Дженис, расслабляя насупленные брови. – За Марго они не числились…
– Потом он еще приставал к прохожим на улице: рассказывал, что прикончил Марго! – Айрин разволновалась. – Да-да! Так оно и было! Как-то подловил Дороти! Та идти в полицию, конечно, не собиралась, только отмахивалась: мол, все это «бред сивой кобылы», «он просто чокнутый», но я ей говорю: «А если это и впрямь его рук дело, а ты, Дороти, преступника покрываешь?» Теперь-то понятно, что Эпплторп был не в себе. Девицу взаперти держал…
– Никого он взаперти не держал, Айрин, – перебила
– И все равно она была со странностями, – упрямилась Айрин. – Я же от тебя это знаю. Изъять нужно было их ребенка, вот что я думаю. В квартире, ты сама говорила, гадюшник развели…
– Нельзя забрать детей из семьи только потому, что в доме стерильности нет, – твердо ответила Дженис и снова повернулась к Страйку и Робин. – Да, к Эпплторпам я заходила, всего один-единственный раз, но мне кажется, с Марго никто из них не знался. Понимаете, тогда по-другому дело было поставлено: у каждого врача был свой участок, и Эпплторпы числились за Бреннером. По его указке я и пошла к ним – ребенка осмотреть.
– Вы помните их адрес? Или хотя бы улицу?
– Господи… – Дженис наморщила брови. – Кажется, где-то на Кларкенуэлл-роуд. Вроде бы. Понимаете, я только один раз там была. Ребятенок у них захворал, вот доктор Бреннер, значит, и отправил меня с проверкой, потому как сам он под любым предлогом отлынивал от вызовов на дом. Собственно, ребенок уже шел на поправку, но одно я сразу заметила: папаша был…
– Чокнутый… – встряла опять Айрин, энергично кивая.
– …на нервах, дерганый какой-то, – договорила Дженис. – На столе в кухне, где я руки мыла, открыто валялась упаковка бензедрина. Я предупредила родителей: мол, коль скоро ребенок уже ходит, следует хранить препарат в недоступном месте…
– А ребенок и в самом деле был презабавный, – вставила Айрин.
– Вернулась я с вызова и докладываю: «Доктор Бреннер, там папаша злоупотребляет бензедрином». О том, что бензедрин вызывает самую настоящую зависимость, мы знали уже тогда, в семьдесят четвертом. Бреннер, конечно, решил, что я вконец обнаглела, раз позволяю себе вмешиваться. Но мне все равно было неспокойно, поэтому без ведома Бреннера я обратилась в органы опеки, и они откликнулись. Эта семейка уже на учете состояла.
– Но мамаша… – вклинилась Айрин.
– У каждого свое счастье, Айрин, и ты никому в этих делах не указ! – отрезала Дженис. – Ребенка она любила, хотя отец… и впрямь не от мира сего был, горемыка, – неохотно уступила Дженис. – Мнил себя кем-то… не знаю даже, как назвать… гуру или колдуном. Думал, что может сглазить кого угодно. Сам мне признался во время моего посещения. С какой только дикостью не приходится сталкиваться медсестрам. Я на автомате отвечала: «Надо же, как интересно». Таких бесполезно разубеждать. Но Эпплторп считал, что умеет наводить порчу – в ту пору так говорили. Без конца сетовал, что на ребенка озлобился, вот тот и подцепил краснуху. Рассказывал, что может на кого угодно навлечь беду. Да только сам и помер, горемыка. Через год, как Марго пропала.
– Неужели? –
– Представь себе. После твоего отъезда дело было – ты как раз за Эдди вышла. А этого, помнится, на рассвете дворники нашли… лежал скорчившись, бездыханный уже, под мостом Уолтер-стрит. Сердечный приступ. Прихватило, а рядом никого. Причем не сказать чтобы старик был. После того случая доктор Бреннер слегка задергался.
– С чего бы? – поинтересовался Страйк.
– Да ведь это с его назначений человек на «бенни» подсел.
Робин недоумевала, отчего на лице Страйка проскользнула улыбка.
– Если б только Эпплторп, – продолжала Дженис, которую, казалось, не обескуражила реакция Страйка, – а была ведь еще…
– Ой, кто только не божился, что слышал нечто или подозревал и все такое, – зачастила Айрин, вытаращив глаза, – а мы, между прочим… ну вы понимаете… непосредственно соприкоснулись, вот ужас-то… ох, простите… – Она схватилась за живот. – Мне срочно… это… пардон.
Айрин поспешно удалилась из комнаты. Дженис проводила ее взглядом, однако ее неизменно улыбчивое лицо не позволяло определить, встревожил ее этот казус или скорее позабавил.
– Сейчас отпустит, – негромко заверила она Страйка и Робин. – Сколько раз ей говорила: не зря же, наверно, врач тебе запрещает острое, так нет: вчера вечером потянуло ее на карри… одинокая она совсем. Вот и звонит мне, чтоб я приехала. А вчера я тут заночевала. Эдди-то уж год как скончался. Под девяносто старичку было, царствие ему небесное. В Айрин и дочурках души не чаял. Она по сей день не оправилась.
– Вы начали говорить, что кто-то еще заявлял, будто знает, что случилось с Марго? – аккуратно напомнил ей Страйк.
– Что-что? Ах да… Чарли Рэмидж. Сауны, джакузи продавал – такой у него бизнес был, причем денежный. Казалось бы, при деле человек, но нет, ему лишь бы байки сочинять… не перестаю удивляться.
– И что он рассказывал? – поинтересовалась Робин.
– Понимаете, у Чарли было хобби – мотоциклы. Целую коллекцию собрал, разъезжал по стране. А однажды в аварию попал и валялся дома с загипсованными ногами, поэтому я два-три раза в неделю его на дому посещала… После исчезновения Марго прошло, значит, добрых два года. А Чарли-то любил языком трепать и вдруг как гром среди ясного неба клянется, что столкнулся с Марго в Лемингтон-Спа где-то через неделю после ее исчезновения. Но вы же понимаете, – Дженис покачала головой, – всерьез такие вещи принимать нельзя. Человек-то он неплохой, но язык, право слово, без костей.
– Что конкретно он вам сообщил? – спросила Робин.
– Что отправился, значит, погонять на байке в северную сторону и сделал остановку возле большой церкви в Лемингтон-Спа; пока он, прислонившись к стене, запивал чаем свой бутерброд, по кладбищу за оградой бродила женщина. Не в трауре была, ничего такого, – просто гуляла. Волосы черные. Ну, он ее и окликнул: «Красиво тут, правда?», и когда она к нему обернулась… он мне голову давал на отсечение, что это была Марго Бамборо, только перекрашенная в брюнетку. Он такой: лицо мне ваше, дескать, знакомо, а она помрачнела – и увеялась.