Дурная слава
Шрифт:
— Алло?
— Макс! Это я. Извини, что так рано…
— Алик? В чем дело? — Интонация сразу изменилась. Теперь в голосе мужчины слышалось явное недовольство.
— У нас неприятности.
— Какие еще неприятности?
Мужчина довольно долго выслушивал ответ, затем взорвался:
— Какого черта? Какого черта ты имеешь дело с гопниками?.. Не знал? Мне, честно говоря, плевать, знал ты или нет!.. Что-о?! Я должен пригасить? Ну уж нет, мой милый. На меня не- рассчитывай! С какой стати?!.. Ладно, я через пару часов перезвоню.
Он бросил трубку.
— Что там еще? — спросила женщина. Она окончательно проснулась и, сидя в постели, расчесывала щеткой темные волосы. Мужчина молча щелкнул «лентяйкой» телевизора, перескакивая
— Ну вот, пожалуйста!
В выпуске утренних новостей одного из столичных каналов сообщалось, что рождественской ночью и Санкт-Петербурге при задержании опасных преступников ранен заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД. Сообщалась также история вопроса и некоторые подробности задержания. С указанием места встречи криминалитета и органов правопорядка.
— Все! Клинику нужно скидывать, и немедленно! — прокомментировал услышанное мужчина и потянулся к телефону.
В семь утра была разбужена и Ковригина. Звонили с ресепшн, сообщалось, что Наталия Сергеевна должна выйти на работу, подменить Нину Павловну, которая выйдет после обеда. «Хорошо», — прохрипела в трубку Наташа. У нее отчаянно болело горло. Видимо, ее все-таки настигло острое респираторное заболевание. Была у организма такая особенность: заболевать ОРЗ не после переохлаждения, например, как все нормальные люди, а после неприятностей, как реакция на стресс. А то, что пришлось ей пережить накануне, отбиваясь от несправедливых обвинений, было для Наташи серьезнейшим стрессом. За всю ее трудовую деятельность никто и никогда не возводил на нее напраслину, никто не сомневался в ее порядочности. А Баркова, во всеуслышание заявив, что Ковригина вырвала и уничтожила запись из журнала «учета результатов анализов», обвинила ее именно в непорядочности. Об этом выкрике Барковой на конференции Наташа вспомнила уже позже, дома, когда снова и снова прокручивала в памяти события ужасного дня. Ей категорически не хотелось идти на работу. Просто, что называется, ноги не шли. Но деваться некуда, надо собираться.
В девять утра она была на месте. Возле компьютера лежала целая груда бумаг: результаты исследований, которые проводились на стороне. Результаты эти нужно было вбить в истории болезни и распечатать уже с логотипом «Престиж». Якобы исследования проведены в клинике. Ковригина включила компьютер, ввела свой пароль, ожидая загрузки, задумалась, глядя на груду бумажек.
Дурят народ без зазрения совести! Граждане считают, что они платят бешеные деньги за анализы, которые делаются в клинике на каком-нибудь супер-пупер-оборудовании, такими же тест-системами. На самом деле пробирки с их кровью или баночки с другим добром развозятся по лабораториям муниципальных больниц, где эти исследования и проводятся. Причем за копейки. Вот на эту разницу, на эти три процента и живем, как говорится в известном анекдоте. Ладно, ты сама в этой системе оказалась. Так что сиди и не чирикай, пристыдила она себя моралью из другого известного анекдота. Одно утешение, что в муниципальных лабораториях работают прекрасные специалисты, им можно доверять на все сто…
Ладно, начнем работу, помолясь… Ковригина придвинула к себе первый листок. Это были результаты исследования на функцию щитовидной железы гражданина Иванова. Причем без инициалов. Замечательно! Очень редкая фамилия. Предстоит большая поисковая работа. Ивановых в клинике как минимум пятеро. Придется искать, кому было назначено исследование на гормоны. Она набрала фамилию, на мониторе выскочило восемь Ивановых. Первым был Иванов Ачик. Дивное сочетание! Наташа выделила курсором Ачика, нажала «enter» и обомлела…
Помнится, она уже забиралась в его историю болезни, когда искала какого-то другого Иванова, тоже без инициалов. И удивилась тогда, что неведомый Ачик поступил первого января ранним утром, то есть, видимо, по «скорой», но ни жалоб больного, ни результатов осмотра, ни назначений, ни плана лечения — ничего, что составляет любую историю болезни, в его электронной карте не было! Только фамилия и имя больного да еще фамилия лечащего врача.
Лечащим доктором Ачика Иванова была Елена Вячеславовна Никитенко, заведующая отделением геронтологии, то есть специалист по болезням людей преклонного возраста. Ачик Иванов был мужчиной тридцати двух лет. Ладно, это все ерунда, может, богатых стариков не хватает. Но то, что в карте Ачика Иванова не было никаких записей, Наташа помнила четко, так как ее это очень удивило. Теперь же история болезни Ачика едва умещалась на трех страницах. Были и жалобы, и данные осмотра, и назначения. И все это под датой «1 января 2005 года». Неслабо! Дальше шли результаты лабораторного обследования: клиническая кровь, урогенетальные мазки… Это от второго января! И клиническая кровь и мазки делаются здесь, в лаборатории клиники. Второго января дежурила она, Наташа. Но она не делала этих анализов!
Ковригину бросило в жар, лицо запылало. Что же это такое? Очередная подстава?
Судорожно распечатав лист анализов А. Иванова, Ковригина отправилась на шестой этаж, где размещалась администрация. Срочно показать это генеральному! Именно ему, а не Стрельцову. Медицинский директор явно не на ее стороне в этой непонятной войне…
Наташа влетела в приемную. Темноволосая девушка-секретарь подняла на нее строгий взгляд.
— Я могу увидеть генерального директора? — срывающимся голосом спросила Ковригина.
— Его нет.
— Нет? А когда он будет?
— Точно не знаю. Он только что улетел в Москву. А что случилось? Александр Арнольдович на месте. Доложить о вас?
— Нет, спасибо.
Наташа вышла. Вместо того чтобы вернуться на рабочее место, она вышла во двор, чтобы покурить и успокоиться. В отгороженном шкафом закутке шушукались две медсестры. Наташе не хотелось ни с кем общаться. Она остановилась, жадно затянулась, пытаясь решить, что делать дальше, невольно слыша обрывки фраз, доносившиеся из-за шкафа. Разговор шел про какую-то ночную облаву, про каких-то «бандосов», которых взяли, а они открыли огонь… И ранили важного дядьку из Москвы, ему башку зашивали, а Ритка накладывала повязку. И что теперь будет с клиникой? А ничего не будет, отмажутся. Здесь такие деньжищи крутятся, любого купят. А откуда у них деньжищи-то? Тебе-то что? Зарплату платят? И молчи в тряпочку.
Наташа погасила сигарету. Сколько у нас на часах? Десять тридцать. Ладно, Баркова выйдет часам к двум, и нужно будет с ней поговорить. Что, в конце концов, происходит?
Она решительно направилась к стеклянным дверям. В лаборатории, гневно сверкая глазами, ее встретила Баркова. Не спится юному ковбою, отметила про себя Наталия и произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно:
— Здравствуйте, Нина Павловна.
— Наконец-то! — вместо приветствия с места в карьер завопила заведующая. — Вас, как всегда, нет на месте!
— Меня не было в лаборатории ровно тринадцать минут, — посмотрела на часы Наташа.
— Пришли две срочных крови! А вас не было «всего тринадцать минут»?! За это время вы должны были выдать результаты! Все, хватит! Я долго терпела!
Баркова вылетела, хлопнув дверью. Наташа взяла пробирки. Липидный профиль, общий белок… Что уж такого безумно срочного? Она направилась к центрифуге, ткнула пробирки в гнезда. Три минуты центрифуга будет отделять сыворотку от сгустка. Ковригина вернулась к компьютеру, шевельнула мышью. История болезни Ачика Иванова вновь предстала ее взору. Нужно было закрыть ее, прежде чем уходить! Баркова, ясное дело, поняла, что ее уличили. И помчалась к Стрельцову с жалобой на Ковригину: оставила рабочее место и так далее. Молодец, Нина Павловна, действует на опережение! Прав был Стоянов, говоря: пишите докладные записки! Только кому писать? Стрельцову? Бессмысленно. Генеральный в отъезде… Стоянов выходной. Наташей вдруг овладела апатия. Будь что будет, ей все это осточертело!